Верь мне (ЛП)

Мерк достает чемодан и кладет его на кровать. Как и было обещано, для каждой маленькой девочки есть документы. Джеймс подходит к девочке по имени Анжелика, которая все еще крепко прижимает ребенка к груди. Я не уверен, кому из них больше нужно это успокоение. Но имеет ли это значение?

— Ты застряла со мной, малявка. Сегодня твой счастливый день. В мире я известен своими долбаными навыками быть отцом.

Анжелика смотрит на него, ее глаза мечутся взад-вперед. А потом она начинает плакать.

Джеймс обнимает ее.

— Все в порядке, плакса-смурф. Мы справимся.

Сидней уже натягивает куртки на своих подопечных, тихо воркуя с ними в процессе. Улыбается даже. Я чувствую облегчение в комнате, когда все они собраны. И когда они все готовы уйти, то даже начинают общаться друг с другом. Еще один день в качестве девушки Организации. Сидней лучше всех знает, насколько серьезное это обязательство. Поэтому она выстраивает малышек рядом с дверью, а затем ждет, пока Мерк обнимает Сашу на прощание. Они шепотом обещают оставаться на связи, а затем все пятеро уходят.

Харпер тянется за младенцем, и наступает момент, когда я думаю, что Анжелика не отдаст его, независимо от того, сколькими сладкими речами Харпер накормит ее. Но я ошибаюсь. Она протягивает его и начинает собирать вещи.

Гаррисон спрашивает, не подкинуть ли нас, и я собираюсь сказать «да», но на самом деле... куда торопиться? Нам некуда ехать. Я не благодарю его, он с понимаем кивает мне и говорит, что оставит арендованную машину и вызовет себе такси обратно к аэродрому.

Через несколько минут Харпер пристегивает ребенка в автокресле, и они с Джеймсом возвращаются, чтобы обнять Сашу на прощание с теми же обещаниями, что и Мерк с Сидней.

Я пожимаю Джеймсу руку, когда он проходит через дверь, и думаю, что мы больше никогда не увидим этих людей.

Но я часто ошибаюсь. Часто.

В Максе, который не руководил крысами, а сам оказался ею.

В Нике. Он убивал детей, но спасал их от жизни, полной пыток и убийств. Всех их. Знают ли они это?

В Мерке и Джеймсе. Двух убийцах, которые сражаются за свои семьи.

Но в Саше в первую очередь.

Мне не нужно было спасать ее от ее прошлого. Ей нужен был Ник. Но когда она берет Лорен за руку и ведет ее к кровати с «Маленьким домиком», я вижу ее будущее.

Со мной.

— Эй, — говорю я, когда поток холодного воздуха от двери отступает, потому как я закрываю ее. — Для меня местечко найдется?

Лорен похлопывает по постели, и Саша улыбается, когда я обнимаю их.

Ненавидеть тяжело, решаю я. Трудно удерживать обиду столь долгое время. Все планы и заговоры. Все бессонные ночи, наполненные гневом и мыслями о мести. Сожаление и раскаяние. Это все признаки ненависти.

Но любить легко. Любовь — это слушать, как Саша, читает историю, что возвращает ее в более простое время. Любовь — это наблюдать, как глаза Лорен закрываются от рассказа. Любовь — это сделать выдох, который я сдерживал с пятнадцати лет.

Любовь проста, и ни один ее момент не будет истрачен зря.

ЭПИЛОГ

Сидней

Шесть месяцев спустя

Пустыня. Мне потребовалось больше года, чтобы привыкнуть к летней жаре. Но Мерк обещал оазис, поэтому и дал его мне. Мы начали ремонт, как только вернулись в маленький домик посреди малорослой заросли пустыни два с половиной года назад.

Сначала мы достроили две спальни. Мерк всегда хотел детей. Но для меня это стало острой темой. Я знаю, что значит иметь ребенка Организации.

Тем не менее, я пошла с ним. Это сделало его счастливым. И как только он начал заниматься ремонтом, то просто не смог остановиться. Весь задний дворик стал похож на пятизвездочный отель в Вегасе. Бассейн с прогулочным пляжем, в котором может поместиться под сотню человек. Водные лыжи, водопады, вода, вода, вода везде. Это дворик из детской мечты.

