Западня, или Исповедь девственницы

Закончив переписывать заметки, Анне подумала, что вдвоем с Натали — она и Анне — они ничего не смогут. Куда-то они хотят «засылать» Натали. Куда? К Рихарду? Но как? Если он даже ее, Анне, не принимает? Эти двое схватят Натали в железные щупальца, и ей придется их слушаться…

Шофер поставил вещи в холле и удалился. Наташа, сбросив шубу на пол, вошла в гостиную. Свет зажигать не хотелось. Она присела на диван и тяжко задумалась. Обо всем. И в частности, знают ли в посольстве?.. В какую историю она попала на Рождество в России? Наверное — да, потому что везде есть шпионы. Но завтра придется поехать туда, хотя и каникулы. Но она должна послать факс в министерство по поводу Алека и позвонить ему, чтобы он быстро поменял паспорт, взяв фамилию Инки.

Это надо сделать обязательно… Для него… Маме звонить не было сил и желания: она была уверена — услышит самое страшное… Бедный, бедный Сандрик!

Тут она услышала легкий шорох за спиной — вздрогнула непроизвольно. И обернулась лицом к тому, кто стоял у нее за спиной…

А там стояла Анне, милая седенькая дамочка! Воробышек Аннелоре! Она сказала:

— Мадам… Натали, я позволила себе войти… дверь была открыта… мне надо сказать вам…

Наташа перебила ее:

— Анне… Боже, как я рада вас видеть! — Она притянула к себе Аннелоре, усадила ее рядом и поцеловала в щеку.

Анне смутилась и была счастлива! Но тем не менее настойчиво сказала:

— Нет, Натали, вы должны выслушать меня! Это так важно! Ведь вы здесь? И куда вы денетесь ото всех проблем? Я так ждала вас и так скучала…

Наташа встала и взяла из бара бутылку виски.

— Давайте выпьем, Анне, хорошо? Я потом, потом вам расскажу… Не сейчас. Сейчас я не могу…

Анне молчала, она не хотела давать понять, что знает… Пусть Наташа все сама прочтет в ее записях, и она молча вытащила из сумки тетрадку и передала ее Натали.

— Прочтите, там немного… Это не мои опусы… — добавила Анне, поняв вдруг, что, возможно, Натали решила, что Анне — такая дурочка, что пишет рождественские стихи! — Это документ.

Тогда Наташа взяла тетрадку, раскрыла ее и стала читать. Наташа прочла быстро, и сразу же ее охватила лихорадка деятельности, злобы, ненависти, желания убить, загрызть, уничтожить этих людей!.. Судьба добивает ее… Она вовлечена в эту игру, простительно ли так назвать это?.. Но Анне! Анне!! Она посмотрела на Анне, и слезы выступили у нее на глазах. Она бросилась Анне на грудь и заплакала, тихо и безнадежно. Потом резко прекратила и неожиданно твердо сказала:

— Анне, все, я пришла в себя и готова действовать! Но как?

Тут стукнул дверной молоток. Они!

— Анне, идите наверх и будьте там. Я, надеюсь, выпровожу их быстро…

Наташа открыла дверь. Перед ней в скорбных позах стояли два приятеля — Динар и Проскурников Александр Евгеньевич. Они поклонились, вошли в холл и тут уже поцеловали ей ручки. Она улыбнулась им, чему они удивились, так как не ожидали встретить ее в полном спокойствии.

Она улыбнулась и пошла в гостиную, пригласив их следовать за нею.

— Выпьем немного? — спросила она. Они кивнули.

Подняв рюмку, Динар произнес:

— Наташа, дорогая, мы знаем, каково вам досталось в жизни!

— Вы быстро узнали, — заметила Наташа небрежно.

Динар усмехнулся.

…Так. Отличная игра, прекрасные актеры! Ну, она тоже не сегодня родилась — посоревнуемся, господа! Она уже все решила и вдруг от этого своего решения стала совершенно свободной и почти счастливой!..

Наташа так ушла в свои мысли, что не слышала, что говорит Динар, а он говорил о том, что Наташа должна форсировать отношения с бароном. Она должна выйти за него замуж… Тут Наташа пришла в себя и услышала эту фразу.

— За кого? — спросила она удивленно. — За Проскурникова? — И она с улыбкой посмотрела на молчащего все это время Евгеньича. Тот рассмеялся. Обстановка перестала быть напряженной.

