Лизонька и все остальные

торым жила Лизонька. А Лизонька окончила университет и уехала работать на Урал. Купили ей черную цигейковую шубу, которая охватывала ее дважды, на что предусмотрительная Ниночка сказала: «Пусть… Это неплохо… Когда-то ты будешь беременна, и это будет самое то…» Леля, которая принимала участие в этой шубе суммой триста пятьдесят рублей, была возмущена таким предположительным будущим шубы:

– О чем ты говоришь? Лизе надо проявлять себя по производственной и общественной линии. Это сейчас главное. Если каждый вместо того, чтобы отдать родине долг за бесплатное образование, начнет плодить детей…

Ниночка обняла шубу вместе с Лизонькой и сказала:

– Плоди, доченька, плоди… Нету у тебя долгов, не бери себе в голову.

Такое началось!

– Мещанка! – кричала Леля. – Ты посмотри на себя. Во что ты превратила свой дом? Ты уже скоро лопнешь от накопительства. Где твоя совесть?

– Не лопну, – смеялась Ниночка. – Ты не бойся. А если лопну, то как атомная бомба, – всех вас снесу к чертовой матери. Да! – кричала. – Да! Я хочу, чтоб у меня в доме было все! И будет! У тебя тоже дом не пустой, от хрусталя полки гнутся.

– Но я работаю! – заходилась Леля. – Я раньше девяти дома не появляюсь.

– Ой! Ой! Ой! Как у тебя только на заднице мозолей нет! Да я свою работу по дому с твоей и сравнивать не хочу. Моя же – че-ло-ве-ческая!

– Девочки! – возникал в критической ситуации Эдик. – Сестрички! Мир-дружба! Пхай-пхай!

– Нет, ты такое скажешь! – это потом уже Леля, успокоившись. – Мозоли… Ты пожалей лучше… Конечно, трудно… Но пойми, Нина, сейчас делается огромный скачок… Надо людям это объяснить или?..

– Прыгайте! Бог с вами! – миролюбиво соглашалась Ниночка. – Ты только мне скажи, Хрущев умный или дурной? Я с ним запуталась…

Крупная личность, – серьезно отвечала Леля. – Крупная…

Надо сказать, что это было время, когда они уже успокоились и отошли от того первого шока от Хрущева, когда Василий Кузьмич даже слегка поломал Лелино лицо. Издалека потихоньку возвращались люди, Василий Кузьмич со многими из них лично встречался, но в целом все было спокойно. Все возвращенцы делились для Василия Кузьмича на две категории. Одни только что в ноги ему не кидались и все благодарили… Прямо – пожалте ручку. Другие – молчком. Если бы не было первых, вторые не были бы так выразительны. А так волей-неволей о них думалось… К примеру: зачем такая уж гордость? Или обида? Разве на мать обижаются, если врежет сгоряча? А родина – больше, чем мать. Родина – это великое государство, шестая часть земли, а придет, время – будет и больше. Потому что стоит посмотреть вокруг – и поймешь, как он заразителен, наш пример. Ну, сколько осталось исторических лет капитализму? Ну, десять от силы… Там же полное гниение и распад, смотреть на них жалко. Конечно, не тот народ американцы там или французы. Не русский, в смысле. Мы бы это уже не стерпели, чтобы монополии и сверхприбыль, а пролетарий – катись на помойку. Наш народ – он в смысле самосознания впереди лет на сто. Поэтому не исключено,