Практическая магия

— Какая прелесть! — говорит она.

Тетушка Фрэнсис трет лепесток двумя пальцами, проверяя, живые ли это розы. Да, живые, но тетушку Фрэнсис поразить не так-то просто.

— Еще какие будут фокусы? — спрашивает она голосом, от которого у любого мужчины застынет в жилах кровь.

Бен отвечает ей пленительной улыбкой — той самой, от которой у Джиллиан в первую же минуту подломились колени, а у тетушек сейчас встают в памяти два молодых человека, которых они знали в былые годы. Он протягивает руку и достает из воздуха за спиной у тетушки Фрэнсис шифоновый, сапфирового цвета шарф, каковой и преподносит ей с гордым видом.

— Я не могу принять такой подарок, — говорит Фрэнсис, но уже голосом, в котором поубавилось холода, и, когда никто не смотрит, накидывает шарф себе на шею. Цвет его идеально подходит к ее глазам, серо-голубым и прозрачным, словно вода в чистом озере. Бен с удобством усаживается за стол, хватает кусок пиццы и принимается расспрашивать тетушку Джет о том, как они доехали из штата Массачусетс. И тут тетушка Фрэнсис знаком подзывает к себе Джиллиан.

— Смотри хоть с этим не напортачь, — говорит она племяннице.

— А я и не собираюсь, — заверяет ее Джиллиан.

Бен засиживается до одиннадцати часов. Он сооружает из полуфабриката шоколадный пудинг на сладкое и учит девочек и тетушку Джет, как строить карточный домик, чтобы потом дунуть — и рассыпался.

— Повезло тебе на сей раз, — говорит сестре Салли.

— Ты полагаешь, это везенье? — усмехается Джиллиан.

— Ага.

— А вот и нет, — говорит Джиллиан. — Такое дается годами тренировки!

В этот момент обе тетушки разом настораживаются, склонив набок голову с легчайшим придыханием, похожим, если не вслушиваться, на отдаленный стрекот сверчка или вздох мышонка под половицей.

— Пора, — говорит тетушка Фрэнсис.

— Нам требуется обсудить кой-какие семейные дела, — говорит Бену тетушка Джет, провожая его к двери.

Тетушка Джет всегда разговаривает приветливым и милым голоском, но его едва ли рискнешь ослушаться. Бен подбирает свой клеенчатый дождевик и машет на прощанье Джиллиан.

— Утречком позвоню, — объявляет он. — Я к вам приду завтракать!

— Уж с этим-то не напортачь, — говорит, обращаясь к Джиллиан, тетушка Джет, закрыв за Беном дверь.

— Ни в коем случае, — заверяет Джиллиан и ее. Она подходит к окну и выглядывает на задний двор. — Жуть, что сегодня творится!

Ветер срывает дранку с крыш, кошки по всей округе просятся в дом или же забиваются в приямок у окна дрожать там и орать дурным голосом.

— Может быть, обождем, — нерешительно предлагает Салли.

— А ну-ка, выносите на задний двор кастрюлю, — командует девочкам тетушка Джет.

Свеча в центре стола отбрасывает круг неверного света. Тетушка Джет берет Джиллиан за руку.

— Этим нужно заняться сейчас же. Нельзя откладывать, когда имеешь дело с призраком.

— Что значит — с призраком? Речь ведь идет о том, чтобы тело успокоилось в могиле!

— Пусть так, — говорит тетушка Фрэнсис. — Если тебя больше устраивает такой взгляд на вещи.

Джиллиан жалеет, что не догадалась пропустить за компанию с тетушками стаканчик джина. Вместо этого она допивает остатки холодного кофе из чашки, не убранной после ланча с кухонного стола. К утру ручей позади школы обратится в глубокую речку; лягушки повылезают на высокий бережок, ребята после воскресных занятий не задумаются бултыхнуться в теплую, мутную воду прямо в парадном костюмчике и самых лучших ботинках.

— Ну хорошо, — говорит Джиллиан. Она знает, что тетушки имеют в виду нечто большее, чем тело, — это дух покойного преследует их. — Ладно, — говорит она тетушкам и открывает заднюю дверь.

Антония и Кайли выходят во двор с кастрюлей. Очень скоро хлынет дождь; привкус его уже чувствуется в воздухе. Большой чемодан тетушки еще раньше велели девочкам поставить невдалеке от колючей изгороди. Тетушки стоят бок о бок, и ветер с жалобным завыванием треплет подол их юбок.

— Это растворит то, что было когда-то плотью, — говорит тетушка Фрэнсис и подает знак Джиллиан.

