Барби играет в куклы

До кухни я не дошла, застряла по дороге: посидела на аристократическом диване с гнутой спинкой (на самом краешке), осторожно потрогала зеркальную поверхность круглого стола, с ума можно сойти от страха — вдруг поцарапаешь. А уж высокие стеклянные шкафы! В них стояли самые разные фарфоровые фигурки: публика была симпатичная — кокетливые дамы с собачками и без, хорошенькие крестьянки с корзинками.

Вот только, сколько я ни вглядывалась, сколько ни прислушивалась, так и не смогла услышать их шепот, смех, разговоры — они молчали. Они были сами по себе, им не было до меня никакого дела, не то, что моим овечкам. Я отогнала мысль о своем доме и обо всех, кто там остался.

Слева у стены стояли на специальных подставках две головы, наверное, мраморные, они сильно смахивали на фотографии их учебника истории. Ничего себе, неужели настоящие?! Если бы здесь оказался Лёвчик, уж он бы эти головы точно опознал. Я вздохнула.

Головы смотрели на меня строго — а ты кто такая? Господи, как же всё это протирать от пыли? Что если я что-нибудь уроню, разобью, сломаю? Теперь я смотрела на них почти с ужасом, да и у Джорджа был, между прочим, довольно растерянный вид. Он поспал, поел и теперь осторожно ходил вокруг меня явно недоумевая — что это мы здесь забыли? Пора и честь знать. Я все еще в смятении разглядывала головы, что и спасло одного из античных дядек от гибели.

Чем-то он Георгу не понравился, а может наоборот, кот решил познакомиться с ним поближе. Короче, Георг прыгнул, постамент или что это было, зашатался и начал медленно заваливаться набок. Я взвыла страшным голосом и, позабыв про ушибленный бок, тоже прыгнула и поймала голову в нескольких сантиметрах от пола. Это было самым настоящим чудом! Мой кот-хулиган и тот выглядел потрясенным, то ли его поразил мой беспримерный прыжок, то ли дикий вой, но он смотрел на меня так, будто увидел первый раз в жизни.

— Пошёл вон, — прошипела я, — твое место под кроватью!

Потом я, конечно, пожалела об этих словах, но в ту минуту всё ещё тряслась от пережитого ужаса. Георг между тем дернул хвостом и удалился именно в указанном мной направлении. Ладно, потом извинюсь.

Я мрачно посмотрела на дядек — уж мне-то было известно, что это только начало, а затем подняла взгляд на портрет, висевший как раз между головами в неглубокой нише. Картина была очень темной и как-то не привлекала внимания, но это только на первый взгляд.

Ну вот, на меня смотрел еще один сурового вида господин, весь в чёрном, только белоснежный кружевной воротник топорщился крахмальными складками. Мужчина держал руку на поясе, на рукоятке кинжала. Да, воинственный, видать, был дяденька. Ишь, чистоплюй, смотрит на меня, будто я козявка какая. Или нет, если бы он мог заговорить, то совершенно точно повторил бы мои слова: пошла вон! Маркиз Карабас да и только. А если бы я сшила такую куклу, она, то есть он точно заткнул бы Генри за пояс. Или нет? Я повернулась к портрету спиной, не стану обращать внимание на разных там надменных типов.

Тут открылась входная дверь, и кто-то вошёл, и еще послышался звук мелких-мелких шажочков. К моим ногам подбежала крошечная крыска, нет, собачка, и залилась игрушечным лаем. И вся она была совершенно игрушечной — разве может носить нормальная настоящая собака трусы? Причем, трусы в веселенький белый горошек.

— Мими, девочка, где ты?

Я уставилась на дверь, чуть ли не ожидая вторую собаку, может быть, чуть покрупнее. Потому что у невидимки был точно такой же голос, как у гороховой псинки, только она не лаяла, а говорила. И в самом деле, зацокали по паркету коготки… нет, как оказалось, каблуки. В комнату вошла очень странная дама и уставилась, в свою очередь, на меня.

— Здрасьте… — наверное, мне нужно было бы присесть в этом, как его… а, реверансе…

— Ну, а где же Аркадий? Где мой сын? — воинственно пропищала дама.

Я не успела ничего ответить, потому что из спальни раздался странный шум, сильно напоминавший звуки драки. Боже мой, я только теперь сообразила, что крыска исчезла из поля зрения, и теперь стало ясно, куда именно. Я бросилась на помощь Георгу, дама неожиданно резво побежала за мной.

