Брачный сезон, или Эксперименты с женой

Анюта развернулась и потопала по тропинке между сугробами. К чистенькому домику месье Бега, окруженному тщательно подстриженными и укутанными мешковиной липками и кустами роз. Наверное, решила передать права - а скорее, обязанности - на отцовство французу. Бедный Альфред. Не видать ему теперь ни подставочек для яиц, ни ночного преферанса в теплице. На своих газонах за лето он зарабатывал неплохо: не только хватало на беззаботную зимнюю жизнь, но ухитрялся еще и откладывать на машину. Не видать теперь и машины! Аннет, как на французский манер Альфред называл Анюту, так просто его не отпустит.

Это происшествие выбило меня из колеи. Я затосковал. И потерял интерес к преферансу.

- Дай хоть отыграться, - увещевал меня угодивший в женские сети Альфред.

Анюта наверняка наседала на него, а француз должен был мне около десяти гектаров земли.

- Я тебе прощаю, - вяло отбивался я. - Считай, что ты мне ничего не должен.

- Ну как же, - не соглашался месье Бега и по-мушкетерски грассировал: - Карррточный долг - долг чести!

Однако продолжать игру я отказался наотрез. Анюта тоже перестала посещать теплицу. Компания распалась. Осознав это, Афанасий Никитич занялся своими кактусами и почти не разговаривал со мной. Однако я чувствовал, что в голове старика засела мысль женить меня на своей внучке. Моей лучшей подруге.

О Катьке я, конечно, грустил. Но не очень сильно. Все-таки когда-нибудь я ее снова увижу. Гораздо сильнее я тосковал по Марии Еписеевой. Ее я никогда больше не увижу. И не ходить нам вместе в музей, и не есть мне огурцы из трехлитровой банки в ее небольшой квартирке. Даже о Машином сыне, хулигане Еписееве, я думал с нежностью. Он, по большому счету, не так уж плох. Дни я проводил лежа на топчане лицом вниз. Изредка выбирался на прогулки, каждый раз страшась встретиться с Анютой.

Однажды утром, когда мадемуазель Веточкина отправилась торговать газетами в электричках, я рискнул выйти на улицу. Побрел меж домов, уныло разглядывая желтые собачьи меты на сугробах. Читая эти иероглифы, вышел за околицу и остановился под щитом с надписью "Путь к рассвету". Я с тоской смотрел туда, где, по моим представлениям, находилась Москва, и размышлял, что жизнь моя близится к закату.

Неожиданно мое внимание привлекла крошечная фигурка. Она двигалась по направлению к деревне. Где-то я ее уже видел. Сначала я подумал, что это Анюта, и попытался укрыться за щитом. Но потом присмотрелся внимательнее. Знакомая дубленка. Веточкина обычно щеголяет в тулупе, крест-накрест перевязанном платком. И в валенках. Эта же дама с трудом ковыляла по сугробам. И виной тому - модельные сапожки городской жительницы. Бог мой! Да это же... Это же Маша!

- Машенька! - выдохнул я и ринулся навстречу судьбе. К закату.

Глава 36

Профессия - следователь

Мы замерли посреди поля, как скульптурная группа "Мать и дитя". Я стоял на коленях, а мадам Еписеева гладила мою непокрытую голову руками в шерстяных перчатках. За время, проведенное мной у Афанасия Никитича, она ничуть не изменилась. Только ее синие глаза смотрели теперь куда более ласково и... осмысленно, что ли.

- Ну вставай, а то простудишься, - сказала Маша. - Собирай вещи. Поехали.

- Постой... - задохнулся я, - как же ты меня нашла? Ведь я никому...

Неужели она знает обо всех моих неприятностях?! Как стыдно... Должно быть, в ее глазах я последний трус. А еще обещал защитить ее от динозавра. Но и как приятно, черт возьми! Как же я ей благодарен и как же я... люблю ее.

- Для любящего сердца нет никаких препятствий! - напыщенно ответила мадам Еписеева.

Значит, и она меня любит! Наверняка, выбежав из театра и выбросив мои цветы, Мария сотню раз пожалела об этом.

- Значит, ты на меня больше не обижаешься?

Мария отряхнула с дубленки снег.

- Сначала я очень обиделась, - задумчиво проговорила она и резко добавила: - Все-таки это свинство с твоей стороны - позвал женщину в театр, а сам напропалую принялся кокетничать с какими-то шалавами!

- Да вовсе она не шалава! - пробормотал я. - И не ко...

- Лучше уж помолчи! - отрезала Маша и ухватилась за рукав моей телогрейки. - Так вот, - продолжала она, - вернулась я домой, вся злая, в слезах. День проходит, другой, а ты не звонишь и не звонишь. Ты ведь всегда звонишь, если чувствуешь себя виноватым.

Я энергично затряс головой.

- Вот я и подумала: а может, с тобой что стряслось... Подождала еще денек и позвонила сама. А у тебя никто не подходит. После работы поехала к тебе, а ты и дверь не отпираешь!

- Как? Разве дверь не выбита? - удивился я, вспомнив газетное сообщение о налете на мою квартиру.

- А почему она должна быть выбита? - в свою очередь удивилась мадам Еписеева.

- Ну как же? Меня ведь убить хотели, даже квартиру всю разгромили. Я сам в газете читал. Зачем же я, по-твоему, здесь скрываюсь столько времени?

Машины глаза изумленно расширились. Мы уже миновали дом Афанасия Никитича, но я решил не останавливаться, пока не выясню все до конца.

- А я подумала, что ты просто захотел отдохнуть. Дверь твоя на месте. Никто ее не выбивал... Да и тебя, вижу, пока не убили. С чего это тебе в голову взбрело?

Пришлось рассказать Маше об ограблении, о Мухрыгине и его угрозах. Она с минуту пристально смотрела на меня, подозревая, что я шучу, но, убедившись в обратном, звонко расхохоталась.

- Ну вы... мужики... даете! - с трудом выговорила она. - Один, значит, наплел с три короба про бандитов и про месть, а другой поверил и скрывается в глуши неизвестно сколько времени! Да уж, такого я не ожидала! Мухрыгина твоего давным-давно уволили.

Я покраснел, хотя кое-какие сомнения у меня еще оставались.

- Меня тоже уволили.

- Это я знаю, - отрезала Мария и тут же добавила, чуть помягче: - Вот и хорошо, что уволили. Займешься чем-нибудь дельным. А то что это за работа такая - учитель. Не мужское занятие. Больше для старушек да для девиц незамужних подходит. Хочешь, я тебя к нам устрою? В отель? Секьюрити. - Она поспешно пояснила, заметив, как поползли вверх мои брови: - Охранником. У тебя фактура подходящая.

- Погоди, - отмахнулся я. - А откуда ты знаешь о Мухрыгине? Да и обо мне тоже?

- Ну ты же не дал мне договорить. Про какие-то выбитые двери начал допытываться.