Брачный сезон, или Эксперименты с женой

- На дуэль, может, и нет, а вот лопатой огреет точно...

Засомневавшись было, я все-таки решился и быстро нагнулся к ее лицу. После ледяного поцелуя на моих губах остался вкус детского крема. Что же это, она заранее была уверена, что будет целоваться со мной на морозе, раз намазала губы?

Анютины валенки заскрипели по снегу. Растревоженный, я побрел в свое логово.

Глава 35

Путь к закату

Я жил у Афанасия Никитича уже довольно долго. Нет, по утрам я не бегал и штангу (то есть тепловозные колеса) не тягал. А все потому, что ежедневно, часов до трех ночи, мы играли в преферанс и я отсыпался до полудня.

Мой личный выигрыш приближался к двадцати гектарам. Катькиного деда это ничуть не беспокоило. Каждую ночь мы с ним неизменно отодвигали забор все дальше к лесу.

- Хороший ты мужик, Сеня, - сказал как-то Афанасий Никитич. - Да вот только бабник.

- Это почему же? - удивился я.

- А Анютке кто голову крутит?

Действительно, иногда, когда не видел Альфред, я провожал Анюту до дому. Изредка мы даже целовались. Но не больше.

- Ничего я не кручу!

Афанасий Никитич задвигал кожей на лысине.

- А она-то уж на всю деревню тебя своим женишком кличет.

Я перепугался. Неужели опять начинается? Не успел я залечить раны, нанесенные мне мадам Еписеевой, как на моем горизонте появилась мадемуазель Веточкина. Мухрыгина, кстати, тоже успел подзабыть. Однако в деревне свои опасности. Тут меня в любой момент может огреть лопатой безумный Альфред. Опять бежать?

- Ты мне смотри, - продолжал Никитич. - Я ведь все Катьке скажу!

При чем тут Катька-то? Или он думает, что у нас с ней какие-то любовные отношения?

- Женился бы ты на ней, - неожиданно предложил старик. - Ты хороший мужик, она баба неплохая, Катька-то! - Я опешил. - Вот и зажили бы. Земля у тебя есть, а я бы тебе свою теплицу на свадьбу подарил. Чем не жизнь?

- Эх, Никитич, - непроизвольно вздохнул я, - твоими бы устами мед пить.

- Хочешь, я с ней поговорю? Меня она послушает...

Катька - моя жена! Нет, это невероятно, я слишком хорошо ее знаю. Она ярая противница брака, да и я устраиваю Кэт разве что в качестве друга. О Кэт можно только мечтать... Нет, это полная чепуха! Я ведь уже предлагал ей руку. И даже сердце. Она не согласилась, обратила все в шутку. Не стоит и пытаться.

- Спасибо, Никитич, - ответил я. - Для твоей внучки я слишком мелковат. Как это ты говоришь, птица не ее полета...

- Да вы что там в Москве, с ума все посходили? - произнес свою любимую фразу старик. - В преферанс не играете! Жениться по-человечески не можете! Нет, не зря я оттуда уехал...

Дней за пять до этого разговора, будучи в хорошем расположении духа после выигрыша, Афанасий Никитич рассказал мне, что когда-то преподавал в МГУ и пользовался известностью в ученых кругах. Даже написал основательный математический труд. Труд оценили по достоинству, но публиковать отказались. И тогда один молодой ученый по фамилии Чемодуров (да-да, тот самый Внешторгбанковец) попытался навязаться Никитичу в соавторы и протолкнуть это исследование "в сферах". Дедушка рассердился и уехал в колхоз "Путь к рассвету". Выращивать тропическую растительность и играть в преферанс. А Катькин брак потерпел фиаско. Наверное, узнала, что представляет на самом деле ее муженек, и отвергла синие воды Женевского озера.

- Словом, кончай ты с Анюткой шашни крутить, - подытожил по-крестьянски Никитич. - Пусть уж она с Альфредом. Ты-то ведь уедешь, чует мое сердце, а этот француз с рязанской мордой точно останется...

Старик, разумеется, прав. Только вот, когда я уеду? Для этого мне нужно быть уверенным, что Мухрыгин и его зловещий Дрендель прекратили преследование. Я вспомнил заметку в "Московском дне". В мозгу возникла явственная картина разгрома, учиненного преступниками в моей квартире. Хоть бы Катька приехала, что ли. Пора бы ей проведать дедушку. Уж у нее я бы все выведал. Осторожненько...

А с Анютой действительно пора прекращать. Мало у меня проблем, что ли? А потом... Маша. Ее я все еще не мог забыть. Глупо все как-то получилось. Она ведь и правда любила меня.

Этой же ночью, как только мы покончили с преферансом, я решил воспользоваться методом месье Бега и скрылся в своей каморке. Провожать Анюту Веточкину пришлось французу, которому приписывали изощренную любовь к лопатам и крутой нрав. Нрава он был как раз самого что ни на есть тихого и безобидного.

Ранним утром заявилась Анюта.

- Что, все кончено, да? - осведомилась она. - Поматросил и бросил?

Я удивился.

- Разве я тебя матросил? Так, провожал до дома. Не одной же тебе идти?

- Не матросил, говоришь? - разозлилась Анюта. Щеки ее порозовели. - А если у меня будет ребенок? Что ты тогда скажешь?

- Скажу, что я очень рад, и поздравлю.

- А если я скажу, что ребенок от тебя? - неожиданно выпалила она.

- Насколько мне известно, - осторожно ответил я. - От поцелуев, да еще на морозе, дети на свет не появляются. Или я ошибаюсь?

Мадемуазель Веточкина, которой, судя по всему, не терпелось стать мадам Васильевой и уехать в столицу, нервно переступила с ноги на ногу. Ее лицо выражало целую гамму чувств. От полной растерянности до неимоверной наглости. На последнем она и остановилась.

- Да ни один суд в мире, - объявила Анюта, - не оставит в беде мать-одиночку! Так что либо женись, либо плати алименты!

И эту хищницу я провожал до дома и даже целовал! Будь ее воля, она бы вырвала эти самые алименты прямо сейчас, до рождения мифического ребенка. А в том, что ребенок мифический, я ничуть не сомневался.

- Пожалуй, на алименты и уйдет вся моя зарплата, - усмехнулся я.

- А кто ты по профессии? - запоздало поинтересовалась Анюта и подозрительно понюхала морозный воздух.

- Учитель, - просто ответил я и добавил: - К тому же безработный.

Лицо селянки стало пунцовым. Она прикусила пухлую губу.

- Так бы сразу и сказал! Тоже мне профессия. Ты бы еще комбайнером назвался...

- Такая молодая и уже такой снобизм, - пожурил я девушку.

Слова "снобизм" она не поняла, зато очень хорошо поняла другое - взять с меня нечего.

Для острастки я хотел было добавить еще, что меня преследует банда Мухрыгина-Дренделя, но не стал. И сказанного было вполне достаточно.