Тепло твоих губ

И он продолжал сочинять, писать, уже не ища озарения и вдохновения, точно неподъемные каменные глыбы ворочал. И на выступлениях он играл теперь только прежнее, написанное при Марине. А выступать приходилось часто, Белоусовы имели своих людей не только в институте, но и в консерватории. Его имя стало появляться на афишах…

Однажды жена привела к ним в дом худенького пронырливого человека. Человек оказался менеджером одной начинающей эстрадной певицы.

— У меня есть хорошие стихи, просто замечательные, как раз в стиле современного репертуара, — важно сказал гость. — И я ищу композитора, который мог бы написать к ним хорошую музычку. — Он так и сказал — музычку. — Вы сами понимаете, Олег Сергеевич, я не обращаюсь к кому попало, мне нужен молодой талантливый композитор. Разумеется, если у нас с вами все получится, то мы заработаем хорошие деньги.

И он протянул Олегу листок с несколькими набранными на компьютере четверостишиями. Олег пробежал глазами стихи — от песенки на версту несло пошлостью и примитивом. Усмехнувшись, он хотел было вернуть стихи их владельцу, но неожиданно вмешалась Эля.

— Оставьте, он посмотрит, — быстро сказала жена. — У Олега Сергеевича, правда, сейчас много работы. Я думаю, однако, что он сможет выкроить пару часов. Но вы, конечно, понимаете, что все будет зависеть от его занятости… Ну и от размера гонорара, конечно.

Человек раскланялся, заверив на прощанье, что гонорар будет достойным. Когда дверь за шоуменом закрылась, Олег обратил негодующий взгляд на жену. Но Эля и глазом не моргнула.

— Ты сначала выслушай меня, — хладнокровно сказала она. — И тогда, может быть, не понадобится так грозно сверкать очами. Деньги, между прочим, он заплатит очень приличные. Допустим, нам с тобой пока хватает. Но у нас есть сын. Ему полтора года, он быстро растет, ему нужно покупать новую одежду. А ты знаешь, сколько сейчас стоят детские сапожки? Конечно, мои родители ничего не пожалеют для родного внука, но нельзя же всю жизнь сидеть на шее моего отца и твоих родителей.

Последний аргумент, как и рассчитывала Эля, возымел действие на самолюбивого Олега. Поколебавшись, он еще раз прочитал текст, подошел к фортепьяно… Перебирая пальцами клавиши, нащупал ритм, откорректировал. Незаметно, как-то сам собой образовался нехитрый мелодичный рисунок… Он прогнал его снова от начала до конца, снова поправил и… песенка получилась. Олег посмотрел на часы — на все сочинение ушло два часа пятнадцать минут. Из кухни, вытирая мокрые руки о фартук, вышла Эля.

Олег тут же исполнил ей свое произведение — при этом он изо всех сил жал на педаль, закатывал глаза а-ля Ирина Аллегрова и вообще дурачился как мог. Эля, однако, отнеслась к творению мужа вполне серьезно.

— А что, очень мило, — она с видимым уважением посмотрела на руки Олега. — Записывай, а я пойду позвоню Алене Стукальской…

Эля как в воду смотрела — песенка пришлась по душе не только Алене и ее менеджеру, но и широкой публике. Более того — именно с произведения Олега и началось восхождение певицы Стукальской к звездным высотам…

Заказчики щедро, как казалось Олегу, расплатились с ним за такую чепуховину. Эля, однако, была другого мнения и в следующий раз, когда с аналогичным предложением к Олегу явились представители уже достаточно известного певца, заломила такую цену, что даже видавшие виды заказчики крякнули от удивления. Сошлись, конечно, на цене меньшей, но уже ровно в два раза превышающей прежнюю…

Вторая песня Олега не только с успехом прошла по концертным площадкам, но и была записана на радио. «Прогулку на лодке» теперь считал своим долгом исполнить почти каждый оркестр, «лабающий» по вечерам в ресторане. Молодой композитор сделался знаменитой фигурой в кругах поп-музыкантов, его песни шли нарасхват, за ним охотились…