— Что, я? — Джиллиан пятится назад, но отступать ей некуда. Прямо за спиной у нее стоит Салли.

— Давай действуй, — говорит ей Салли.

Антония и Кайли держат тяжелую кастрюлю; ветер хлещет по изгороди, и ветки рвутся вперед, как бы норовя исцарапать их колючками. Осиные гнезда раскачиваются туда-сюда. Да, пора; это ясно.

— Ой, мамочки, — шепчет Джиллиан. — Не знаю, смогу ли я.

У Антонии от усилий не уронить кастрюлю побелели костяшки пальцев.

— Ух, как тяжело, — сдавленным голосом говорит она.

— Сможешь, — говорит своей сестре Салли. — Поверь мне.

Салли теперь твердо знает: подчас человек способен на такое, что самому впору лишь развести руками. Взять хотя бы ее дочерей, ее девочек, для которых она желала всегда одного: нормальной жизни, — и вот позволяет им стоять над грудой костей с кастрюлей для варки макарон, наполненной черт-те чем! Что с нею произошло? Что дало осечку? Куда делась рассудительная женщина, на которую люди могли положиться в любой день и час? Она не в силах, как ни старайся, не думать ежеминутно о Гэри. Дошла до того, что позвонила в мотель «Вам — сюда» справиться, выписался ли он оттуда; да, выписался. Уехал, а она не в состоянии избавиться от мыслей о нем! Сегодня видела ночью во сне пустыню. Ей снилось, будто тетушки прислали ей черенок от яблони из своего сада и он зацвел в безводной пустыне. И будто бы, если яблок с этого саженца дать коню, не будет того коня резвее, а если кусочек пирога, испеченного ею с этими яблоками, отведает мужчина, он будет принадлежать ей на веки вечные.

Салли и Джиллиан забирают у девочек кастрюлю и опрокидывают ее, выливая щелок на землю, — правда, Джиллиан проделывает это зажмурясь. Мокрая земля шипит, нагреваясь, и по мере того, как варево просачивается вглубь, над нею собирается туманное облачко. В нем смешались цвета раскаяния и тоски, сизый цвет раннего утра и голубиного крыла.

— Отойдите! — велят им тетушки, потому что земля начинает пузыриться.

Снадобье разъедает корни колючего кустарника, растворяет камешки и козявок, кожу и кости. Все поспешно отступают назад, однако на том месте, куда ступила Кайли, творится что-то неладное.

— А, черт! — вырывается у Салли.

Прямо у Кайли под ногами почва смещается, уходит вниз, осыпается, как во время оползня. Кайли чувствует это, понимает — и не может шелохнуться. Она скользит, она проваливается в дыру, но в этот миг Антония хватает ее сзади за хвост рубашки и тянет к себе. Она выдергивает Кайли обратно с такой силой, что слышит, как что-то хрустнуло у нее в локтевом суставе.

Девочки стоят тяжело дыша, поеживаясь от страха. Джиллиан невольно вцепилась в плечо сестры, сжимая его так крепко, что Салли будет потом не один день ходить со следами ее пальцев. Но сейчас все они разом отшатываются назад. Поспешно и без всяких напоминаний. С того места, где должно, предположительно, находиться сердце Джимми, тянется вверх струйка кроваво-красного пара, злобный маленький смерч, который рассеивается, вступая в соприкосновение с воздухом.

— Это был он, — говорит Кайли о струйке ярко-красных испарений, и точно: в воздухе распространяется запах пива вперемешку с кремом для обуви; воздух накаляется, словно в пепельницу стряхнули столбик тлеющего пепла.

И вслед за тем — ничего. Абсолютно. Джиллиан сама не разберет, слезы ли текут у нее по щекам, или это дождь пошел.

— Вот теперь его действительно нет, — говорит ей Кайли.

Но тетушки — не из тех, кто полагается на авось. Они привезли с собой в большом чемодане два десятка голубовато-серых камней — того самого песчаника, который двести лет назад доставили к дому на улице Магнолий для Марии Оуэнс. Этим песчаником выложена дорожка в саду у тетушек, а лишние камни хранились все эти годы возле сарая, и их как раз хватит, чтобы выложить небольшую площадку на том месте, где росла сирень. Теперь, когда от колючей изгороди осталась одна зола, женщинам из семейства Оуэне не составляет труда выложить камни в круг на земле. Получится незатейливый внутренний дворик — а впрочем, на нем хватит места поставить металлический столик и четыре стула. Девочки по соседству будут спрашивать дома разрешения собираться здесь с подружками пить чай, а когда мать спросит их со смехом, чем же этот дворик лучше их собственного, станут уверять, что песчаник приносит счастье.