Под вопросом

– Она… не тут.

– А где?

– У меня дома, – подхватывает Марсела. – Я купила приставку, чтобы Келлан мог оставаться там все время.

Нэйт фыркает.

Кросби пожимает плечами.

– Пофиг. Тогда, давайте сыграем во что-нибудь другое.

– Давайте, – говорю я. – А мы с Марселой все приберем.

– Я готовила! – протестует Марсела.

Теперь фыркаю я. Марсела не может приготовить и тоста. Она просто надела фартук и стояла рядом с Келланом несколько часов.

Мы все встаем из-за стола, парни перемещаются на диван, чтобы что-то повзрывать, а мы с Марселой ополаскиваем тарелки и загружаем посудомоечную машину. Селестия достает свой телефон и начинает переписываться, Нэйт же бродит по комнате, рассматривая декорации.

– Что это? – спрашивает он.

Я разворачиваюсь взглянуть, о чем он, и замираю. Он поднял лист с Рождественской елкой и просматривает список с зачеркнутыми именами.

– Это… список, – говорит Келлан.

Кросби ставит игру на паузу.

– Келлан пытался… – он осекается, закашлявшись, когда Келлан тыкает его локтем под ребра. Мое сердце колотится, пока, вцепившись в полотенце, я спешу в гостиную.

– Пытался найти старого друга, – заканчиваю я. – Чтобы поздороваться.

Нэйт хмурится, глядя на список.

– А почему ты не помнишь имен своих друзей?

– Это было очень давно.

Селестия встает и присоединяется к Нэйту, хмурясь на мольберт.

– Пахнет как картофель фри?

Келлан ошалело смотрит на меня.

– У меня плохая память.

– Туристка №1 – с веснушками?

– Э-э, да, она была милой.

– А где десерт? – в отчаянии спрашиваю я. – Разве мы не покупали чизкейк?

– Точно покупали! – отвечает Келлан, вскакивая на ноги. – Кто готов к десерту?

– Мы же только что поели, – говорит Кросби. – Давайте немного подождем.

Но Келлан уже спешит на кухню.

– Благорождение никого не ждет.

Нэйт похоже в замешательстве.

– Кто?

– Это шоколадный чизкейк, – делаю попытку я. – Он вам понравится.

Селестия морщится.

– Ой, в составе есть молоко? Я не ем молочные продукты.

Марсела прерывает сервировку стола, чтобы засунуть в горло палец, изображая рвотные позывы.

– Выпей еще вина, – говорю я. – Или пива. Или водопроводной воды. Давайте просто все срочно вернемся за стол.

Селестия пожимает плечами и разворачивается, чтобы сесть, Кросби следует ее примеру. Я уже на полпути к ним, когда Нэйт произносит:

– Красный Корсет?

Неожиданно я останавливаюсь статуей, одна нога в воздухе, руки замирают при ходьбе. Готова поклясться, что вся комната слышит перезвон колокольчиков и появившиеся в воздухе, указывающие на меня стрелочки с ярко переливающейся на концах надписью: «Виновна, виновна, виновна!».

– Она была актрисой, – бесстрастно лжет Келлан, подходя, чтобы опустить на место картинку Рождественской елки и тем самым прекратить расспросы относительно списка. – Это была одна из тех исторических пьес, в которых женщины носят корсеты.

– Хмм, – Нэйт садится на свое место и берет кусочек чизкейка. Я смотрю на свой, будто это комок грязи, и гадаю, как, черт побери, мне удастся его проглотить. – А разве у тебя нет красного корсета, Нора?

Теперь я точно уверена, что они слышат тревожные колокольчики, потому что на целых десять секунд в комнате наступает мертвая тишина. Кросби с удивлением смотрит на меня, и я открываю рот, чтобы что-то сказать, хоть что-нибудь, когда Келлан успевает вклиниться.

– Нора? – смеется он. – В корсете? Не могу себе представить.

– Ты хоть когда-нибудь вообще бывала на сцене? – спрашивает Марсела, помогая мне, когда становится ясно, что я слишком отупела, чтобы справиться в одиночку. – Хотя бы мечтала стать актрисой?

– Нет, – удается выдавать из себя. – Никогда.

– Не та девушка, – беспечно произносит Марсела. – Ты что-то выдумываешь.

Нэйт пожимает плечами:

– Да. Ну ладно.

