Женатые. Часть 2 (ЛП)

— Хочешь знать, что самое жалкое? — я подхожу ближе к этому мудаку. Не потому, что мне нравится стоять рядом с ним, а потому, что я со своим ростом почти метр девяносто возвышаюсь над его, сколько там, метр семьдесят пять? Это должно быть пугающе. — То, что Оливия доверила тебе фотографии двух великолепных лимонных пирогов и персикового коблера, а ты, как бездушный болван, пытался предать это доверие наихудшим из способов. (Примеч. Коблер —американский десерт, слой ягод или фруктов, запеченных под слоем теста). Ничто так не раздражает меня, как мужчины, не уважающие женщин.

— Персиковый коблер? — спрашивает Брэд.

Когда Оливия бросает на меня странный взгляд, я продолжаю:

— Да, ты знаешь, что я имею в виду. Ее любовный шкафчик, ее розовый моллюск, ее медовый горшочек.

Оба смотрят на меня с недоумением.

Я раздраженно поднимаю ладони.

— О, черт возьми. Ее банку с рассолом.

Из губ Оливии вырывается хихиканье.

Боже, как я люблю счастливое лицо этой женщины.

Изображая внезапное озарение, Оливия поднимает палец, открывая рот в приятном удивлении.

— О, Ной! Я кое-что вспомнила.

— Да, дорогая? — спрашиваю я, подыгрывая ей.

— Есть кое-что еще.

— Еще? Расскажи, Снежинка.

— Я только что вспомнила, что однажды, когда Брэд спал, я сфотографировала его маленький огурчик.

Брэд издает сдавленный всхлип.

Притворяясь, что не замечаю этого — даже несмотря на то, что изо всех сил пытаюсь сохранить серьезное выражение лица — я удивленно приподнимаю брови.

— О какой величине мы сейчас говорим?

— Крошечный. Больше похожий на миниатюрную веточку укропа. Корнишон, — она улыбается, зная, что мы находимся на одной волне.

Я позволяю себе усмехнуться, и напряжение испаряется почти внезапно. Понятия не имею, говорит ли она правду, но мы поставили этого осла на место.

— Ни в коем случае! У нее нет моей фотографии, — заикается Брэд.

— О, но я сделала ее, — она снова улыбается. — Это такая крошечная незначительная вещь, что она почти вылетела у меня из головы.

Я хлопаю его по спине.

— Не повезло, приятель, родиться с такой короткой веточкой. Ты ведь завидный жених, верно? Не хочешь же, чтобы половина Нью-Йорка увидела твой маленький член?

Он поджимает губы.

— Нет.

— Я тоже так думаю, — я снова хлопаю его по спине, потому что эта встреча обернулась спасением наглого Брэдфорда Дэниелса от такого позора, которое было столь велико, что он никогда бы не отмылся от него.

Оливия выходит вперед, выпрямив спину.

— Тогда поклянись Богом, что удалишь все копии моих фотографий на каждом устройстве, где бы они ни находились.

Брэд ошеломленно кивает.

— И, — говорю я, — ты подпишешь это, — я кладу на стол тонкую пачку бумаг. Мы с Оливией уже подписали последнюю страницу.

— Что это, черт возьми, такое? — устало бормочет Брэд.

— Признание. Где мы, в письменной форме, сообщаем, что ты совершал инсайдерскую торговлю и пытался заставить Оливию продать «Тейт и Кейн». И в обмен на то, что ты не выставишь ее фотографии, мы не будем сообщать о твоих преступлениях. Так что, если хоть одна фотография когда-либо появится в интернете, этот документ станет для тебя билетом в один конец в федеральную тюрьму, — я сдержанно и мрачно улыбаюсь ему. — Но это до тех пор, пока ни одна из фотографий Оливии или твое высказывание об этом не увидит свет. Что скажешь?

Брэд сглатывает, кивая головой.

— Отлично. А теперь уходите.

Он быстро пролистывает договор на последнюю страницу, ставит свою подпись, состоящую из быстрых, резких и косых линий, и сует его мне обратно.

Только когда мы оказываемся за пределами зловещего стального и стеклянного здания, Оливия позволяет себе победно вскрикнуть.

— Ты был невероятен, — в ее глазах сверкает триумф, а голос способен вскружить голову.

— Ты сама была не так уж и плоха, — отвечаю я с усмешкой. Встречный шантаж? Я не знал, что она способна на такое.

