Небес темнее не бывает

— Значит, я могу остаться?

— Только на сутки, а потом, как водится у непостоянных европейцев, ты мне надоешь. В девятнадцатом веке рабыни-балинезийки ценились выше других пленниц.

— Я тебе надоем? Даже не рассчитывай.

Джет провел ее по рынку, где в каждой похожей на пещерку лавке торговали пестрыми одеждами. Лисса осторожно перешагивала через пальмовые тарелочки с цветами и рисом, расставленные тут и там на мостовой: сегодня боги уже получили законную долю подношений.

Торговцы саранчой налетели на Джета, чувствуя потенциального покупателя. Принялись совать под нос юбки, саронги, накидки. Лисса встревоженно теребила розовый саронг с желто-зеленой отделкой.

— Что надо? Что надо? Двадцать пять тысяч рупий. — Джет в ответ возвел глаза к небу. — Сколько дашь?

— Пять. — Джет выбрал белую хлопчатобумажную тунику и брюки того же цвета. — И десять вот за это.

— Тридцать тысяч.

Лисса неловко топталась на месте.

— Да заплати же им. Мне и впрямь нужна одежда. Я не привыкла торговаться.

— Мужайся, милая. Такова жизнь. Тебя не будут уважать, ежели ты заплатишь первую названную цену. Я приблизительно знаю, во что им обходится товар. Они получают вещи прямо с фабрики. Я дам им хорошие деньги. Или ты меня не знаешь? Думаешь, я стану наживаться на этих бедняках? Да не обману я их, не бойся. Что тебе еще нужно? Купальник и сандалии?

— Лифчик и трусики. И ночная рубашка.

— Ночную рубашку вычеркиваем. За нижним бельем сходим в супермаркет «Матахари». Но поторопись. В полдень мы уезжаем в Убуд. И постарайся казаться полной дурочкой. Ты ничего не понимаешь в происходящем, усвоила?

— Я потренируюсь.

Сморщенная старая карга увела Лиссу в глубину лавчонки и показала, как завязать саронг вокруг талии по балинезийскому обычаю, чтобы ткань собралась в складки.

— Английское платье отдашь? — спросила старуха, пожирая взглядом твидовые брюки и клетчатую рубашку.

От неожиданности Лисса растерялась.

— Помада? — с надеждой спросила индонезийка.

Молодая женщина неохотно рассталась в помадой «Кларин».

— Эта дама выпросила мою одежду, — сообщила Лисса Джету на улице. Вместе с новым саронгом и туникой пришло упоительное ощущение свободы и легкости. Просторные складки ткани овевали ноги и ничуть не стесняли движений. — И зачем ей понадобились мои брюки?

— На продажу, конечно. Кто-нибудь, да клюнет.

Лисса ничуть не жалела о том, что покидает Куту. Она уселась рядом с Джетом во взятый напрокат джип, и машина покатила из города. По обе стороны дороги поднимались рельефные террасы рисовых полей, переходящие в головокружительной высоты холмы. То и дело попадались деревни: группы живописных домиков, обнесенных глинобитными стенами. За резными воротами угадывались семейные храмы. Подпав под очарование сельских пейзажей, молодая женщина почувствовала себя как в райских кущах.

Живописные узкие ущелья, зеленые рисовые поля, кокосовые рощи, густые бамбуковые заросли, кофейные плантации… В этих краях каждый дюйм земли был тщательно возделан. Машина миновала несколько храмов, не тронутые цивилизацией села, реки и водопады.

В каждой деревне процветало свое ремесло. В одной жили резчики по дереву, в другой — мастера-ювелиры, создатели изящных серебряных украшений. Тут плели корзины, там расписывали ткани в стиле батик. Именно древняя культура Бали привлекала на остров художников со всего мира.

— Через час мы окажемся в Убуде. — Джет накрыл рукою колено спутницы. — Там мне придется тебя оставить, Лисса. Я подыщу для тебя пристойную гостиницу, с ванной в четырех стенах, с приличным кондиционером и бассейном. Отдыхай и наслаждайся жизнью. Убуд тебе понравится — это культурный центр Бали, по городу можно ходить без опаски. Туристы приезжают на день, а остаются на год. Обо мне не беспокойся, родная. Тебе придется-таки отпустить меня: должен же я закончить это дело!

— Отпущу, — пообещала Лисса, хотя этого ей хотелось меньше всего на свете.

