Запретный мужчина

— Прямо мне никто этого не говорил, — подумав, ответила Ана Роса. — Окружающие не слишком тактично давали мне это понять с ранней моей юности. Возможно, я максималистка.

— Скорее, вы просто мнительны, — уточнил Федерико. — Насколько я понимаю, под окружающими вы подразумеваете своих родных?

— Да, — проронила Ана Роса.

— Простите меня за вопрос, но пытались ли вы найти с ними общий язык? Не случалось ли вам отталкивать их от себя какими-то словами… или действиями?

Проницательный взгляд его больших глаз заставил Ану Росу смутиться. Он как будто бы знал о ней больше, чем она сама.

— Возможно, — ответила она. Может быть, вы правы, я сама во всем виновата.

— Не вините себя, — мягко произнес Федерико. — А всего лишь постарайтесь говорить со своими родными так, как вы сейчас говорили со мной. Просто, искренне, без иронии. И прошу вас, считайте меня своим другом. — Он поднялся. — Боюсь, что я утомил вас своими вопросами. Поверьте, мне очень бы хотелось помочь вам. Подумайте о моих словах.

— Хорошо, — серьезно ответила Ана Роса, — я подумаю.

Глава 34

Дни шли, а сеньор Альварес все не появлялся у Карлотты. Она уже не находила никакой деликатности в подобном его обращении и даже заподозрила, что он хочет от нее отделаться. Карлотта попыталась выяснить, не завелось ли у него интрижки, не пустился ли он в загул, оказавшись на свободе. Но, похоже, ничего подобного с ним не случилось. И это еще больше насторожило и обозлило Карлотту.

Теперь она уже думала не о своей будущей репутации в обществе, она просто думала о своем будущем, и оно рисовалось ей в весьма темных тонах. Как бы там ни было, но Карлотта свыклась с Альваресом, и многолетний уклад ее жизни был связан только с ним. Привычка же в ее жизни значила едва ли не больше сердечных чувств.

Вставая поутру, она невольно ждала Алонсо к полудню, готовила салат и отбивные на двоих, а потом с печалью и даже с негодованием убеждалась, что затраты ее были напрасны. Привычного звонка в дверь не было.

Не было и привычного ужина вдвоем и потом непременной партии в канасту. Карлотте незачем и не для кого было подбирать теперь модный галстук. Она не присаживалась к пианино и не пела бравурной арийки из опереттки. Словом, жизнь ее потеряла всякий смысл, вкус, цвет, запах.

Массажистка, парикмахерша, портниха — все имели смысл только благодаря Альваресу.

Глядясь в зеркало, Карлотта всегда отмечала, какая гладкая у нее кожа, как хорошо ее подстригли, как к лицу ей новое платье. Но все это происходило благодаря Альваресу.

Теперь, глядясь в зеркало, она отмечала, что расплылась, и надо бы сесть на диету. Что постарела и подурнела, и вряд ли уже может рассчитывать на новую страстную любовь. Роман, интрижку — безусловно. Но долголетнюю привязанность? Нет, уже никогда.

Открыв эту неприятную истину тоже благодаря Альваресу, Карлотта теперь во всем обвиняла его. Ведь именно ему отдала она красоту, цветение своей молодости, и Алонсо не имел права на такую чудовищную неблагодарность.

Карлотта отнюдь не собиралась жить как старая дева с кошкой на коленях и телевизором. Нет, нет и еще раз нет! Раньше, когда она думала, что должна обеспечить старость, то представляла ее далекой и почти нереальной. Но смириться с тем, что старость настала уже сейчас, было никак невозможно. Карлотта не желала быть одинокой женщиной, которая постоянно вынуждена подыскивать себе занятия, чтобы не сойти с ума от тоски и скуки!

Если уж на то пошло, она все эти годы была для Алонсо доброй и преданной женой, и обойтись с ней так бессовестно он не мог!

И вот, проведя две недели в одиночестве, Карлотта убедила себя в этом совершенно твердо.

В один прекрасный день она надела прелестный алый берет (все-таки блондинкам очень идет алый цвет!), меховой жакет (Алонсо его еще не видел!), села в машину и поехала к Альваресу в офис.

