Мистер О (ЛП)

Она прикасается руками к моим щекам и начинает говорить прежде, чем ко мне возвращается дар речи.

— Сегодня утром я не ответила на твое признание, потому что хотела, чтобы ты сам принял решение, — говорит она и пристально смотрит на меня своими голубыми глазами. — Вот почему я сразу же ушла, чтобы ты смог спокойно сделать выбор, который тебя осчастливит. Я не хотела, чтобы ты беспокоился обо мне или думал, что должен от всего отказаться потому, что любишь меня. Но все это время я была раздавлена, потому что чувствую то же, что и ты. И я знаю, как много это для тебя значит, а ты много значишь для меня, и я хочу, чтобы ты знал, что я поеду с тобой. Потому что я тоже тебя люблю.

Я не могу ее не поцеловать. Я прижимаюсь своим губами к ее, сминаю их своими и целую женщину, которую люблю, и которая любит меня в ответ.

Нью-Йорк и осень. Харпер и я. Любовь и дружба.

Я так чертовски счастлив, что не могу сдержаться. Я не могу удержать всю эту радость в себе. Мы целуемся, и целуемся, и целуемся, и я не могу остановиться. Я запускаю руку в ее волосы, сжимаю эти мягкие, шелковистые пряди, пока мы целуемся рядом с Центральным парком, где я встретил ее на половине пути ко мне.

Только нам не нужно идти на компромисс. Ей не нужно отказываться от чего-то ради меня. Когда я разрываю поцелуй, я радостно улыбаюсь, как одухотворенный дурак.

— Ты не можешь поехать со мной, — говорю я, и в глазах Харпер начинает мерцать грусть.

— Почему? — ее голос срывается.

Я прижимаю палец к ее губам.

— Потому что я не поеду.

— Что? — она поглаживает мою грудь. — Ты сумасшедший? Это шанс всей жизни.

Я пожимаю плечами.

— Может быть, и так. А может, и нет. Сейчас шоу меня не волнует. Оно дало мне все, что я мог когда-либо хотеть, но оно не дало мне тебя. Всю свою жизнь больше всего на свете я любил рисовать, — говорю я, проводя рукой по ее волосам. — До тебя.

Харпер дрожит.

— Остановись. Это безумие.

Я качаю головой.

— Это не безумие. Это правда. У меня будет другое шоу. А может, и не будет. Но другой тебя у меня не будет никогда.

Она прижимает руку ко рту так, будто пытается скрыть дрожь своих губ. Но слеза, скатывающаяся по щеке, выдает ее.

— Харпер, я люблю тебя больше, чем «Приключения Мистера Оргазм». И я не могу просить тебя покинуть Нью-Йорк.

— Но я бы поехала. Я бы сделала это ради тебя. Я действительно хороша в том, что делаю, и везде есть мамочки, которые наняли бы меня. Один клиент, и мне бы цены не было в Лос-Анджелесе.

— Я знаю, — мягко говорю я, и это правда. — Но я тоже люблю Нью-Йорк. И я хочу быть с тобой здесь, на Манхэттене. Это наш дом, и я не могу позволить себе потерять именно тебя. Не шоу.

— И что будет дальше?

Я пожимаю плечами.

— Я сказал Тайлеру отказаться от предложения. Джино думает, что загнал меня в тупик, но это не так. Потому что вот в чем дело. Джино — придурок, и мне не нравится работать на него. Он думает, что владеет мной, потому что нашел меня, но шоу можно перенести на другой канал. На какой угодно. Джино может владеть всем, что я создал до сих пор, но все остальное, — я замолкаю и указываю пальцем на свою голову, — будет исходить отсюда. Оно принадлежит мне. Это — мое творение. И мы с Тайлером думаем, что найдется кто-то еще, кто захочет купить его. Он уже ищет другой канал.

— Ты решил это прежде, как мы во всем разобрались? Прежде, чем я сказала, что тоже тебя люблю? — спрашивает Харпер с нотками изумления в голосе, когда кладет руки на мои плечи.

— Иногда просто нужно рискнуть и поставить на кон свое сердце. Так же, как ты только что сделала это для меня, — тихо говорю я.

