Танцуй, пока можешь

Лишь после этих слов до меня начал постепенно доходить весь ужас ситуации. Не в силах произнести ни слова, я в шоке смотрела на Эдварда. Тогда снова заговорил он:

– Ты не обязана мне ничего объяснять, дорогая. Но, может быть, лучше тебе все-таки это сделать…

Меня переполняло отвращение к себе. От стыда я закрыла лицо руками.

– Это отец Шарлотты?

Я молча кивнула.

– Это с ним ты была, когда уезжала?

Наконец я заставила себя поднять глаза. Эдвард и без того сильно постарел за время моей болезни, теперь же он выглядел просто изможденным.

– Эдвард… – Меня душили рыдания, но я все-таки продолжала говорить. – Я не знаю, зачем сказала это. Я сама не понимаю, что заставило меня так поступить!

– Тише, успокойся. Когда людям очень больно, они часто делают совершенно непредсказуемые вещи. Элизабет, я знаю, как ты любишь его. И всегда это знал.

После его слов мне захотелось убежать куда глаза глядят. Уж лучше бы он ударил меня или хотя бы накричал, но его доброта и сочувствие меня просто убивали.

– Он знает о ребенке?

– Нет.

– Ты собираешься сказать ему?

Я покачала головой.

– Я не могу. Дело в том, что он все равно ничего не сможет сделать и… Извини, Эдвард! Прости меня, если сможешь. Хотя, что я говорю, не надо меня прощать. Я уеду. Я постараюсь навсегда исчезнуть из твоей жизни; Ты можешь развестись. Я не буду предъявлять никаких претензий. Еще раз прости меня, но…

– Помолчи, пожалуйста, и выслушай меня. Ты никуда не уедешь. Я прекрасно знаю, что ты не любишь меня так, как его. Но зато я люблю тебя, Элизабет. Тебя и Шарлотту. Я не хочу вас терять.

– Но как же ребенок? – Мною внезапно овладел приступ паники. – Я не буду делать аборт!

Рука Эдварда легонько закрыла мне рот.

– Конечно, не будешь. Если ты не против, то ребенок будет считаться моим. А всем, кроме домашних, совершенно необязательно знать подробности.

– Нет, Эдвард, я не могу тебе позволить пойти на это.

– Но я сам хочу этого, Элизабет. У меня есть только одно-единственное условие. Точнее, это даже не условие – я не отпущу тебя в любом случае. Но все же я бы хотел попросить тебя никогда больше не встречаться с этим человеком.

В моих ушах настойчиво звучал голос Александра. Он просил, требовал не соглашаться, отказать. Но на этот раз я решительно проигнорировала его. Александр останется частью моего прошлого, а в настоящем рядом со мной Эдвард, мой муж. Он любит меня такой любовью, какой, наверное, не заслужила ни одна женщина. И этот человек ждет моего ответа. Я дала обещание.

Проснувшись под утро, я обнаружила, что кровать рядом со мной пуста. Пытаясь разыскать Эдварда, я увидела под дверью Египетской комнаты полоску света. Я осторожно подергала дверь, но она была заперта изнутри. Я прислушалась – из комнаты донеслись сдавленные рыдания.

Глава 21

Той ночью Эдвард так и не вернулся в спальню. Назавтра он вместе с Кристиной рано утром вылетел в Каир, оставив мне записку, в которой обещал позвонить, когда прибудет на место. Правда, после всего случившегося эта новость принесла мне скорее облегчение, чем огорчение. А когда я обнаружила еще и записку Дэвида, где он писал, что вместе с Джеффри уехал на несколько дней в Лондон, то поняла: он тоже всячески избегает встречи со мной. Вернувшись из. школы, Шарлотта поднялась в мою комнату, и мы долго сидели на подоконнике, рисуя узоры на запотевших стеклах. Она весело щебетала, и я никак не могла найти подходящий момент, чтобы рассказать ей о будущем ребенке. Несколько раз я уже открывала было рот, но слова упорно застревали в горле.

Жизнь была одновременно и мучительно-жестокой, и благосклонной. Ведь не давая мне возможности быть рядом с Александром, она, по крайней мере, позволяла иметь от него детей. Обняв Шарлотту, я крепко прижала ее к себе. Я безмерно богата: рядом со мной всегда будет его частичка. А что есть у него? Мне было страшно подумать о том, как он несчастен. Ведь в двух вещах я могла быть твердо уверена – в том, что он меня любит, и в том, что он очень хочет быть со мной и Шарлоттой.

