Зеркало для двоих (СИ)

Они занимались любовью по десять раз на дню, в перерывах готовили что-нибудь на скорую руку, быстро поглощали пищу и снова забирались в постель. И Юльке почему-то все чаще вспоминалась фотография, увиденная как-то на выставке: белая стена, криво висящая картина, и двое молодых людей в абсолютно пустой комнате, где только эти голые стены, деревянный пол и высокий потолок… У нее не было ощущения общего дома, и тогда она придумала для себя легенду: эту квартиру они снимают вместе с Сережей. Они еще не знают, сколько здесь проживут, и поэтому не спешат обосноваться и позволяют духу хозяйки беспрепятственно разгуливать по комнатам… Так стало значительно легче. И вот теперь, когда Сергей заговорил об этих ужинах и кухонных фартуках, Юлька вдруг поняла, что все изменится…

— А ты на самом деле хочешь, чтобы все было так?

— Конечно, — ответил он совершенно серьезно и тихонько погладил засохшую царапинку на ее голени. — А еще я знаю, о чем ты хочешь сейчас поговорить.

— О чем?

— О Палаткине и Селезневе, и о том, что пора объяснить все твоим коллегам по работе, да?

Юлька поморщилась и села на диване, обхватив руками колени. Она действительно думала о Селезневе, одним фактом своего существования отравившем то самое лучшее, что появилось в ее жизни. И еще она думала о Сереже, у которого хватает благородства самому предлагать ей этот разговор. То, что объяснение с сотрудниками «Сатурна» неизбежно, она поняла уже давно, и теперь ее больше волновало даже не то, что подумают о ней дамы из экономического отдела. Бог с ними, в конце концов! Она виновата и должна понести наказание. Но вот при чем здесь Сережа? Юля часто представляла, как будет возвращаться из банка с безжизненным, перевернутым лицом, еще не отошедшая от вылившегося на нее презрения. А он будет заглядывать в ее глаза снова и снова, чувствовать себя виновным в том, что он не Селезнев! И будет мучиться от того, что природа и родители дали ему именно такую внешность, уже прославленную однажды, и тем самым уготовили ему вечную роль «двойника», «клоуна», «поразительно похожей копии»…

Юлька помнила об этом, но говорить совсем не хотела. «Я должна все решить и все сделать сама. Может быть, на самом деле, стоит подыскать себе другую работу?» — подумала она, а вслух произнесла:

— Сережа, ты можешь пообещать мне одну вещь?

— Да, — он тоже сел на диване и посмотрел на нее спокойно и внимательно.

— Я хочу, чтобы мы прожили эти последние дни твоего отпуска как нормальные счастливые люди. И поэтому я объявляю табу на фамилию Селезнев. Мы не будем вспоминать о нем, мы не будем говорить о нем, мы будем выключать телевизор, как только на экране появится его самодовольная физиономия. Мы останемся только вдвоем — ты и я… А там посмотрим.

Сергей взъерошил пальцами ее волосы и тихонько поцеловал в затылок:

— Юлечка, Юлечка… Но ведь Селезнев ничего не…

— Все, табу! — она легонечко стукнула пальцами его по губам и прижалась к нему горячим, вздрагивающим телом…

Видимо, Палаткина тревожили те же мысли, потому что на ее предложение о табу он откликнулся с явным энтузиазмом. И теперь, уже когда Юлька нечаянно касалась в разговоре опасных тем, будь то окончание его отпуска или ее предположительный переход в другой банк, он ловко переводил беседу в более спокойное русло. Запрет на произнесение фамилии Селезнева соблюдался свято…

Сегодня она во второй раз осталась дома одна. Ненадолго, всего на какой-нибудь час, Сергею срочно понадобилось по каким-то делам заехать к Мишке. Юлька сидела на кухне и раскладывала на столе простенький пасьянс, который почему-то никак не хотел сходиться. Она загадала, что если соберет его с одной попытки, то выпутается из истории с Селезневым без видимого ущерба для себя и Сережи, если с двух — то неприятности, конечно, будут, но не глобальные, а если с трех — то придется изрядно помучиться. Пасьянс было положено раскладывать всего три раза, но Юлька делала уже четвертую попытку, постепенно переполняясь ненавистью к червовой даме, которая никак не позволяла вытащить из-под себя ни шестерку, ни девятку. Неожиданно из коридора донесся телефонный звонок. Пытаясь на ходу попасть ногой в тапку, она доскакала до аппарата и сняла трубку.