— Как и ты сделал для меня, — говорит она, и ее губы изгибаются в улыбке, похожей на мою. Этим губам невозможно сопротивляться. И мне больше не нужно этого делать… не то чтобы у меня хоть раз это получилось. Но теперь для меня нет никаких запретов, и я могу целовать ее сколько угодно. Я снова целую ее, захватывая ее губы своими с одержимостью, исходящей из уверенности, что теперь она моя.

Когда мы разрываем поцелуй, я беру ее за руку и веду на скамейку в глубине парка.

— У меня есть идея для нового шоу. Я хочу показать тебе. Некая сексуальная Принцесса, которую я люблю, стала моим вдохновением.

Харпер спрашивает с притворным любопытством:

— И кто же эта сексуальная Принцесса?

— У меня появилась эта идея, когда мы впервые пошли в боулинг, — говорю я и тянусь к конверту, из которого вынимаю копию комикса, над которым работал. Хотя работа — не совсем подходящее слово. Скорее это было похоже на игру, потому что, рисуя Харпер, я всегда чувствовал веселье. — Я нарисовал тебя в качестве безумно сексуальной девушки-механика.

Я показываю ей первый рисунок. Она смеется и смотрит на меня.

— Это я?

Я киваю.

— Я довольно грудастая, — говорит она с гордостью, покачиваю грудью.

— Да, так и есть.

— И я — механик?

— В этом комиксе — да.

— Ты же понимаешь, что я даже не умею водить?

Теперь моя очередь смеяться.

— Как я и сказал, Лос-Анджелес совершенно нам не подходит. Ты — чистокровная жительница Нью-Йорка.

Я показываю ей оставшиеся рисунки — учебник по написанию пошлых сообщений, шутку про смазку, механика в плаще и многое другое. То, что начиналось как случайные эскизы, превратилось в начало новой сюжетной линии. Глаза Харпер широко открыты и наполнены чем-то вроде удивления, когда она, не спеша, изучает каждый рисунок.

— Помнишь, ты спросила меня, в чем секрет идеально нарисованного мультфильма? — спрашиваю я, напоминая ей.

Она отводит взгляд от моих набросков.

— Да. Ты сказал, что тебе должно нравиться то, что ты рисуешь.

— Так и есть. Но я должен внести поправки. Все получится еще лучше, если ты будешь любить то, что рисуешь, — я указываю на последний рисунок, на котором герой пожирает глазами сексуальную девушку- механика в плаще.

Ее губы изгибаются в улыбке.

— Это ты?

Я пожимаю плечами.

— Может быть. Я не знаю. Но у меня много общего с ним. У него пошлые мысли, и он любит подглядывать за великолепной рыжей.

Харпер смеется.

— Я люблю тебя и твои пошлые мультфильмы, твой сумасшедший мозг и то, что ты представляешь меня механиком, хотя на самом деле я — фокусник.

И это последнее слово напоминает мне о том, что было для меня загадкой в этой женщине.

— Скажи мне кое-что. Я думал, что ты не влюблена в меня, потому что рядом со мной ты никогда не была Принцессой Неловкостью. Означает ли это, что твои чувства изменились тогда, когда ты сказала, что, — я останавливаюсь и рисую в воздухе кавычки, — излечилась от своего недуга?

Она хитро улыбается и качает головой.

— Не-а.

— Тогда когда? — спрашиваю я с любопытством.

— У меня никогда не было проблем с тем, чтобы поговорить с тобой, — она проводит рукой по моим волосам и смотрит на меня глазами, полными озорства. — Хочешь узнать секрет этого маленького трюка?

— Да, хочу. Это всегда сбивало меня с толку.

— Будь внимателен, потому что я не всегда выдаю секреты своих фокусов.

— Я слушаю.

Она поднимает подбородок выше.

— Практика.

— Что ты имеешь в виду?

Ее голос становится тихим и уязвимым.

— У меня были годы практики. Я всегда тебя любила. Ты был моим другом, когда мы были моложе, и ты всегда был таким красивым. Рядом с тобой я никогда не чувствовала неловкости, потому что знала тебя уже очень давно. Притворяться, что я не увлечена тобой до безумия, было моим самым величайшим фокусом.

Я впитываю в себя ее признание, и все обретает смысл в некотором роде, все комплименты, которые она делала мне в последние несколько недель. Тем не менее, я, вроде как, изумлен и очень доволен.

— Ты серьезно?

— У меня всегда были чувства к тебе, Ник, — говорит она, и ее щеки покрываются румянцем.

Новая волна счастья проходит сквозь меня.