— Серьезно, ты видел его выражение лица, когда он подумал, что все женщины Нью-Йорка узнают о его маленьком дружке? Это было великолепно! — она снова хихикает.

— У тебя действительно есть фотография?

Она качает головой, посмеиваясь.

— Неа. Я блефовала, — и театральным шепотом добавляет, — это неприличная фотография.

Я громко смеюсь. Блестяще — это лишь вишенка на торте. Мне хочется дразнить ее, говоря, что я ею безумно горжусь. Но это почему-то кажется мне немного странным, поэтому я говорю лишь:

— Напомни мне никогда не играть с тобой в покер.

Окрыленные победой, мы вместе бредем по тротуару к машине.

— Ной? — обращается она ко мне, спустя несколько минут.

— Да, Снежинка?

— Спасибо за помощь. Главным образом за то, что не осудил меня за те фотографии.

— Эй, единственное, чего я хотел — это поставить этого мудака на место. Я бы никогда не осудил женщину за секс с ее парнем.

— Тем не менее, ты бросил все, чтобы помочь мне. После того как я просто… сбежала.

Я борюсь с искушением протянуть к ней руку и переплести наши пальцы вместе, или положить свою руку на ее талию, или просто слегка прикоснуться к ней. Но не делаю этого. Пока. Со всем этим переполохом, вызванным шантажом Брэда, я все еще не совсем понимаю, в каких отношениях мы состоим с Оливией. Она действительно сбежала с нашей свадьбы, вместо того чтобы посвятить меня в свою личную драму. И до сих пор ничего не сказала о контракте. Даже если эта победа имеет огромное значение, я еще не готов праздновать. Мне нужны ответы.

— Нам нужно вернуться в офис? — Оливия проверяет свой телефон, но сейчас лишь начало двенадцатого.

— Пока нет. Пойдем пообедаем.

— Хорошая идея.

Тридцать минут спустя мы сидим в ресторане средиземноморской кухни, который находится за углом от нашего офиса, потягивая чай со льдом и поедая хумус с теплым лавашем. (Примеч. Хумус — закуска из нутового пюре, в состав которой обычно входят оливковое масло, чеснок, сок лимона, паприка, кунжутная паста).

— Боже, это выражение лица, — Оливия снова хихикает. — В ближайшее время я точно его не забуду. Спасибо за сегодняшний день. За все.

Я киваю.

— Это было совсем не трудно, — мы просто сложили дважды два.

— И если на то пошло, мне жаль, что я бросила тебя одного на пляже.

Я напрягаю челюсть. Хотел бы я, чтобы она доверилась мне и позволила помочь с самого начала? Конечно. Но я никогда не был на месте Оливии, и поэтому не могу судить о ее решении. Я понятия не имею, как бы себя повел, если бы моя бывшая угрожала мне — буквально — если бы я не согласился продать ей свою компанию. Черт, я почти такой же упрямый, как Оливия. Я, наверное, захотел бы сам решить эту проблему. Но меня все еще что-то беспокоит.

— Кстати об этом… Шантаж — единственная причина, по которой ты сбежала?

Ее взгляд поднимается до уровня моих глаз.

— Конечно. Я же говорила, что готова к браку, и действительно так считаю.

Я киваю. Я почти спрашиваю ее, что она думает о том, чтобы выйти за меня замуж. Но в последнюю секунду решаю, что не готов услышать ответ на этот вопрос. Мне нужно помнить, что мы оба делаем это по необходимости.

У меня есть обязанности, горы обязательств. Страх перед неудачей — достаточная причина для того, чтобы дойти до конца.

Глава 4

Оливия

Мне казалось, я снова буду нервничать. И я нервничаю, но лишь чуть-чуть — не так, как раньше. Даже при том, что мои ладони ужасно потеют, сердце бьется ровно, и с животом все в порядке. Я почти чувствую, что парю, когда мы с Ноем снова стоим перед мировым судьей.

Она зачитывает наши свадебные клятвы, пока где-то на фоне слышится тихий плеск океанских волн, крики чаек, редкий звон буйков и сигналы судов. Со своих складных стульев за нами наблюдают два ряда гостей. И все это кажется правильным, не таким как раньше. Будто какая-то невидимая часть головоломки встала на место. Мои сомнения окончательно отпали, оставив легкость и свободу.