Последний романтик

Идея о том, чтобы проскользнуть сегодня вечером по туннелю в скалах и попытаться исправить то, что натворил ее отец, была не блестящей, но единственной, до которой ей удалось додуматься за такое короткое время.

Она хотела покончить с этим до приезда Кинана Оукса. И надо было все уладить таким образом, чтобы Уиллоу никогда бы ни о чем не догадалась. Рейчел слишком хорошо знала свою сестру, чтобы понимать, что этические принципы Уиллоу не позволят ей просто проигнорировать тот факт, что они невольно унаследовали целое состояние в украденных драгоценностях. Она бы разобрала по камушкам Саб-Роуз, стараясь раскрыть все секреты Таддеуса Лейкмана. И тем самым погубила бы свою политическую карьеру.

Рейчел посветила фонарем в глубину туннеля. Она находилась почти рядом с потайной дверью, открывавшейся в холл на втором этаже. Ее глаза заволокло слезами, когда она вспомнила ужасные картины ее последних часов в Саб-Роуз три года назад.

Спальня.

Кровь.

Она отказывалась верить в то, что видела перед собой.

Сначала она увидела мать, лежавшую полностью одетой в изголовье кровати; кровь струилась по ее телу и текла по смятому одеялу, образуя темную лужу, настолько густую, что орнамент на ковре стал совершенно неузнаваем.

А затем увидела Тэда, упавшего на пол возле кровати, лицом вниз, босого, но тоже в одежде. Он лежал неподвижно, вытянув левую руку, словно хотел дотронуться до Марианны. Он выглядел совершенно нормально, если бы не темная лужа под ним.

Рейчел первым делом бросилась к матери и закрыла руками зияющую рану в ее груди. Она даже попыталась собрать кровь и влить обратно в безжизненное тело. Дом наполнился ее криками.

Только тогда она заметила в дальнем углу комнаты отца, который сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Его глаза были широко открыты. Кровь тонкой струйкой стекала из его рта и из уголка глаза. А еще выше, над правым ухом, было крошечное отверстие с запекшимися краями.

Пока она смотрела на него, не в силах отвести глаз, его грудь слегка приподнялась от вдоха, и Рейчел с ужасом поняла, что он еще жив. На какой-то момент панический страх приковал ее к месту, но потом она как во сне подошла к телефону, сняла трубку окровавленными руками и набрала 911. Она сказала женщине на другом конце провода, что в Саб-Роуз произошла стрельба и нужна машина «скорой помощи». После чего повесила трубку.

Она медленно приблизилась к отцу, боясь погасить слабую искорку жизни, которая еще теплилась в его теле. Она осторожно вынула пистолет из его руки и отбросила в сторону. Затем взглянула на него и увидела, что его глаза сфокусированы на ее лице.

Он был не просто жив. Он был в сознании. И все понимал.

Свернувшись на полу туннеля, обхватив руками больную ногу, Рейчел пыталась припомнить, что она сказала тогда отцу. Она называла его папочкой и почти как литанию повторяла слово «зачем?». И пока она покачивала его как ребенка, сквозь открытую панель в стене рядом с ними стонал ветер, наполняя комнату теплым, солоноватым воздухом, который смешивался с металлическим запахом крови. Скорее по привычке, чем сознательно, Рейчел ногой задвинула панель, не давая этому запаху вырваться наружу и желая сохранить в тайне то, что произошло.

Все последующие годы она помнила единственные слова, которые тогда сумел произнести ее отец тихим, прерывистым шепотом.

«Рей… Рейч… не езди Вегас… найдешь танцовщицу… норвежская ночь… и… искать ее… убийца… Марианны… искать…»

Это были последние слова Фрэнка Фостера. Последние три года Рейчел думала, что он просил ее не ездить в Лас-Вегас — что не имело для нее никакого смысла — и что-то насчет танцовщицы, возможно, танцовщицы в Вегасе.

Но из письма, которое он оставил ей в металлическом сейфе, она узнала, что в виду имелся мужчина по имени Рауль Вегас, скупщик краденых предметов искусства, с которым отец просил ее встретиться, если она захочет благоразумно отделаться от своего наследства.

