За чужие грехи

— Я тоже очень боюсь тебя потерять, — призналась Наташа, хотела обнять Люсю, но почему-то постеснялась и взяла у нее вместо этого половину книг. Вместе они дошли до библиотеки и обратно пошли, взявшись за руки. Люся выглядела счастливой — улыбалась как-то беззаботно, и, похоже, очень была довольна тем, что их ссора наконец-то закончилась. Она походила на ребенка, особенно благодаря полным губам, косичкам, в которые были заплетены ее волосы и низкому росту. Только если не смотреть в глаза, которые оставались холодными, задумчивыми и жестокими.

«Бедная моя маленькая Люсенька, — думала Наташа, жалостливо глядя на сестру, — тебе нужен кто-то сильный, волевой рядом, чтобы защищал… а не создавал проблемы как я…» Она с трудом сдержала тяжелый вздох, и то, чтобы не расстроить сестру.

Около раздевалки их поджидал одноклассник и друг Миша, Наташа знала, что он влюблен в кого-то из них — или в Таню или в Люсю, или в обеих сразу, но ей казалось, что, скорее в Таню, судить было сложно, он слишком хорошо скрывал свои чувства за крепкой дружбой.

— И куда вы пропали, клуши? — без желания обидеть, как-то по-доброму спросил он, одергивая свою неизменно-белую рубашку.

— Мне нужно было отнести некоторые книги, — ответила Люся тоном солдата, отчитывающегося командиру, совсем без эмоций, и также без эмоций спросила, — ты дозвонился Тане?

— Дома никто не берет трубку, — ответил Миша, поправляя очки, — у вас есть идеи, где она может быть?

— Есть, — кивнула Люся, — я покажу дорогу, пойдем вместе, — словно повинуясь ее словам, они все быстро одели куртки и вышли на улицу, где погода окончательно испортилась. Ветер сбивал с ног, завывал в кронах деревьях, уже несших солидные потери. Листья и пыль кружились в воздухе.

У школьных ворот, облокотившись спиной о часть старого каменного забора, каким-то чудом, сохранившуюся еще с тех лет, когда школу только построили, стоял мужчина, спрятав одну руку в карман джинсов, второй держа почти догоревшую и потушенную ветром сигарету. В нем без труда можно было узнать Кира, и без труда догадаться, кого именно он ждал.

— Ты пройдешь мимо, поняла? — первой его заметила, конечно же, Люся и поспешила потребовать этого от Наташи.

— Это не вежливо… я хотя бы поздороваюсь, — сразу начала отпираться старшая сестра, хотя прекрасно понимала, какую реакцию это вызовет у Люси. Миша только непонимающе смотрел на них и думал только об одном, как бы скорее отыскать Таню и узнать, что с ней случилось. Люсю тоже волновала Таня, но неприязнь к этому человеку сейчас взяла верх над всеми остальными переживаниями.

— Нет, ты пройдешь мимо… — попыталась снова вразумить сестру она, но Наташа неожиданно разозлилась сама и крикнула ей:

— Хватит мной командовать! Дорасти сначала, а потом будешь указывать мне, что делать!

Повисла тишина, и только ветер выл уныло и протяжно, отчего становилось еще тяжелее, сквернее на душе. Наташа молчала, Миша молчал, Кир даже не смотрел в их сторону, прикрывая от ветра огонек зажигалки в бесполезных попытках зажечь сигарету.

Люся смотрела себе под ноги на старые истертые кеды, перебирала тоненькими пальцами ниточки, торчащие из ручки ее сумки, и, похоже подбирала слова.

— Делай ты что хочешь, — в конце концов совсем тихо и равнодушно начала она, и посмотрела в глаза сестре взглядом, полным такой звериной и отчаянной ненависти, что Наташе стало страшно, — да хоть трахнись с ним прямо здесь, он ведь этого хочет. Это твое дело, — и Миша, и Наташа стояли немного ошеломленные этими словами, пока Люся не сказала уже громче и совсем с другим выражением, обращаясь к другу, — пойдем. Нас ждет Таня.

Наташа еще какое-то время смотрела им в след, а потом медленно пошла по аллее, усыпанной листьями к школьным воротам. При ее приближении Кир бросил недокуренную сигарету на асфальт и улыбнулся.

