Муж, любовник, незнакомец

Позвонив утром, Уоллис снова обмолвилась насчет «испытаний», через которые пришлось пройти ее сыну, пообещав рассказать все подробнее, когда у них с Софи будет возможность поговорить наедине. Не в силах ждать, Софи позвонила Маффин и была потрясена, узнав, что Джей вовсе не исчезал в Гималаях, как сообщили семье, его взяли в плен на границе Непала с Китаем по сфабрикованному обвинению в торговле наркотиками и заключили в тюрьму.

Маффин «случайно подслушала» телефонный разговор между Уоллис и одним из осматривавших Джея психиатров, специализирующимся на лечении посттравматических расстройств. Он предупредил Уоллис, что Джею понадобится длительное лечение и, хотя выглядит он абсолютно нормальным, временами у него будут периоды отчуждения и замкнутости. Врач предположил, что, если период адаптации пройдет успешно, Джею придется заново восстанавливать всю свою жизнь — контакты с обществом, карьерные устремления, отношения с семьей и домом, особенно ему необходимы любовь и поддержка жены.

По словам Маффин, Уоллис заверила его, что на Софи можно полностью положиться и что она вернется в Большой дом, чтобы быть с Джеем. Софи и вообразить не могла такого поворота событий: в первую очередь это касалось не Джея, а ее независимости, за которую ей пришлось так упорно бороться.

Когда Джей пропал, семья уговаривала ее поселиться вместе с ними в родовом поместье, но Софи настояла, чтобы остаться на своем прежнем месте и при этом платить ренту, хотя крохотный, словно спичечный коробок, вагончик, в котором она жила, и находился на землях Бэбкоков. То была первая из многочисленных попыток сохранить себя как личность.

Стараясь избежать встречи с Маффин или с кем бы то ни было другим, кто мог бы заговорить с ней, Софи нашла тихое местечко подле великолепного черного «Стейнвея» — своего любимого экспоната в богатой коллекции бэбкокского антиквариата. Оказавшись точнехонько напротив Джея, она могла получше разглядеть его, хотя видела только профиль.

Джей разговаривал с троюродной кузиной по отцовской линии — пожилой дамой, заседавшей, как припомнила Софи, в правлении компании.

Уоллис не преувеличивала. «Великолепно выглядит» — это еще слабо сказано. Чтобы унять дрожь в руках, Софи покрепче обхватила бокал. Джей всегда обладал магнетизмом, привлекавшим к нему людей, словно свет мотыльков. В этом смысле ничего не изменилось. Его магнетизм она почувствовала и теперь, даже на расстоянии.

Уоллис также сказала, что он кажется абсолютно нормальным, и это тоже было правдой. Приобретенный драматический опыт, судя по всему, ни в коей мере не лишил его достоинства. Пожалуй, новым было то, что он показался Софи выше ростом и еще более мускулистым. Лицо было несколько изможденным, и в выражении его сквозила усталость, свидетельствовавшая о тяготах, выпавших, должно быть, на его долю. Никаких драматических перемен, подумала Софи. Но тут у нее перехватило дыхание.

Джей повернул голову в ее сторону, и она увидела повязку, прикрывавшую его глаз. Раньше она не заметила тесемок, терявшихся среди густых черных волос, но теперь черный треугольник так поразил ее, что сердце забилось неровно. Эта повязка придавала ему определенно зловещий вид.

Софи показалось, что он заметил ее — вероятно, так оно и было, потому что, хотя он и не смотрел в ее сторону, хотя снова был увлечен разговором с кем-то еще, он вдруг напрягся и приподнял голову, словно принюхиваясь к чему-то.

Софи запаниковала, как тогда, когда еще девчонкой убежала от него. Слава Богу, она успела поставить бокал на столик, потому что руки задрожали так, что она не могла даже сцепить их. Защитные укрепления, которые она возводила вокруг себя в течение нескольких лет лечения, рухнули, словно песчаный замок. Беспомощно глядя на Джея, Софи гадала, что это тикает у нее в ушах — простые часы или какой-то взрывной механизм с часовым устройством? А Джей продолжал медленно оборачиваться, пока не вперился взглядом прямо в нее.