Я возвращаюсь к моему десерту, но отсутствия у меня аппетита никто не замечает, так как все едят очень медленно, всё еще сытые от переедания за ужином.

Селестия продолжает печатать в телефоне, а спустя минуту Нэйт откладывает свою вилку в сторону и достает телефон, я гадаю какое сообщение она ему посылает. «Уведи меня отсюда? Думаешь, у них есть перрье?».

Но все оказывается вовсе не так.

– Аха! – счастливо восклицает Нэйт. – Вот оно. – Он показывает свой телефон Кросби, который вежливо бросает взгляд на экран, а затем замирает не дожевав. Понятия не имею, что он видит, но от его лица отливает вся кровь, и вдруг он сжимает вилку до побелевших костяшек.

– Что там? – спрашивает Келлан.

Я тянусь взять его за руку, но Кросби одергивает ее.

– Ты в порядке? – делаю я попытку, но он даже не смотрит на меня. Он ни на кого не смотрит.

– Я знал, что у тебя был красный корсет, – говорит Нэйт, ничего не замечая. – Марсела прислала мне это после вечеринки «Майское Сумасшествие». Помнишь, когда вы пошли туда, чтобы напиться после того, как ты узнала о своих плохих оценках? Тогда вы еще сказали, что вечеринка была беспонтовой, поэтому вы ушли, чтобы отправиться заняться стрикингом на Мэйн-Стрит?

Я едва могу дышать.

– Что ты делаешь?

– Она рассказала мне, чем вы занимаетесь, но я ей не поверил, поэтому она прислала мне подтверждение, – продолжает он, развернув телефон так, что я могу видеть весь причиненный урон. И он ужасен. Невероятно ужасен.

На ней фотография нашей смятой одежды, сброшенной на тротуар, а сверху поблескивает корсет как светоч моей вины. Словно закладываешь последний блок в очень шаткую башню, какую-то долю секунды она стоит, заявляя о своем существовании, прежде чем полностью обрушивается.

Кросби тяжело дышит.

– Это правда? – спрашивает он.

– Да, – отвечает Нэйт, не обращая внимания. – Ее арестовали и все такое. Вы не знали?

Кросби игнорирует его, полностью сосредотачивая взгляд на мне.

– Красный Корсет, – произносит он. – Это ты?

Я не могу выдавить из себя ни слова в свою защиту. Не хочу это признавать, но больше не хочу и лгать. В моем случае даже особо не важно, что я сделаю, потому что он знает правду, даже если не может в нее поверить.

– Ты знал? – он разворачивается к Келлану. Его взгляд умоляет, молит друга признаться, что он не знал, что не предавал его. – Ты знал, что это была она?

Келлан беспомощно кивает.

– Я просто… Я не помнил…

Я окаменела. Каждая частичка меня. Я даже не чувствую слез, лишь вижу, как они капают на мою тарелку, на нетронутый торт, на всё разрушенное.

– Что я пропустила? – спрашивает Селестия, рассеивая чары.

Но уже слишком поздно, потому что, когда я наконец поднимаю взгляд на Кросби, его место пустует, куртки нет, а входная дверь хлопает, закрываясь.

– Нет! – слово звучит сдавленно, в то время как я подскакиваю со своего стула, чтобы последовать за ним. Спотыкаясь, обегаю стол и несусь вниз по лестнице, распахиваю входную дверь, и мне в лицо ударяет ледяной дождь. Ноги скользят на мокром камне, когда я сбегаю на тротуар, но его не видать. За секунду мои волосы намокают и прилипают к лицу, зубы выстукивают дробь, а виски ломит от холода. Улицы погружены в темноту, совершенно пустые в такую неприглядную ночь, и когда я выкрикиваю его имя, единственным ответом мне служит звук заводящегося двигателя где-то вне поля моего зрения, визг колес по покрытой слякотью и льдом дороге и утихающий рев его удаляющейся от меня машины.

Глава двадцатая

Я ковыляю обратно в дом и, закрывая за собой дверь, прижимаюсь к ней спиной, когда мне становится невыносима мысль о том, что нужно подняться обратно и предстать перед всеми. Я окоченела от холода и от шока из-за произошедшего. Конечно он бы узнал об этом. Конечно он бы узнал обо всем. Безусловно. В конце концов, правда всегда всплывает.