ГЛАВА 19

У всех бывают в жизни минуты полного, ничем не омраченного счастья. Именно такие мгновения и переживала сейчас Лисса. Она отдыхала на балконе своего номера на первом этаже отеля «Убуд», что возвышался в конце улицы, и любовалась многоцветными садами и лазурным бассейном. В высоком стакане ее ждал охлажденный банановый сок.

Даже безобразные местные идолы — жирные жабы, буйволы и слоны — щеголяли в роскошных цветочных гирляндах. Девушка-индонезийка воткнула цветок Лиссе в волосы, едва та переступила порог отеля. В комнате было две кровати, двуспальная и односпальная, и на каждой из подушек пламенел алый гибискус.

Сразу за отелем начиналась дорога, что вела в Обезьяний лес. Огромное объявление предупреждало не брать с собой фотоаппараты и сумочки. Вороватые твари раскачивались на ветвях деревьев, шумно возились в листве, поджидая неосторожных туристов. Лисса в лес не собиралась. Молодая женщина терпеть не могла обезьян.

Путешественники прибыли в Убуд совсем недавно, но Джет уже укатил. Все в том же джипе. Лисса понятия не имела, куда он подался.

— Мне пора. Увидимся позже, — на ходу бросил он, жадно допивая стакан колы.

Черт бы побрал этого человека! Он может в одно мгновение сделать ее счастливой, а в следующее — покинуть, умчаться неведомо куда так, что мили разлуки снова пролягут между ними. Неужели именно так сложится их будущая совместная жизнь?

В воздухе разливалось незнакомое благоухание. Экзотические цветы цвели только день. Огненно-оранжевые гроздья с алыми языками, бордовые колокольчики, восковые бело-желтые чашечки цветов радовали глаз всего несколько часов, а затем падали на землю, не успев увянуть. Служащие отеля раскладывали на лужайках выстиранное белье. Полотенца и простыни высыхали в одну минуту. С холмов веяло раскаленным дыханием ветра.

Лисса переоделась в белые брюки и тунику, натянула открытые сандалии и вышла побродить по городу. Молодая женщина загодя запаслась жалким подобием карты. На такой жаре совсем не хотелось есть, хотя Джет щедро наделил спутницу деньгами, на случай, ежели та захочет купить себе фанты или сока. Лисса решила прогуляться в холмы. Джет говорил, что это неопасно.

Не тронутые цивилизацией деревни за пределами Убуда радовали глаз. Вдоль дорог резвились щенки. Пушистые цыплята копошились в траве у обочин, петухи в бамбуковых корзинах ослепляли взгляд переливами радужного оперения. Утята, смешно переваливаясь, ковыляли за мамами-утками к воде через поля, их шейки золотились в лучах солнца.

Даже проселочные дороги были обнесены резными частоколами, за которыми угадывались отдельные, пусть скромные домики-меру и крытые соломой семейные храмы.

И повсюду цветы, цветы, цветы…

До самого горизонта расстилались мирные пейзажи, приветливые селяне улыбались прохожей, приветственно махали руками. Даже древние старцы, эти иссушенные солнцем патриархи, что знавали иную, более замкнутую жизнь, дружелюбно кивали незнакомке. Ей предлагали прохладительные напитки, приглашали посидеть в тени, заглянуть в дом, втыкали в волосы цветы, изумлялись золотистому оттенку шелковистых прядей. Хотели непременно потрогать, вскрикивали от восторга, дивясь переливам лучистого золота.

— Хэлло, леди! Ты откуда? — Дети толпились вокруг нее, упражняясь в английском.

Лисса поднялась по крутому склону, ощущая, как в висках пульсирует от полуденного жара, и жалея, что не взяла шляпу. Дороги были пустынны: мимо проехал только одинокий мотоциклист, подпрыгивая на ухабах, да пони с тележкой, что разумно обходил рытвины. Местные женщины, сажающие рис, показали ей, как правильно свернуть банановый лист и превратить его в подобие шляпы. Жестами и звуками изобразили дождь.

— И от дождя поможет? Багус. — Словарный запас Лиссы обогатило уже второе слово «багус», то есть «хорошо». Еще она знала «тидак», что означало «нет».

Лисса отдыхала, наслаждаясь неспешным, мирным течением времени. До Арнольд-плейс миллионы миль и сотни лет. Ох, если бы только Джет был с нею! Нужно продержаться здесь еще несколько дней, а затем они вместе вернутся к нормальной жизни. После всего, что они пережили за последние столь насыщенные событиями месяцы, Лисса никак не может его потерять.