Вверх тормашками

— Десс, довольно. Забирайте с Райли ваши стопки одежды и несите наверх.

— Но я собиралась взять печенье.

Заставив себя сосредоточить внимание на дочери, Марисса стала припоминать хозяйственные дела, которые она поручала детям на этот вечер.

— Ты убрала свою комнату?

— Н-е-ет.

— Получишь печенье, после того как выполнишь работу. А что у тебя, Райли?

— Я свою работу закончил десять минут назад, — чинно ответил Райли.

— Глупый мальчишка, — обозвала его Десса.

— Сама дура.

— Я-то нет! — набросилась на него сестра.

— Ты…

— Прекратите, вы оба, — приказала Марисса. Может быть, Коди вовсе не собирался вступать в контакт с ее детьми. — Идите наверх. — Она повернулась к сыну. — А ты, Райли, уже брал печенье. Я слышала, как ты заходил на кухню. Забирай свою одежду и потом займись чем-нибудь. Или я найду для тебя еще какое-нибудь занятие. И можешь мне поверить, я не имею в виду «Нинтендо» [23].

Дети прекратили ворчать и стали забирать чистую одежду. Марисса подождала, пока они скрылись на лестнице, и повернулась к Коди. Сердце ее билось так сильно, что она даже опустила глаза посмотреть, не выскочило ли оно из груди, как у одного из персонажей из утреннего субботнего мультфильма. Сердце, разумеется, было на месте. Она подняла глаза и как можно спокойнее спросила:

— Что тебя привело сюда?

— Мне не хватало тебя. — Коди шагнул ближе. — О Боже, Марисса, — продолжал он низким хриплым голосом, — я никогда не представлял, что человеку может так недоставать кого-то, как мне тебя.

«О да, милый», — признавалось ее тело, но она сделала шаг назад.

— Я признательна тебе за эти слова. Мне тоже тебя не хватало. Но это все. До свидания. Мне нужно загрузить в сушилку еще одну охапку. — Марисса двинулась к двери.

— Нет. Прошу тебя, подожди. Это только часть того, что я хотел сказать. Я пришел пригласить тебя и твоих детей к моему отцу на пиццу. В пятницу вечером.

Марисса остановилась и оглянулась.

— Что? — Она удивленно посмотрела на Коди.

— Я думал обо всем, что ты говорила, Рисса. — Он подошел ближе. — Черт побери, я не мог ни о чем другом думать. И возможно, ты была права. — Коди взъерошил рукой волосы и жестом показал на гостиную. — Мы не могли бы поговорить минуту?

Марисса пристально посмотрела на него, потом кивнула и пошла вперед. Она подождала, пока Коди осматривает обстановку, более строгую, нежели в большой общей комнате, и огонь в камине. Затем он обернулся и улыбнулся.

— Здесь очень мило. Я, кажется, не бывал здесь раньше. «Потому что большую часть времени мы проводили в моей спальне», — подумала Марисса, садясь на краю дивана.

Коди устроился на противоположном конце.

— У моей сестры Дженис, — начал он, — слишком много мужчин, Рисса. — Должно быть, она сделала гримасу, потому что Коди тут же сказал: — Я не считаю, что ее интимные дела как-то меня касаются. Но у нее есть Джейкоб. Я люблю этого ребенка. Он самый замечательный мальчик на свете. Когда Дженис приводит домой своих любовников, он к ним легко привязывается и через какое-то время начинает видеть в одном из них потенциального отца. Потом тот парень уходит, и его место занимает кто-то еще. Из мужчин только мы с моим отцом и можем положительно влиять на мальчика. — Он посмотрел Мариссе прямо в глаза. — Когда ты в первый же вечер привела меня к себе домой, я заключил, что для тебя это привычное дело. Позже я узнал, что у тебя есть дети. После этого я решил держаться от них подальше. Я не должен был видеть на их лицах то, что я столько раз наблюдал у Джейкоба.

Не то чтобы это не вызывало у нее сопереживания, но разве они уже не закрыли эту тему? Марисса испытывала искушение снова выставить его за дверь, но то, как он говорил о своем племяннике, заставило ее обуздать свое нетерпение. И через минуту она была этому рада.

