Роковая любовь

— Николай Андреевич, но вы же видите… в кабинете, кроме нас с вами, никого нет.

И тут произошло самое удивительное, что только могло произойти. Астахов с ходу, с первого взгляда, нашел то, что они с Тамарой так и не смогли найти. Блузка! Она, оказывается, соскользнула со спинки стула на пол. Николай Андреевич не поленился, наклонился, поднял блузку и ткнул ею чуть ли не в нос Игорю (наверно, чтоб он лучше ощутил запах духов):

— А это что? Это ведь ее блузка!

Как же Кармелита всех напугала! Никто ведь и подумать не мог, что она просто упала в обморок. Все подумали, что Миро оплошал и попал в нее.

А что творилось с Зарецким, когда ему сказали по мобильному: «Кармелита на представлении упала…». Он ведь тоже, грешным делом, на промах Миро все списал — уже и не думал увидеть свою дочку живой-здоровой. Хорошо хоть Рычу приказал стеречь ее на набережной. Прямо как чувствовал…

Рыч аккуратно внес легонькую Кармелиту в ее спальню, оставил на попечение Рубины и ушел. Бабушка, конечно, могла бы и еще поболеть. Но когда с внучкой такие дела творятся, то о своих болячках уже забываешь.

Рубина усадила Кармелиту на кровать, начала ее раздевать.

— Ляг, отдохни. И все пройдет…

— Спасибо, бабушка…

— Так. Давай, давай, давай, давай, давай. Ну-ка, ну-ка, ну-ка, ну-ка. Снимай все.

И вдруг бабушка почувствовала какую-то шершавость на гладкой руке девушки.

— А это что такое?

— Да ничего. Ничего, бабушка.

— Бинт? У тебя что, кровь брали? Или анализы сдавала? Вот теперь я понимаю, почему ты такая слабенькая. И отчего сознание потеряла. Ой! Быстро ложись. Отец идет. Быстро.

На весь дом грохотал Баро (в этом доме только он один имел право так громко ходить).

Рубина быстренько укрыла Кармелиту одеялом. И выбежала за дверь успокаивать зятя. Зарецкого в комнату она не впустила.

— Что случилось?! Ранена?! — с тревогой спросил Баро.

— Тс-с-с. Тихо. Нет, обморок у нее.

— Пусти меня. Дай я сам посмотрю…

— Да ты что?! В своем уме?! Девушка взрослая, я раздела ее. А ты, мужик, смотреть собрался!

— Это ты из ума выжила. Может, врача нужно, а ты тут стоишь…

— Врача, говоришь, нужно? — горько сказала Рубина. — А когда-то ты, Баро, совсем иначе говорил.

Зря она это сказала. Самую больную тему задела. Лицо его исказилось. Рука сжалась в кулак. Показалось, сейчас ударит один раз — и убьет. Но нет, не ударил. Развернулся. И уже уходя, сказал:

— Смотри, Рубина. Головой за ее жизнь отвечаешь. И чтоб не получилось, как с Радой.

Больно стало старой цыганке. Она бы заплакала. Да не получится. Все слезы уже выплакала. Давно. Одна соль осталась.

Пошла за Грушей. С той «болезнью», какая сейчас у Кармелиты, лекарство нужно очень простое. И приятное.

Астахов продолжал наступление:

— Ты что, не слышишь? Я тебя спрашиваю, что здесь делает блузка моей жены?

— Николай Андреевич. Я прошу вас, прекратите орать. Мне трудно разговаривать в таком тоне. Тамара Александровна приезжала сюда по работе.

— Постой. Ты же сказал, что не видел ее!

— Нет. Я не говорил, что не видел ее, я сказал, что не знаю, где она. Она уехала. Откуда я знаю, куда.

— И что она здесь делала?

— Ну, мы решали кое-какие вопросы…

— Так увлеченно решали, что она оставила здесь свою блузку — которую, очевидно, сняла, потому что ей жарко стало?

— Николай Андреевич, ну что вы такое говорите… Разные вопросы — и по работе, и личные…

— Вот-вот, про личные — подробнее…

Раздался телефонный звонок.

Игорь пожал плечами, мол, извините, работа есть работа:

— Одну секунду!

Трубку схватил с облегчением. Хоть секундная передышка:

— Да!

Это была Тамара. Так, нужно трубку поплотнее прижать к уху, чтоб Астахов не услышал.

— Алло, Игорь. Это я.

