Долгая ночь

Она отошла в сторону, качая головой и скрестив руки на груди так, что кожа на локтях побелела.

– О, нет, – сказала я. Вот значит почему мне так больно. – О, нет.

– Да. Теперь ты можешь добавить к своему перечню грехов еще и убийство. Всем, кроме меня, кто общался с тобой, ты сумела причинить вред или разрушить жизнь? Почему папа решил, что все будет по-другому, я не знаю. Я говорила ему, я предупреждала его, но он решил, что сможет все исправить.

– Мама знает, что со мной случилось? – спросила я. Все, что Эмили мне еще наговорит, не имело уже никакого значения для меня, я решила просто не обращать на нее внимания.

– Мама? Ну конечно – нет. Она не осознает то, что происходит с ней самой, – ответила Эмили, – гораздо больше, чем когда-либо еще.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Куда ты идешь? – Я с трудом оторвала голову от подушки. – Что ты собираешься сделать? – крикнула я.

– Заткнись и лежи тут тихо, – процедила она в ответ и ушла, хлопнув дверью.

Я уронила голову на подушку. Я боялась пошевелиться. Даже самый незначительный толчок вызывал острую боль по всему телу, как будто в моих жилах плавали десятки раскаленных булавок, которые при любом движении впивались в мое тело. Я вся горела. Казалось, мое сердце погрузилось в кипящую воду. Я громко застонала, но стало еще хуже.

– Эмили! – закричала я. – Помоги! Мне очень больно, Эмили! – Что-то произошло с моим животом. Я почувствовала какое-то шевеление внутри и затем мой живот начал все больше напрягаться, вызывая этим жуткую боль. Я завизжала до боли в голосовых связках. Схватки продолжались, а потом внезапно стало легче. У меня перехватило дыхание, и я закашлялась. Сердце бешено стучало. Меня так трясло, что кровать ходила ходуном.

– О, Господи, – молила я. – Прости. Прости меня за то, что я Енох, за то, что я причиняю вред даже не родившемуся ребенку. Пожалуйста, сжалься. Забери меня и прекрати мое жалкое существование. – Я лежала на спине, задыхаясь и молясь.

Наконец дверь открылась, и в комнату медленно вошел папа в сопровождении миссис Кунс и Эмили. Миссис Кунс подошла и взглянула на меня. Мой лоб и щеки покрыла испарина. Казалось, мои глаза, рот и нос были отдельно от моего лица. Миссис Кунс положила свои костлявые пальцы и шершавые ладони мне на лоб, а затем на область сердца. Когда я взглянула в ее тусклые серые глаза, на ее вытянутое лицо и темную дряблую кожу, мне показалось, что я действительно умерла и нахожусь теперь в царстве смерти. От нее пахло луком. От этого меня замутило и волна тошноты подкатила к горлу.

– Ну? – нетерпеливо спросил папа.

– Умерь свой пыл, Джед Буф, – со смехом ответила миссис Кунс.

Она положила свои руки мне на живот и замерла в ожидании. Снова начались схватки, но в этот раз сильнее и чаще, живот начал вновь напрягаться и стал твердым, как камень. Миссис Кунс кивнула и сконцентрировала на мгновение свой птичий взгляд на мне.

– У нее преждевременные роды, – объявила она. – Ну, Эмили, – сказала миссис Кунс, – ты хотела узнать, как это делается. Сейчас будет твой первый урок. Принеси полотенца и таз с горячей водой, чем горячей, тем лучше, – сказала она.

Эмили кивнула, на ее лице отразилось волнение. Первый раз я видела, что Эмили интересует что-либо еще, кроме религии.

Миссис Кунс повернулась к папе. Он был бледен и смущен, прохаживаясь взад-вперед. Его взгляд бегал из стороны в сторону и все время облизывал губы, будто съел что-то вкусное. Наконец, он подергал за кончики своих усов и устремил свой взгляд на миссис Кунс.

– Хочешь помочь, Джед Буф? – спросила его миссис Кунс. Он вытаращил глаза.

– Святые угодники! Нет! – закричал папа и бросился вон из комнаты. Миссис Кунс захохотала как ведьма, наблюдая за его отступлением. – Никогда не встречала еще мужчину, который выразил бы такое желание, – саркастически заметила она, потирая свои костлявые руки. Багровые и синие вены вздулись под ее кожей.

– Что со мной, миссис Кунс? – спросила я.