Но теперь она поняла, что после того как отец написал письмо, он передумал и просил ее не ездить к Раулю Вегасу. Она все еще не знала, что означает «норвежская ночь» или «танцовщица» и кого она должна отыскать.

Пуля, застрявшая в его голове, так и осталась там, потому что врачи не смогли ее удалить, и вскоре кома Фрэнка Фостера стала более глубокой и продолжалась до самой смерти, пока наконец через две недели после трагедии она и Уиллоу не приняли трудное решение прекратить поддержание его жизни.

Прах их родителей принял океан, развеяв бесконечными волнами, бьющимися о скалистый берег, который они так любили.

Рейчел подняла голову и обеими руками потерла лоб. Что нашло на Тэда и Марианну, что они стали любовниками? И почему Фрэнк Фостер поступил так ужасно? Рейчел нашла ответ на эти вопросы в тот день, когда сидела в больнице и наблюдала, как в теле ее отца угасает последняя искра жизни.

И этим ответом была страсть.

Страсть способна поднять человека на невероятные высоты духа, но она также способна его разрушить.

Ее родителей страсть в конечном итоге привела к трагедии.

А для Рейчел страсть перестала существовать три года назад.

Она была уверена, что история не повторяется. Теперь каждая мысль, каждое решение, каждое действие в ее жизни было подчинено рассудку. Она придерживалась правил, принятых в обществе, разумно одевалась и не имела серьезных романов. Она приходила на помощь ко всем соседям, которые нуждались в ней, но никогда больше не посещала городские собрания и не высказывала, как делала раньше, своего мнения на слушаниях правления ее организации.

И она больше не проектировала дома. А только строила почтовые ящики.

После того как Уиллоу сбила старый почтовый ящик старика Смита и заменила его, она увидела, в каком плачевном состоянии находится большинство почтовых ящиков, мимо которых все проезжали, не обращая на них внимания. Тогда сестры сговорились анонимно поменять самые плохие ящики в городе. Независимо оттого, был ли их владелец бедным или богатым, Уиллоу и Рейчел, дав волю своему воображению, построили и установили им красивые замены.

Результаты превзошли все ожидания. Получатели почтовых ящиков были приятно удивлены тем, что оказались владельцами художественных изделий, а весь город пытался разгадать чудесную тайну их появления.

Почтовые ящики сделались темой утренних разговоров за чашкой кофе, когда люди гадали, кто это сделал и почему и когда и где появится следующий. И эти обсуждения должны были достигнуть апогея в то утро, когда в центре города появится восьмифутовый Буревестник.

Для Рейчел эта игра казалась более или менее безопасным клапаном для выпускания ее потенциально разрушительных страстей. У Уиллоу была всепоглощающая страсть к работе, в которую она вкладывала свою душу, а у Рейчел — почтовые ящики. Это было стоящим и вполне безопасным делом.

На самом деле намного более безопасным, чем та идиотская миссия, которую она сейчас выполняла.

Рейчел направила свет фонаря на свое колено. Она достала из кармана маленький листок бумаги, который взяла из сейфа, и развернула его.

Она смотрела на черные отчетливые цифры, выведенные ровным, аккуратным отцовским почерком, в котором чувствовалось желание преодолеть волнение. Конечно, компания, последние три года надзиравшая за Саб-Роуз, меняла коды, возможно, даже несколько раз. Но эти цифры аннулируют их новейший порядок.

Рейчел вздохнула и встала с помощью трости. Пора пойти и покончить с этим. Она запихнула письмо обратно в карман, затем нагнулась и подняла рюкзак.

Ей следовало бы оставить бронзовую статуэтку для следующего похода сюда. Чертова штуковина весила пятнадцать фунтов. Сколько еще ездок ей придется сделать, она не знала. Но в письме упоминалось очень много вещей, которых нигде не было видно, а она все еще не нашла вход в потайную комнату в доме.

Ей не нужно было доставать чертежи, чтобы понять, что та существует, как только она начала обследовать верхние комнаты. Ее отец убрал во всех из них по нескольку футов — во всех, кроме ее собственной спальни. Эту комнату он благоразумно не тронул. Она бы сразу заметила недостающее пространство.