Астахов плюхнулся в кресло, открыл ящик, начал листать какие-то бумаги.

— Да, Юрий Михайлович.

— Понятно. Значит, Астахов еще там? Слушай внимательно. Если он найдет блузку или уже ее нашел, скажи, что я оставила ее для твоей невесты, чтобы проверить ее размер. У нас размеры якобы похожи. Но надо убедиться, может, совсем одинаковы. Если так, то я могу покупать вещи и на ее долю. Ясно?

— Да, Юрий Михайлович, я запомнил все, что вы сказали. Именно так и сделаем. Ваша машина будет готова к одиннадцатому числу, как мы договаривались. И именно с таким тюнингом.

— Ну, давай. Выкручивайся… И спасибо за хороший тюнинг, — Тамара отключила телефон.

А Игорь с трудом удержался, чтоб не расхохотаться от ее последней фразы. Вот за это он ее и любил. Хотя не только за это…

Игорь положил трубку.

— Клиент, извините.

Со злости Астахов перешел на жаргон:

— Нема базара. Я одиннадцатого числа подъеду пообщаться с Юрием Михайловичем. А пока насчет блузки хотелось бы узнать.

— Да-да, конечно, Николай Андреевич… Я же как раз и начал говорить о личном, когда нас клиент прервал. Дело в том, что я собираюсь жениться…

— На моей жене?

— Нет. На другой, столь же достойной женщине. Дело в том, что моя невеста и ваша жена носят один размер. Тамара Александровна купила вот эту блузку. А потом расстроилась, говорит, ей по цвету не совсем подходит. Но уже пару раз надела… А вещь хорошая, дорогая. И моя решила взять за полцены. Женщины. Вы же знаете, у них свои дела.

Астахов чуть успокоился. Очень похоже на правду. Тамарины покупки его порой сводили с ума. Всякая вещь была замечательной лишь до того момента, как она оказывалась в шкафу. После этого находилось множество изъянов — хоть выбрасывай! Как же Тамара должна быть рада, что нашла дуреху, готовую скупать ее секонд-хэнд!

— А почему сразу не сказал?

— Так вы же мне не дали. Влетели… Я и слова сказать не успел.

— А что ж про невесту раньше молчал?

— Так я и не молчал. Просто вас это не очень интересует. А Тамара Александровна ее прекрасно знает.

— Ладно. Извини, что так налетел. Поздравляю! Свадьба — дело хорошее, — Астахов пожал Игорю руку и пошел к дверям.

Но блузку, стервец, забрал с собой.

В принципе Света должна была бы совсем разувериться в Антоне, с презрением смотреть на него, дрожащего сейчас побитой собачонкой. Но женское сердце всегда непредсказуемо.

И вместо этого она почувствовала, как сердце сжимается от какой-то почти материнской жалости к Антону:

— Значит, ты говоришь, что это были цыгане, которые напали на Максима. И теперь они собираются убить тебя?

— Конечно. Я в этом не сомневаюсь. Они же теперь уверены, что Максим — все… убит. Значит, следующий — я… Ну, прикинь на себя. Приходишь домой, а там все открыто настежь и никого нет. Я уверен, что это приходили цыгане. Или, скорее всего, они и сейчас там.

— Подожди, подожди… Сейчас главное — успокоиться и хорошенько подумать. Подожди… А когда ты уходил из дома, там кто-нибудь оставался?

— Да. Мама оставалась…

— Ну вот, все ясно. Это все твоя мама. Сто процентов! Вышла куда-нибудь за чем-нибудь на секундочку, оставила дом открытым. У меня так тоже бывает!

— Света, не знаю, как ты, а мама… Да она тысячу раз все перепроверит, прежде чем куда-то уходить.

Света решительно подошла к телефонному аппарату, сняла трубку и протянула ее Антону:

— Позвони.

— В милицию? Что я им скажу?

— Зачем в милицию?! Домой…

— Ага, эти бандиты поднимут трубку и скажут: «Здравствуй, Антон! Ты где? Мы тут уже заждались…»

— А если это все из-за твоей мамы, она уже вернулась. И возьмет трубку. Давай!

Антон взял трубку. А может, и правда все закончится, как в детском сне. Сейчас проснешься — и все будет хорошо.

Открывая дверь, Тамара уже слышала, что зазвонил телефон. Нужно успеть, обязательно нужно успеть. Чтобы потом при встрече с Астаховым обязательно бросить невзначай: «Кстати, и такой-то или такая-то звонил или звонила».