— Алло, Юля, это ты? — раздался на том конце провода голос матери.

— Да, — ответила она без особой радости. Следующий вопрос был традиционным:

— Твой новый возлюбленный дома?

Наверное, только мама могла с такой едкой иронией произнести эти слова: «твой новый возлюбленный». Юлька уже успела тысячу раз пожалеть о том, что дала ей телефон Сергея. Наверное, лучше было бы самой звонить домой и время от времени наезжать в гости. Мама старательно избегала называть Сережу по имени, как бы подчеркивая этим свое отношение «к очередному роману дочери», а когда он брал трубку, ограничивалась холодным и вежливым: «Здравствуйте, пригласите Юлю, пожалуйста».

— Нет, его нет дома, — ответила Юлька несколько настороженно. Присутствие в квартире Палаткина, конечно, не избавляло ее от необходимости выслушивать длинные нравоучительные монологи, но, по крайней мере, оправдывало нежелание вступать в дискуссию. Теперь же душещипательному разговору ничего не мешало.

— Он на работе? — светски поинтересовалась мать.

— Нет, я же говорила тебе: он пока в отпуске…

— А куда же его тогда, извините, на ночь глядя, понесло?

— Он поехал к другу. Возникли какие-то проблемы.

В трубке повисла секундная пауза, и Юлька явственно представила, как мама слегка искривляет в усмешке красивые, чуть увядшие губы:

— К другу? А почему он не пригласит его к себе домой? Если у них откровенный мужской разговор, ты вполне могла бы посидеть в другой комнате…

— Мам, что ты хочешь сказать? Говори прямо, — Юлька поудобнее уселась на пуфике и раздраженно смахнула с телефонной полочки неизвестно откуда взявшуюся пыль.

— А ты сама не понимаешь? Девочка моя, ты еще маленькая и глупая и многого не знаешь в жизни, но неужели прошлые ошибки ничему тебя не научили?.. Сук надо рубить по себе! Это очень мудрая и старая пословица. Если ты говоришь, что твой… новый знакомый обладает яркой внешностью и плюс к этому трехкомнатной квартирой, то надо бы уже задуматься, что ему от тебя нужно?

— Мама, ты опять?

— Да, опять! История с красавцем Коротецким тебя ничему не научила?

— Давай не будем трогать Юру. Тебе не нравилось, что он не зовет меня жить в свою квартиру, но Сережа-то привел меня к себе…

— И я не вижу в этом ничего хорошего! — провозгласила Людмила Николаевна даже как-то торжествующе. — Это означает только одно: Юрий, при всех его недостатках, с самого начала вел себя с тобой честно, и даже если судьбе было угодно…

Дальше полились дифирамбы в адрес Коротецкого, теперь превратившегося из безжалостного чудовища чуть ли не в воплощение добродетели. Юлька покорно слушала, меланхолично вычерчивая пальцем на полированной полочке слово «Сережа», и думала о том, что если Палаткин придет домой в ближайшие пять минут, то наверняка успеет увидеть на кухонном столе гадальные карты. И, конечно же, будет смеяться… А мама все говорила и говорила. Юля старалась не вникать в смысл ее слов и чувствовала себя из-за этого ужасно неловко. В ней еще иногда просыпалось детское желание обнять мамины колени и прижаться к ним щекой. И, самое странное, она была почти уверена в том, что и мама этого хочет. Но, то ли из-за непривычности этой близости, то ли из-за того, что все уже сложилось и устоялось по-другому, радостного воссоединения никогда не получалось. Мама начинала обороняться, заключая себя в стеклянную запаянную колбу из слов и излишне патетичных фраз, а Юлька против воли превращалась в молодую озлобленную стерву, упорно не желающую принимать мудрую помощь старшего поколения…

— Так что, думай, дочь. Разрывать отношения надо вовремя, пока это еще не может причинить сильной боли!

— Мама, — Юля произнесла это неуверенно и как-то задумчиво, — а хочешь, я познакомлю тебя с Сергеем. Мне кажется, он тоже будет рад этому знакомству…