Ее моментально пронзило ощущение узнавания, оно было почти осязаемым: будто она моргнула — и картина переменилась. Вероятно, Джей почувствовал то же самое. Он поднял руку, словно хотел призвать к тишине, и по одному выражению его лица собравшиеся, казалось, поняли, что, наконец, появилась она. Его жена.

Все расступились, и Софи, видя, как он идет к ней, едва удержалась, чтобы не втянуть голову в плечи. Она так мечтала о его возвращении, в мечтах все было реально и ясно, она просыпалась с его именем на устах. Но слезы радости начинали жечь лицо, когда рука нащупывала на кровати рядом лишь пустоту, они становились еще горше оттого, что мечты оказывались призрачными. Софи думала, что сходит с ума. Его образ преследовал ее даже наяву. Этот призрак не исчезал даже во время психотерапевтических сеансов у Клода, она не могла прогнать его от себя. И так было до тех пор, пока она не заставила себя поверить, что Джей мертв. Только тогда он отступил.

Ей и сейчас казалось, что она спит.

— Софи? — Легкая улыбка тронула его губы, та самая пижонская улыбка, как она ее называла. И только после этого Софи смогла вздохнуть нормально. Вероятно, все-таки это происходит наяву. И это действительно он.

Ей было трудно говорить или двигаться, она лишь жадно смотрела на него, пытаясь совладать с переполнявшими ее чувствами. Отдавая себе отчет в том, что все наблюдают за ней, Софи все же провела беглую «инвентаризацию» примет своего Джея: небольшой шрам, рассекающий бровь, — след неудачного падения со знаменитого «харлея». Возле уголка рта темная веснушка или родинка — она так и не решила, что это, — которую он шутливо называл печатью красоты. Каждая мелочь, сколь бы она ни была незначительна, представляла для Софи вешку на горизонте, делающую пейзаж родным. Она словно осматривала место, которое когда-то знала и любила. Дом. И ее домом был — он.

— Вы только посмотрите, — прошептал кто-то.

— Как трогательно, — тут же подхватил кто-то другой.

Вокруг них поднялся приглушенный гул голосов, сливавшийся со звоном хрусталя и шуршанием шелков. Хлопнула пробка от шампанского. Софи слышала все это, но ей казалось, что звуки постепенно замирают вдали.

Оставалось только тиканье в ушах. Оно становилось все громче и настойчивее, словно какой-то гигантский метроном продолжал отсчитывать ритм, в такт которому двигалось все вокруг, в том числе и она сама. Но этот ритм уносил ее куда-то, где она никогда не была.

Софи чувствовала невольное сопротивление. Ладони у нее взмокли, но то был незнакомый испуг, всегда ассоциировавшийся у нее с Джеем. Под его острым, как бритва, взглядом она почувствовала, что теряет ориентацию. На короткий миг ей показалось, что она вовсе не знает этого человека. Знает только, что это не Джей Бэбкок. Озарение поразило ее, словно удар молнии, но исчезло прежде, чем она успела его осмыслить.

Софи даже не осознала, что они двигаются, хотя рассеянно отметила про себя, что он взял ее за руку и повел к противоположному концу рояля. Там было спокойнее, от окна исходило солнечное тепло.

— Ты изменилась, — сказал Джей, вглядываясь в ее лицо при ярком дневном свете.

Фраза прозвучала так многозначительно, что она с трудом нашлась что ответить.

— Изменилась? Как же именно?

— Во-первых, ты стала совсем взрослой, Софи Уэстон, девочка с виноватой улыбкой, превратилась в самостоятельную личность. Она существует отдельно от всех. Даже в этой комнате, стоя у этого «Стейнвея». — Джей запнулся, потом, улыбнувшись, добавил: — Да, Софи, так оно и есть.

Слава Богу, он не заметил ее смятения, но у Софи в горле сладко запершило — точно так же, как тогда, когда она утешала малыша Олберта. Несколькими словами Джей точно определил все, за что она так упорно боролась: ты существуешь отдельно.

— Спасибо, — сказала она, чувствуя себя дурой из-за того, что так разволновалась.

— У тебя все в порядке? — поинтересовался он.

— Да… А что?

— Готов поклясться, что ты находишься в состоянии боевой готовности. Шаг в твоем направлении — и я натолкнусь на преграду.