Услышав знакомый запах духов, Алонсо вздрогнул. Честно говоря, он уже как-то успел забыть о Карлотте. Хотя где-то в подсознании ощущал какое-то неудобство, чувствовал, что ему еще предстоит некое малоприятное дело, но пока ни разу не постарался понять, какое же именно.

Разнаряженная Карлотта была так неуместна в его теперешней аскетической жизни!

Сам того не сознавая, он теперь будто перенял стиль Амаранты, и ему претило все чрезмерное, вычурное, бесполезное.

Карлотта выжидающе застыла у порога. Твердого плана действий у нее не имелось. Она была обижена, рассержена и хотела устыдить Альвареса. Но увидев его худое холодное лицо, даже несколько оробела.

Альварес кивнул ей на кресло.

— Чем могу служить? — совершенно официально спросил он.

— Многим, — игриво ответила Карлотта.

Альварес поморщился, и она тут же поняла неуместность взятого тона.

— Я так стосковалась по тебе, милый. Понимаю, как тебе тяжело, чувствую биение твоего исстрадавшегося сердца. Не считай, что ты одинок, мой родной. С тобой любящая женская душа…

Альварес слушал весь этот вздор, не поднимая глаз от стола. Ему было стыдно, что на протяжении стольких лет он считал, будто отдыхает душой среди этой пошлости. Карлотта же продолжала говорить про чуткость женского сердца, целительное воздействие времени, облегчение от слез на груди любящего существа…

Наконец она иссякла и замолчала.

— Мы расстались, Карлотта, и навсегда, — устало сказал Альварес. — Наверное, я должен был приехать и официально известить тебя об этом. Но мне виделось в этом что-то нарочитое и неестественное. Я полагал, что ты и сама поймешь.

— Ах, пойму! — все обиды разом подкатили к горлу Карлотты. — Я не позволю обращаться с собой как с игрушкой! Меня нельзя взять и выкинуть вон! Я требую к себе уважения! Я была твоей женой все эти годы! Я! Я! И никто другой!

— Не устраивай истерик, Карлотта, это тебе не идет!

— Ты еще смеешь говорить, что мне идет и что не идет?! Ты обидел меня, унизил, растоптал! И изволь теперь просить у меня прощения. Изволь загладить свою вину!

— Какую вину? — Альварес с искренним недоумением смотрел на нее.

— Ты сломал мою жизнь, — решительно пошла в атаку Карлотта. — Я была молода, хороша собой, у меня был талант, голос. Я могла стать знаменитой! Могла выйти замуж! Ты увлек меня своими обещаниями! Вскружил голову! Я была девчонка! Я все тебе отдала! Принесла себя в жертву!

Это был новый, совершенно неожиданный для Альвареса поворот. Что-то похожее на омерзение перед этой откровенной беззастенчивой ложью поднималось в нем. Уж он-то знал, что ни таланта, ни голоса у Карлотты никогда и в помине не было. Единственное, на что могла рассчитывать эта смазливая актриска, — она досталась ему не девочкой, а уже хорошо знающей себе цену женщиной, — так это либо на брак с каким-нибудь голодранцем-актером, который бы ее тут же и бросил, либо на содержание солидного поклонника. Как женщина практичная, она предпочла второе. Но слушать от нее такого рода пошлости Альваресу было вдвойне неприятно.

— Интересно, во что ты оцениваешь свой растоптанный талант? — спросил он иронически. — Что тебе его может возместить?

— Теперь ты надо мной смеешься! — взвилась Карлотта. — Ты вогнал одну жену в гроб, и хочешь меня загнать туда же! Но у тебя ничего не выйдет! Ты должен жениться на мне! Должен восстановить мое доброе имя, которое у меня отнял! Альварес понял, что конца этому не будет, и тихо сказал: — Я не могу жениться на тебе, Карлотта, я разорен, я нищ, как церковная мышь.

Альварес выдвинул этот аргумент как единственно ей доступный и понятный. И Карлотта действительно что-то поняла. Но даже Альварес не мог предугадать ее реакции.

Истерику Карлотты как рукой сняло, она стала тихой и очень серьезной. Несколько минут сидела, погруженная в размышления.

Теперь многое представало перед ней совершенно в ином свете и объясняло, почему Альварес не появлялся у нее так долго.

— А твое место? У тебя ведь очень приличный оклад? — осторожно спросила она.