А как же Эдвард? Как мне быть с его всепрощающей любовью и безграничной добротой?! Ведь я почти физически ощущала его внутреннюю борьбу, когда он пытался хоть немного сдержать свои чувства. И если он в результате уходил, я сразу понимала: битва в очередной раз проиграна. Его любовь была так велика и сильна, что временами я просто начинала опасаться за него. В такие моменты мне казалось, что я вообще не человек, а предмет культового поклонения, сокровище, которое он боготворил. Странная смесь искушенности и почти детского обожания неизменно вызывала у меня желание защитить его, оградить от непосильных переживаний.

Когда три дня спустя Эдвард вернулся из Каира, я не могла не заметить, какое облегчение он испытал, увидев, что я все еще дома, а не убежала куда-то вместе с Шарлоттой. Это вызвало у меня смешанное чувство вины и жалости. Он был очень возбужден и увлеченно рассказывал о намечающейся сделке, но какой именно, не уточнял, собираясь преподнести нам всем сюрприз. Он расспрашивал о Шарлотте, обо всем, что мы делали за время его отсутствия. Потом положил руку мне на живот и сказал, что любит меня. Я торопливо отвернулась, прежде чем он успел заметить выражение моего лица. Я не раз и раньше замечала, какими странными становились его глаза, когда он уносился мыслями в свой собственный мир. В такие минуты мне даже начинало казаться, что я совсем не знаю живущего со мной рядом человека.

Кристина задержалась в Каире гораздо дольше, чем планировалось поначалу. Правда, она каждый день звонила Эдварду, но он говорил с ней исключительно из своего кабинета, а меня к телефону никогда не звал. После ее звонков Эдвард часто выглядел расстроенным, даже раздраженным. А когда я спрашивала его о причинах, отвечал, что у человека, с которым они ведут дела в Каире, какое-то нелепое пристрастие к шарадам и головоломкам. После одного из таких звонков он попросил секретаря заказать ему билет в Стамбул и за пять дней пребывания там даже ни разу не позвонил домой.

Кристина вернулась четыре недели спустя. Мы с Эдвардом были на вечеринке дилеров по торговле произведениями искусства в Лондоне. Он ничего не сказал мне о предстоящем возвращении Кристины, и потому я была очень удивлена, когда около одиннадцати вечера она вошла в зал. Она поприветствовала хозяина дома и его жену, обняв их в присущей этому кругу экспрессивной манере. Все, естественно, тотчас же захотели узнать о ее поездке в Каир. Обменявшись быстрыми взглядами с Эдвардом, она шутливо обозвала собравшихся шайкой любопытных наглецов, которые забросали ее вопросами, даже не удосужившись предложить выпить. Потом отвела Эдварда в сторонку, и они довольно долго и горячо обсуждали какие-то проблемы, прежде чем снова присоединиться к остальным гостям.

Я терпеливо ждала, краем глаза наблюдая за Кристиной. Через некоторое время она оказалась почти рядом со мной, но продолжала упрямо игнорировать мое присутствие, о чем-то беседуя с секретарем Эдварда. Честно говоря, я совершенно растерялась. Я и без того боялась встречи с ней, а тут… Внезапно кто-то ощутимо толкнул меня в спину.

– О, Элизабет, прошу прощения! – Она буквально излучала сарказм.

Я улыбнулась:

– Ничего страшного. Как твои дела?

– Прекрасно. – Она насмешливо оглядела меня с головы до ног. – О твоих не спрашиваю. И так видно.

Я предприняла еще одну попытку:

– Тебя так давно не было. Я по тебе скучала.

– В самом деле, невестка дорогая? А в то время, когда ты умотала куда-то со своим любовником? Почему ты тогда по мне не скучала? Или ты была настолько занята, что на это просто не хватало времени? Как у тех людей, которых ты оставила присматривать за своей дочерью.

От такого напора я просто лишилась дара речи.

– Значит, тогда ты по мне все-таки не скучала? А как насчет Эдварда? По нему ты скучала, когда спала с другим мужиком? Ну, с отцом того ребенка, которого ты попыталась навязать моему брату? – Она говорила очень громко, почти кричала, и я невольно оглянулась по сторонам, нет ли кого-нибудь поблизости.