Теперь он зарабатывал столько, что даже крупные траты, как покупка квартиры или машины, не пробивали заметной бреши в их семейном бюджете. Но иногда тоска по прошлым временам, когда он был беден, но независим, никому не известен, но счастлив, охватывала его с такой неистовой силой, что он рвал на мелкие кусочки только что сконструированный шлягер и надолго замирал у раскрытого фортепьяно. В эти минуты жена старалась не входить в его кабинет — Олег становился другим человеком: чужим и недоступным. Погрузившись в подобное состояние, полный безысходной отрешенности, он мог часами перебирать клавиши. Как будто силился и никак не мог вспомнить какую-то забытую мелодию. Но какую? Олег и сам этого не знал. Что-то, впрочем, подсказывало ему, что она, эта мелодия, как и образ бесследно исчезнувшей Марины, еще живет в его опустевшей полумертвой душе.

…Внезапно ему почудилось, что он не один в комнате, что кто-то в упор смотрит ему прямо в спину. Олег обернулся к окну и похолодел. Ему вдруг показалось, что к оконному стеклу прильнуло чье-то лицо, тонкое и печальное. И хотя лицо тут же пропало, он мог поклясться, что это была женщина. И еще ему показалось, что женщина за окном была очень похожа на Марину… Да, да, именно на Марину! Это выглядело невероятным, диким, фантастичным — откуда здесь, под окном умершего Романа, могла появиться Марина? Чушь, нелепица, бред! Олег кинулся к окну, ударил руками в створку, окно распахнулось. Никого… Ночь, одна ночь слепо и равнодушно смотрела в его окошко. Олег перегнулся через подоконник, прислушался. Стук открываемого окна, очевидно, разбудил какую-то ночную птицу, и она помчалась прочь, с треском продираясь сквозь кусты. Он впился глазами в темноту — какое-то светлое, как будто солнечное пятно мелькнуло в чаще. «Странное оперение у птицы, — подумал Олег, закрывая окно, — альбиноска, наверно…»

Как ни странно, мысль о необыкновенной птице успокоила его, он лег на кровать Романа и провалился в тяжелый, без сновидений сон.

…Наутро хоронили Романа. За организацию похорон взялось областное отделение Союза писателей, имеющее достаточный опыт в подобных делах. Народу собралось немного, в основном писатели и библиотечные работники. Все эти люди хорошо знали друг друга: изредка вступали в короткий разговор, сокрушенно покачивая головами и разводя руками. Олег обратил внимание на нескольких, стоявших в сторонке юных девушек с традиционными гвоздиками в руках, очевидно, почитательниц таланта Романова…

Когда гроб выносили из автобуса, к Олегу подошла Лида с детьми. Еще вчера Олег опасался, что Лида не перенесет смерти Романа и свалится еще до похорон. Но Лида держалась молодцом, ободряя и успокаивая пацанов, испуганно жавшихся к матери. Честно говоря, она не показалась Олегу очень уж потрясенной смертью мужа. А в морге, когда она подошла к нему и стала расспрашивать о том, как следует оформлять документы на наследование машины, Олега даже передернуло…

Поскольку Роман сильно разбился, гроб решили не открывать. Олег вместе со всеми кинул на крышку три горсти волжской земли и, в полной уверенности, что хоронят не Ромку, а кого-то другого, совсем незнакомого ему человека, поспешил к кладбищенским воротам. На поминки, устраиваемые тем же самым Союзом писателей, он решил ни под каким видом не оставаться.

Через полчаса он уже был в центре города, а еще спустя сорок минут беседовал со следователем, в сейфе у которого хранилось дело Романа Гвоздева.

— Павел Викторович Воропаев, — представился следователь. У следователя было худощавое лицо, негромкий голос и «демократические» манеры вузовского преподавателя. «Пожалуй, этот поймет», — подумал Олег и, уже не колеблясь, рассказал о причине своего появления в этом кабинете — телефонном звонке Романа в Цюрих. Свой подробный и, как ему показалось, убедительный рассказ он закончил вопросом, адресованным собеседнику:

— Почему вы там безоговорочно поверили в то, что Роман сошел с ума? Какие были к этому основания?

— Ну, во-первых, служебная записка врача «Волжских зорь». Кстати, он некоторое время работал в психиатрической больнице. А во-вторых, вот это… Заявление, с которым ваш друг собирался обратиться в органы правопорядка и которое мы нашли в его комнате.