— Но так было раньше, — продолжал Коди низким, страстным голосом, — пока я тебя не узнал, Марисса. Не только в постели. Мне нравятся в тебе чувство юмора, быстрый ум, верность друзьям. И вероятно, больше, чем что-либо, твоя преданность своим детям. На второй день я уже понял, что ты совсем не похожа на Дженис. И тогда в сердце моем начала зарождаться любовь. — Он придвинулся ближе и притронулся к ее руке. — Однако я продолжал держать дистанцию, потому что привычка успела пустить корни в сознание, и я не знал, как повернуть ее вспять. Но я попытаюсь. Я хочу этого больше, чем способен выразить словами.

Это было чуть ли не все, что Марисса так жаждала от него услышать. Но тогда почему она была так испугана?

— Коди, с моими детьми может быть много хлопот, — предупредила она.

В уголках его прищуренных глаз появились крошечные морщинки.

— Ну, об этом я уже догадался. Пара ракетных пистолетов, не так ли?

— Пара полуавтоматов.

— Подобных их маме, — ухмыльнулся Коди. — Я уже предвкушаю момент знакомства… хотя должен тебе сказать, меня это немного пугает. Что, если я им не понравлюсь?

— С чего вдруг ты говоришь о таких вещах? Ты им очень даже понравишься, я это точно знаю. Но если мы с тобой испробуем твой способ, а из этого ничего не получится? Раньше, когда у нас с тобой все расстроилось, — сказала Марисса, — мне по крайней мере было спокойнее думать, что это была твоя ошибка.

Коди осторожно положил руку на спинку дивана у нее за плечами.

— Мне так недоставало тебя всю эту неделю, что я не хочу, чтобы подобное когда-нибудь повторилось. Я полагаю, мы оба должны приложить дополнительные усилия, чтобы у нас все получилось. — Он скользнул рукой к ней на плечо.

— И ты думаешь, — сказала Марисса, — что эта пицца с твоим отцом и моими детьми поможет?

— Это начало. — Коди наклонил голову к ее губам и запечатлел нежный поцелуй. Потом откинулся назад и заглянул ей в глаза. — Ты так не считаешь, Марисса?

— Да. — Тело ее до кончиков пальцев окуталось теплом. — Это очень хорошее начало.

Глава 21

— Я вижу, ты очень этим довольна, — сказала Вероника, после того как Марисса сообщила ей новость. — Я рада, что ты снова счастлива. — Она похлопывала ладонями в перчатках, чтобы разогнать кровь.

Президентский день, морозный и ясный, завершал Зимний фестиваль. Заняв одну из скамеек вокруг катка, они с Мариссой наблюдали за детьми, скользящими по льду. Деревья из папье-маше, с сотнями крошечных белых лампочек, выглядели удивительно эффектно, хоть и не так сказочно, как в темноте. Яркий солнечный свет отражался от гигантских ледяных скульптур по краям арены, находившейся дальше, через поле. В прозрачном воздухе плавали аромат ярмарочных яств и звуки смеха.

— Правда, в этом есть и отрицательная сторона, — сказала Вероника, глядя на сияющее лицо подруги. — Я хочу сказать, что Куп был прав. Ужасно не хочется признаваться, но это так. Я полагаю, из-за этого выгляжу этакой стервой.

Марисса наградила ее насмешливой улыбкой.

— Почему? Потрудись пояснить свое иносказание.

— Я вчера на него рассердилась из-за Коди. Я сказала, что ты будешь дурой, если примешь его снова, даже если он приползет на коленях. И по этому поводу Куп предостерег меня не путать тебя с моей матерью.

— Что?

— Он говорил о моем неправильном представлении, что простить человека и продолжать с ним отношения означает подчинение. То, что всегда делала моя мама.

— Что за вздор!

— Да. И об этом я думала тоже. Я решительно не хотела ему верить. А может быть, и нет, Рисса. Во всяком случае, эта мысль засела у меня в мозгу, и я достаточно долго размышляла вчера и этой ночью. — Заткнув под мышки свои озябшие руки, Вероника посмотрела на подругу. — Что, если он прав? Я в своем усердии, несомненно, могла оставить тебя несчастной на всю жизнь. Главное — чтобы Коди не сошло с рук то, что он так тебя обидел. Это было явно нерациональное суждение. — Вероника высвободила руку из теплого гнезда и тронула Мариссу за рукав. — Иногда я бываю тебе не очень хорошей подругой. Я очень сожалею об этом.