Западня, или Исповедь девственницы

Проскурников вдруг понял, что поворот к замку они проскочили.

— Ты что! — крикнул он Наташке. — Замок проехали!..

Наташа обернулась и весело сообщила:

— Ну, просмотрела! Ну, завернем обратно! — И она крутанула руль так, что у Проскурникова помутилось в голове — никогда он не сядет больше к ней в машину — бешеная! Дура!

«Хоть дороги здесь и…» Додумать Проскурников не успел: Наташа, крутанув еще раз, газанула, и машина, перепрыгнув через бордюр, врезалась прямо в огромный дуб, росший поодаль…

Тут же, из какого-то малозаметного проулка появился юркий «Нисан»…

Наташа открыла глаза и тут же закрыла — все двоилось, убегало, рассеивалось… Она в комнате с убегающим ввысь потолком и необъятной постелью, на которой она и лежит, и в огромное выпуклое окно видна одинокая сосна… Это не больница… Это чей-то дом.

Чей?.. Тут она вспомнила все до момента удара и застонала от досады и сразу же проявившейся боли в голове и руке… Досада же была на то, что план ее не удался! Она осталась жива! Опять жива! А ведь она так точно все рассчитала… И снова появились все беды и проблемы! А что, если живы и те? Она снова застонала — все может быть, все!

Наташа повернула голову от темнеющего окна и у постели увидела Анне!

— Анне, родная моя… — прошептала она еле слышно. Но Анне услышала и заплакала:

— Господи всемилостивый, вы пришли в себя! — и Анне перекрестилась.

Наташа собрала все силы и сквозь повязку, — ее подбородок был туго обтянут бинтом, и рука — она уже это почувствовала — была в гипсе, — спросила, догадавшись уже об ответе:

— Где я?

— У Рихарда, дорогая, — ответила Анне, утирая слезы, — все произошло почти рядом с замком.

Наташа закрыла глаза и погрузилась в какое-то теплое пространство и то ли уснула, то ли просто плавала в этом пространстве отдельно ото всего живого мира.

Она снова открыла глаза — за окном было совершенно темно, и в комнате горел ночник. Все стало более ясным и четким. Она повернула голову, где раньше сидела Анне, и… увидела… светлые-светлые волосы, голова чуть склонена к раскрытой книге.

— Сандрик!!! — хотела крикнуть Наташа, но получился лишь какой-то слабый, неразборчивый возглас.

Мужчина повернулся к ней, улыбнулся. Нет, это не Сандрик… Гораздо старше, но чем-то неуловимо похож… может быть, из-за этого необыкновенного цвета волос?

— Вам получше? — спросил незнакомец.

— Да, — ответила Наташа, — насколько возможно… Но, простите…

— Конечно, простите, я не представился и, наверное, напугал вас. Я — Герман Ландберг, живу здесь неподалеку. Возвращался домой и застал эту страшную картину аварии…

В комнату вошла Аннелоре.

— Это ваш спаситель, Натали. Герман врач, он оказал вам первую помощь. У вас сотрясение мозга и сломана рука… А теперь считает своим долгом следить за вашим выздоровлением. Рихард хочет зайти к вам, но считает, что еще рано вам принимать посетителей. Вы ведь ранены… Ваши родные хотели забрать вас домой, в Россию… но мы оставили вас здесь. Господин Ландберг — под свою ответственность. И еще… — Анне взглянула на Германа, и тот, назвав какую-то незначительную причину, удалился. — Натали, ваш сын жив! Врачи держат его еще в госпитале или как там у вас называется. И он пробудет там еще долго. Но главное — он жив! Это просила передать ваша мама, мадам Светлана.

Наташа не успела даже пролить слезы счастья и радости, как опять сознание ее покинуло.

Потом — тот же свет ночника, темнота за окном. «Неужели я проспала сутки?», — подумала она. Но теперь в кресле у столика сидела Аннелоре. Наташа немного расстроилась. Она почему-то была уверена, что увидит Германа… Боже, какой Герман?! «Сандрик жив! Мой сын жив! — Наташа внутренне вздрогнула — первый раз она назвала Сандрика сыном. — Может быть, стоило пройти через все эти муки, чтобы все обрели себя. Слишком высокая плата!» Наташа обратилась к Аннелоре:

— Скажите, Анне…

— Догадываюсь, о чем вы хотите спросить… Те двое… Они живы и вполне здоровы. Но депортированы, и с ними будет заниматься ваше правосудие. Я давала показания и представляла свои записи.