Поэтому я лежу здесь в гамаке в тени тех пальм, что больше похожи на гигантские зонтики, чем на деревья, с автоматикой, поддерживающей прохладу. Двухлетняя Лили лежит у меня на животе, спит, не заботясь ни о чем в этом мире.

Дафни с плеском плавает по всей длине бассейна, так как только что научилась делать версию баттерфляя для пятилетних. Это вызывает у меня улыбку. Мерк свистит, поощряя ее, и говорит продолжать. Когда она добирается до дальнего края, то поднимается и снимает плавательные очки, чтобы повизжать о своем достижении.

Я тихо хлопаю, не желая разбудить Лили.

— Хорошо, — говорит Мерк, обращая все внимание на трехлетнюю Эйвери. Она стоит на верхушке водной горки и кусает ногти. — Твоя очередь сиять, Эйв.

Она отрицательно качает головой и надувает губки.

— Мне стласно.

— Малышка, — говорит Мерк, поднимаясь в воде в полный рост в шесть футов и четыре дюйма. — Я большой, солнышко. У меня руки как у осьминога. Я подхвачу тебя в миг, когда ты коснешься воды.

Эйвери стала той, кому понадобилось больше всего времени, дабы приспособиться. Она только начинает привыкать к нам. Она не помнит меня из другой жизни. Все, что она знает, это то, что она в новом месте с людьми, которых не узнает.

Но каждый день мы приходим сюда поиграть. И каждый день она становится там, и каждый день Мерк стоит внизу в воде и обещает поймать ее. И каждый день она плачет, пока он не придет и не спасет ее от горки и не отнесет вниз.

Я и сегодня этого ожидаю. Но на этот раз она садится.

Мерк стреляет в меня улыбкой, но всего лишь мимолетной. Его взгляд возвращается к Эйвери, прежде чем она подумает, что на нее не обращают внимания.

Она кричит весь спуск и погружается в воду. Мерк ловит ее длинными руками и обхватывает, гарантируя безопасность. Она выплевывает воду и вытирает глаза.

Я жду.

И когда она хохочет и крепко обнимает его, прижимаясь личиком к его шее, я начинаю верить обещанию, которое он дал мне два года назад. Однажды я была на месте Эйвери. И Мерк спас меня, поэтому я знаю, как она себя чувствует. Он обещал стать хорошим отцом моим дочерям.

И он хорошо справился.

Все хорошо.

Харпер

Год спустя

— Просто надень эту чертову повязку, — рычит Джеймс Анжелике. — Черт побери. Бл*дь. Я — долбаный глава этой семьи. Ты должна делать то, что я говорю.

— Харпер, — говорит Анжелика, упираясь рукой в бедро. — Он обещал не ругаться перед Ханной.

— Харпер, — говорит Джеймс, его тон смягчается. — Ей восемнадцать месяцев. У меня есть еще минимум год, до того, как она начнет говорить «бл*дь».

Мне приходится скрыть улыбку, иначе Анжелика растянет эту битву на несколько часов. И я знаю, что Джеймс торопится. Поэтому действую как мама.

— Джеймс, она права. Клади доллар в банку.

Он прищуривается.

— Ты, бл*дь, шутишь?

— Два доллара. Вообще-то, — смеется Анжелика, — семь. Черт побери тоже считается.

— Черт побери — не совсем ругательство.

— Тоже считается.

Я опускаю Ханну себе на бедро и хватаю большую банку из шкафа.

— Плати давай.

Он качает мне головой, достает кошелек и насмехается над Анжеликой.

— У меня только евро, малявка. Если не знаешь курс обмена…

— Будем считать, что шести хватит. Можешь остаться в долгу на двадцать центов.

Она такая умная. И такая хитрая. Я скрываю еще один смешок, на этот раз от Джеймса. Он вытаскивает шесть евро, бросает их в банку, а затем снова поднимает повязку на глаза.

— Надевай.

Она не сдвигается с места, поэтому вступаю я.

— Я первой надену свою, что ты на это скажешь, Анжелика?

Джеймс улыбается мне, а затем поворачивается к Анжелике.

— Моя прекрасная жена продемонстрирует. — Он завязывает мне глаза красным платком и шепчет мне на ухо. — Я люблю тебя, ты же знаешь.