– С тобой? С тобой – ничего, а вот с ребенком – да. Твоя прогулка растрясла все внутри, – сказала она. – Теперь там все смешалось. Природа говорит, что нужно подождать, но твое тело говорит, что ребенок на пути к рождению. Если, конечно, он жив еще, – добавила она. – Давай снимем одежду. Ну же, ты не такая уж беспомощная, как тебе кажется.

Я делала все, что она просила, но боль вернулась, мне оставалось только ждать, когда она утихнет.

– Дыши глубже, сделай много глубоких вздохов, – посоветовала миссис Кунс. – Тебе будет еще хуже, перед тем как полегчает. – Она снова засмеялась. – Не кажется ли тебе, что это стоит того удовольствия, которое послужило причиной этого состояния, а?

– Это не было удовольствием, миссис Кунс. Она улыбнулась своим беззубым ртом, который был похож на темную дыру, с болтающимся в ней языком.

– В такой момент как сейчас лучше об этом забыть, – сказала она.

У меня не было сил спорить. Теперь с каждым разом боль усиливалась. Я видела, что это производит впечатление на миссис Кунс.

– Это не займет много времени, – предсказала она со знанием дела.

Эмили принесла воду и полотенца и встала рядом со старухой. Та встала у меня в ногах и приказала поднять колени.

– Первые роды всегда самые тяжелые, – сказала она Эмили. – Особенно, когда мать так молода. Ее организм недостаточно развит. Нам придется потрудиться.

Миссис Кунс была права. Та боль, которую я чувствовала, была еще не самая страшная. Когда оно наступило, я заорала так, что меня, наверное, услышал не только весь дом, но и люди, находившиеся в миле от него. Я задыхалась, вцепившись в простыни. Мне так нужна была поддержка, и я попыталась дотронуться до руки Эмили, но она отпрянула от меня. Она отдернула руку, как только я коснулась ее пальцев. Возможно, она боялась, что я заражу ее или даже испепелю своей болью.

– Тужься, – приказала миссис Кунс. – Тужься сильнее, толкай! – кричала она.

– Я толкаю!

– Тяжело идет, – пробормотала она, положив свои холодные руки мне на живот. Ее пальцы вонзились мне в кожу, давя на живот. Я слышала, как она отдавала Эмили какие-то приказания, но я была в таком ужасе в тот момент, что не могла ее слышать и видеть. Комнату кажется застилала красноватая мгла. Все звуки были где-то далеко. Даже мои собственные крики, казалось, исходили от кого-то из другой комнаты. Проходил час за часом. Боль не отступала, а силы были на исходе. Каждый раз, когда я пыталась расслабиться, миссис Кунс кричала мне в ухо, чтобы я тужилась. В середине самого сильного приступа безумной боли, Эмили опустилась на колени возле кровати и зашептала мне в ухо:

– Видишь… видишь какова расплата за греховные удовольствия, видишь, как мы страдаем из-за зла, которое причиняем. Прокляни дьявола, прокляни его! Прогони его прочь! Скажи: «Убирайся в ад, Сатана!» Скажи!

Я бы все сделала, чтобы остановить боль, чтобы остановить Эмили.

– Убирайся в ад, Сатана! – закричала я.

– Хорошо. Повтори это.

– Убирайся в ад, Сатана! Убирайся в ад!

Эмили присоединилась ко мне и, к моему удивлению, миссис Кунс также стала частью нашего хора. Это было какое-то безумие, когда мы втроем произносили нараспев: «Убирайся в ад, Сатана! Убирайся в ад, Сатана!»

Возможно из-за того, что я так обезумела, боль стала затихать от моих криков. Неужели Эмили права? Неужели я выгнала дьявола из себя и из комнаты?

– Тужься! – закричала миссис Кунс. – Сейчас все свершится! Ну же, тужься сильнее! Толкай!

Я захрипела. Я была уверена, что еще одно усилие, и я умру. Теперь я поняла, как моя настоящая мама могла умереть, рожая. Но мне было все равно. Я никогда не была так близка к смерти. Смерть казалась избавлением. Искушение закрыть глаза и опуститься в могилу было велико. Я почти молила об этом.

Я ощутила какую-то волну, импульс движения. Миссис Кунс так быстро бормотала приказания и распоряжения для Эмили, что они звучали как колдовские заклинания. А затем вдруг мое сникшее тело забилось в неодолимых конвульсиях, и это случилось. Ребенок появился. Миссис Кунс вскрикнула. Я заметила изумление на лице Эмили, когда миссис Кунс подняла вверх новорожденного ребенка своими окровавленными руками. Необрезанная пуповина все еще свисала, но малыш выглядел великолепно.