— Здравствуйте, — сказала Наташа спокойно, внутри себя, развязывая целую войну. Просто поздороваться и пройти мимо, не видеть его больше никогда в жизни, не злить Люсю… Или потерять человека, который раз и навсегда изменит ее серую и скучную жизнь? Ведь Люся все поймет, если узнает, что ее подозрения были ложными, что ее сестра счастлива… В конце концов Наташа решила не ограничиваться элементарной вежливостью.

— Вы опять забыли дорогу к больнице? — лукаво спросила она, останавливаясь напротив.

— Здравствуй, — ему понравилась эта версия, и в его темных глазах сверкнул какой-то лукавый огонек, — нет, я просто… — он замешкался и даже перестал улыбаться, — хотел тебя увидеть еще хоть раз…

Наташа покраснела и приложила руки к лицу, чтобы спрятать пылающие щеки. Еще не хватало только выдавать свои эмоции, впрочем, она знала, что слишком открыла и проста, чтобы спрятать что-то на дне своей души. Все равно все всплывало на поверхность.

— Как это… — пролепетала она.

— Странно? — предположил Кир.

— Пожалуй, — согласилась девушка.

— Ну… — он словно растерялся, отвел взгляд, как-то нервно пошарил по карманам, в поисках сигарет и достал пачку, — в тебя сложно не влюбиться.

— Вы хотите сказать… — начала Наташа, но засмущалась. Он оставил вопрос без ответа, посмотрел в хмурое серое небо, а потом снова на нее с этой прежней легкой улыбкой.

— У тебя найдется хотя бы немного свободного времени? — спросил он с надеждой.

— Конечно, найдется, — дружелюбно улыбнулась Наташа и еще раз вспомнила про Люсю, словно делая это ей на зло.

— Тогда может быть прогуляемся немного? — предложил Кир.

— Погода располагает, — заметила Наташа, и они вместе рассмеялись.

Глава пятая

Таня открыла оба крана, чтобы шум льющейся воды скрыл ее рыдания, и осела на пол, рядом со стиральной машинкой, спрятав голову в колени, обтянутые только огромной мужской рубашкой отчима, которая была ей не менее отвратительна, чем он сам. Впрочем, в ее отвратительном положении был один единственный плюс — ее наконец-то перестало тошнить, приступы как-то ослабли, и сейчас ей оставалось только плакать, вымещая всю свою обиду, боль и бессильную злость.

Единственное чего ей сейчас хотелось — это лечь на этот старый кафельный пол, закрыть глаза и уснуть вечным сном, освободиться от своего измученного и оскверненного тела, которое после каждого такого раза казалось все более чужим и отвратительным.

— Отпустите меня… отпустите… — почти беззвучно прошептала девочка, подняла голову и через пелену слез посмотрела на тусклую лампочку над зеркалом, в которое смотреться совсем не любила, и сейчас она казалась манящим светом далекой звезды.

— Как я устала… как же я устала… — Таня снова закрыла глаза и спрятала его в ладонях, но потом вдруг с отвращением отдернула их, почувствовав волну острой неприязни к самой себе. На шатающихся ногах она встала, опершись о ванную, достала из шкафа ножницы, но в полете остановила свою руку.

А как же мама?! Она же не переживет этого… А как же Люся?

Но что остается ей тогда, кто о ней подумает, как можно жить с этой болью, с каждой новой болью каждый новый день. Ведь выхода нет, все будет повторяться…

Рассказать матери? Нет, она не может причинить ей эту боль… Она же, черт побери, любит этого человека, ужасного, мерзкого, отвратительного, настоящее чудовище. Она же счастлива хоть чуть-чуть, так пусть хоть кто-то здесь будет счастлив.

Таня решительно убрала ножницы обратно в шкаф, и в этот момент отчим начал бить в дверь.

— Что ты там заперлась!? Только попробуй что-нибудь сделать с собой! — крикнул он, Таня плохо слышала его голос и поэтому сделала воду потише. Где-то в квартире звонил телефон, но отчим не торопился брать трубку. Похоже, он догадался, что Таню могут посетить мысли о самоубийстве.

Она умылась ледяной водой, отбросила назад промокшие волосы и выключила воду. Теперь нужно набраться решимости и открыть дверь, потому что прятаться здесь вечно нельзя.

— Татьяна! Что ты там делаешь?! — продолжал Борис, игнорируя телефон, который еще позвонил немного и замолчал, — открой, сейчас же.