Всё действо происходило под кроватью, там возились, рычали и визжали. И визг издавал явно не Георг.

— Георг, ко мне! — что было силы заорала я.

— Что это? Кто это? — верещала у меня за спиной дама. — Я требую немедленно прекратить! Уберите своего пса! Мими, девочка моя, ко мне!

— Георг! Немедленно прекрати! — надсаживалась я. Дело явно принимало скверный оборот. Где в этом доме швабра?!

Тут, к моему облегчению, с воплями и стонами из-под кровати выскочила эта чёртова Мими, бросилась к своей хозяйке и попыталась вскарабкаться по ней как по стволу дерева.

— Кошмар! — закричала дама и стала стряхивать с себя собачонку. — Нет, нет, ты меня испачкаешь… Кошмар! — Тогда животинка, плача, побежала из комнаты, а хозяйка, почему-то пригнувшись, засеменила следом. Тощие ноги в дорогих туфлях покинули спальню последними.

Уф-ф, собачка была жива и, кажется, невредима, хотя… ну и что из того, что теперь на ней не было её шикарных трусов?

— Ты что натворил, подлец? Ты знаешь, чья это кр…. собака? — теперь уже шёпотом спросила я. Ответом мне был тихий рык.

За дверью стенали на два голоса, и я обречённо пошла туда.

— Мими, малышка, эта дрянь сделала тебе больно? Нет, не лезь ко мне! Посиди, посиди рядом с мамой…

Мими рядом с мамой сидеть не хотела, она была уже в прихожей и явно хотела уйти вон из этого дома. Её хозяйка нервно достала из сумки телефон и позвонила, точнее, приказала какому-то Борису подняться в квартиру. Я насторожилась.

К моему великому облегчению пришедший Борис очень бережно взял на руки пострадавшую и, выслушав наставления, унес её в машину. То есть никаких карательных мер против Георга пока не затевалось.

Дама, осмотрев себя в зеркальце и поправив лицо, откашлялась. Ну вот, теперь пришел мой черёд.

— Итак, ты и есть очередная прихоть моего сына.

Чёрт возьми, я еще никогда не была ничьей прихотью. Может, оно и ничего? Я шмыгнула носом и потупилась.

Дама откровенно меня разглядывала, и я догадывалась, что она никак эту самую прихоть понять не может. А она сама? Чёрные глаза, обведенные тушью, алый рот чуть не до ушей. И уши… большие, хрящеватые, да вдобавок на них покачиваются массивные серьги… Летучая мышь, да и только. Лёвчик точно потерял бы сознание, завидев всё это.

Вскоре дама бросила свое бесполезное занятие и вернулась к нашим баранам.

— Где Аркадий?

Ого, она спросила так, будто подозревала, что его труп лежит, к примеру, под кроватью, в логове пса Георга.

— Не знаю, то есть на работе, наверное.

— На утро после свадьбы? Очень мило. Хотя, учитывая все обстоятельства, все вполне логично. Вряд ли можно считать эту затею серьезным делом. Но на работе его нет, я звонила, и сотовый молчит. И домашний телефон тоже, между прочим, молчит.

Я понятия не имела, какие такие обстоятельства она учла, и почему все телефоны молчат, и есть ли выход из нашей тупиковой ситуации. У меня даже мелькнула мысль что, возможно, придётся сознаться в чем угодно, лишь бы мадам, наконец, на что-нибудь решилась — либо уйти, либо как-то разобраться со мной. И тут, точно черт из табакерки, явился ее сынок.

— Сын! — она протянула обе лапки, унизанные перстнями, ему навстречу. Королева-мать в заточении… Виктоша поставила бы ей "отлично".

— Аркадий, крайне глупо скрываться от собственной матери! Да еще эта ужасная тварь набросилась на Мими, стала её рвать, я пережила такой стресс…

При этом её мальчик, уже почтительно склонившийся для поцелуя, замер, затем в недоумении повернулся ко мне. Еще бы, я тоже было подумала, что ужасная тварь это я.

— В чём дело, Ксения?

Вообще-то мне захотелось нагло ответить, что ни в чём. Вот захотела и набросилась, и может быть, еще наброшусь и порву, потом, если захочу…

— Мало того, что ты приводишь в свой дом незнакомую мне женщину, так еще и ее ужасную собаку! Как ты мог такое допустить, Аркадий!