«…А может, ей наплевать на этого Сандрика? — подумал Динар. — Ну, ранен, ну, может быть, выживет… Надо, кстати, подольше держать ее в неведении». Хотя ничего определенного у Динара пока нет, но знал: Сандрик пришел в себя, его переводят в институт Склифосовского и появилась надежда. Но Наташке это знать нельзя!

— За барона, дорогая, за нашего любимого Фрайбаха! И чем скорее — тем быстрее, как говорят. А там уж он и картины вам подарит, я уверен!

— Бросьте вы с картинками морочить мне голову. Картинки — само собой. Но вам нужно больше, гораздо больше, Динар!

Динар переглянулся с Евгеньичем: откуда этакие выхлопы? От кого?

— Я вас не морочу, мадам Натали, — сказал, приосанясь, Динар, — да, есть задачи, но не те, которые вы себе надумали или кто-то вам нашептал, простите… Нам нужно ваше присутствие в замке, чтобы держать под контролем этого престарелого дурня. Он ведь очень не любит нас, русских, а человек он, как ни странно, влиятельный и нам нужно его, как говорится по-простому, переманить! Так, Евгеньич?

Проскурников подтвердил: так, точно так, пусть Наташа не волнуется. Она же знает, как он, Проскурников, к ней относится? Разве может она подумать, что он позволит втянуть ее в авантюру, дурно пахнущую?

Наташа хотела было сказать, что она все понимает, тем более что для задуманного ею она должна быть с ними в полном согласии и дружбе, и она кивнула истово — да, если она и не доверяет абсолютно Динару, то уж Александру Евгеньевичу — всецело!

Вдруг Наташа встала и попросила тост.

— Я не отниму много времени, но сказать мне это необходимо. Я с вами! — Глаза у Наташи сверкали, она была как натянутая струна (Динар даже залюбовался ею). Проскурников был менее доволен. Как всякий способный сыщик, он в прямых действиях и словах всегда улавливал второй смысл, а то и третий. И ему казалось, что тут что-то не так, хотя Наташа казалась искренней и ни капли фальши не чувствовалось в ее заявлении…

Динар встал и торжественно поцеловал Наташу троекратно, по-русски. Облобызал ее и Проскурников, он удивился, что кожа у нее горела огнем, а с виду заметно не было, и это тоже ему не нравилось.

Пошли тосты-речи. Следом за Наташей встал Динар. Было так, будто происходит большой официальный, но свой прием, на котором надо сказать что-то важное и значительное.

Динар сказал:

— Я долго ждал этого часа. Были у нас с Наташей прекрасные времена, были и трудные: недопонимание, какая-то неприязнь, подозрительность и прочее, не буду вспоминать. Наташенька! Я рад!

— Хотите сюрприз? — крикнула Наташа. — Я его прибе-рега-ала!.. А что вы скажете на это? Меня сегодня, сейчас, ждет у себя барон, а? Каково? Аннелоре договорилась. Она мне звонила утром, и я ее попросила: мол, у меня жутко на душе, я не могу находиться одна, и единственный человек, который мог бы меня утешить, успокоить, — барон. Сработало! Ждет! Хотите — поедем вместе? Вы увидите, как я войду в ворота, а вы на моей машине отправитесь куда вам угодно! А я скажу, что тайно приехала на такси, и такого там наведу!

— Ну, Наташа, ну умница, — твердил Динар, покачивая головой. Повернулся к Проскурникову: — Как тебе идейка? Сверкает? Едем немедля. Проверка боем! Если войдет — значит точка!

— Ты что, Динар, не веришь? — возмутилась Наташа. — Едем. Увидишь! Ладно, я пошла переодеться, не так же мне ехать к нему!

Наташа вышла. Проскурников уже сам ничего не понимал. Зачем они поедут? Хочет ехать, договорилась? Пусть едет. Завтра расскажет.

Но Динар не принимал в расчет никакие его поучения и доводы — он считал, что ехать надо. Тут все и откроется — правду она говорит или нет.

Вышла Наташа. В свитере, джинсах, с сумочкой на плече…

Сели в машину — Наташа за руль. Динар угнездился рядом, Проскурников сзади.

Тронулись. Наташа взяла сразу такой разгон, что Проскурников заорал:

— Э-э! Ты что, на гонках?

Наташа обернулась, вовсе отвернувшись от дороги:

— А что? Я всегда так езжу…

Они выехали из города и неслись теперь по аллее среди старых дубов, сквозь которые просвечивали горы. Фонари ярко горели, и асфальт светился, — прошел дождь.