— Боже! — только и смогла произнести Наташа. — А когда я смогу выехать отсюда?

Анне замахала руками:

— Что вы, дорогая, пока это невозможно! Доктор господин Ландберг сказал — две-три недели минимум!

Наташа хотела сесть в постели, но стоило ей чуть напрячься, как острая боль пронзила все тело — от головы до ног. Она застонала.

— Вот видите, — назидательно сказала Анне, — вы даже подняться не можете!

— Но мне необходимо! — чуть не заплакала Наташа. — Мне нужно выполнить обещания. И подать прошение об отставке. Я не могу и не буду послом. Даже если совершенно выздоровею.

— Да, прошение надо подать, — вдруг как-то очень твердо произнесла Анне — такое складывалось впечатление, что этот вопрос она с кем-то обсуждала и обсуждался он очень серьезно. Видимо, кто-то, кто обсуждал, видел в этом спасение Наташи…

Наташа сказала:

— Анне, вы многого не знаете…

И вдруг, сама не зная почему, Наташа тихо и медленно сказала Анне:

— Садитесь удобнее, приготовьтесь слушать. Я хочу, чтобы вы знали все…

Когда Наташа завершила свой рассказ, Анне рыдала. Она не могла и представить себе, сколько может вынести один человек, женщина! Пусть совершавшая ошибки, пусть запутавшаяся, но никто, кроме Бога, не имеет права ее судить и казнить! У нее такие беды и ошибки, у других — другие, но не менее весомые, и они живут — не тужат! Боже, и эта ее любовь к… сыну?! «Ну и что, — сказала себе Анне строго, — он для нее был чужим человеком, мужчиной, когда она познакомилась с ним…»

А Наташа вдруг странно освободилась, рассказав всю свою историю человеку хоть и симпатичному, но чужому и чуждому всему тому, что ее, Наташу, окружало там, на родине, в России. И Анне явно не осудила ее, она пожалела Наташу, — это было видно, даже по ее рыданиям сейчас. Но Анне справилась с ними и сказала:

— Дорогая моя, сколько же вы перестрадали!.. Но попытайтесь хотя бы не вспоминать это слишком часто.

Она замолчала, а Наташа, безмерно устав от своей исповеди, вдруг провалилась в сон, и когда Анне увидела, как моментально и крепко уснула Наташа, вышла на цыпочках из комнаты и отправилась вниз, в зал, где Сол накрывал чай для них с Рихардом.

— Ты думаешь, он на самом деле любит мадам Натали?

— Думаю, это серьезно, моя маленькая Анне. Он мне признался, что собирается сделать Натали предложение… Не сейчас, конечно, позже… Я давно знаю Германа, знаю, как он был одинок, когда его жена, прихватив двухлетнего сына, сбежала в Америку. К этому третьесортному актеришке! И как через три года умоляла простить ее. Герман был тверд. Сказал, что готов принять только сына. Теперь Йохан приезжает к нему.

Но как мы сможем изменить что-то?.. Натали ведь привыкла решать все сама, — сказал Рихард довольно беспомощно.

— Что тут сделаешь — надо положиться на ее разум и волю Божью… Сделать больше, чем мы сделали, — невозможно. Теперь слово за ней, Натали, и за судьбой, — заключила Аннелоре.

Наташа почти все время спала. Никто не мешал ей, даже Анне стала реже сидеть у ее постели. «Что ж, у всех свои дела», — подумала Наташа все же с некоторым огорчением. Ей казалось, что хоть она и жива, но уже умерла для всех. И надо так и сделать, чтобы никого не обременять своим неприятным, колючим, неудобным присутствием. Тем более что ее, живую, ждут еще и еще испытания, и кто знает, какие! Этого она уже не вынесет.

В дверь тихо стукнули, и Наташа, вздрогнув отчего-то, сказала: «Войдите…» Она вдруг подумала, что это Рихард пришел навестить ее.

Но вошел Герман, и, только взглянув на него, Наташа почувствовала, как сердце сначала сильно-сильно забилось, а потом и вовсе покатилось куда-то. «Боже мой, — подумала она. — Мне кажется, я его знаю всю жизнь…»

Наташа почему-то заробела, подумав, что он зашел к ней на минутку справиться о здоровье. Что ж, он же врач…