История любви одного парня (ЛП)

– Прости за ту молитву. Я постоянно забываю.

Я отмахиваюсь и оглядываю поле подростов другими глазами.

– Ты с кем– нибудь встречался из них?

Он приподнимает подбородок, указывая на высокую девушку на другой стороне

футбольного поля, которая ест рядом с воротами.

– С Мандой.

Я знаю про кого он. Она выпускалась вместе с классом Себастиана и состояла в школьном

совете. Она красивая и умная, и я никогда не слышал ни одной сплетни про нее. Я уверен, она

могла бы стать лучшей половиной для Себастиана.

– Сколько? – спрашиваю я. Вау, вышло резко.

Он тоже это замечает.

– Ты ревнуешь?

– Немного.

Могу сказать, ему это нравится. На его щеках выступает румянец.

– Примерно год. В десятом классе.

Вау. Я хочу спросить его, чем он занимался с ней, сколько они целовались и как далеко

зашли…но не спрашиваю. Вместо этого, я произношу:

– Но ты знал, даже тогда…

Он резко поднимает взгляд, а затем оглядывается, его лицо расслабляется, когда он

убеждается, что мы вне пределов слышимости.

– Да, я знал. Но подумал, что возможно, если попытаюсь…

Это то же самое, что и сотни иголок, протыкающих мою кожу. Годичные отношения –

долгая попытка.

Не…такой.

– Но ты же не спал с ней, да?

Он откусывает еще один огромный кусок пиццы, качая головой.

– Так ты думаешь, что однажды сможешь жениться на Манде?

Я замечаю, как ужесточается его лицо, когда он поднимает на меня взгляд, пережевывая.

Проглотив, он многозначительно оглядывается вокруг.

– Ты считаешь, что это лучшее место для подобного разговора?

– Мы можем поговорить позже.

– Я хочу тебя, – тихо произносит он, пригибаясь за очередным укусом. Когда он снова

проглатывает, то смотрит прямо и добавляет. – Я не хочу никого другого.

– Ты думаешь, что церковь изменит свое мнение насчет нас? – спрашиваю я. Я киваю на

толпу его сверстников через поле. – Ты думаешь, они в итоге останутся рядом?

Себастиан пожимает плечами.

– Я не знаю.

– Но ты счастлив со мной.

– Счастливее, чем за всю свою жизнь.

– Так ты понимаешь, что в этом нет ничего плохого.

Его взгляд ясный и, наконец, он смотрит на меня.

– Конечно, понимаю.

Эмоции поднимаются комком в моем горле. Я хочу его поцеловать. Его взгляд опускается

на мои губы, а затем он отводит его, снова краснея лицом.

– Ты знаешь, о чем я думаю, – произношу я. – Я всегда об этом думаю.

Она кивает, наклоняясь вперед, чтобы взять бутылку с водой.

– Да. Я тоже.

***

Солнце низко висит над горизонтом, когда мы складываем все на место и тестируем, чтобы

удостовериться, что все установлено надежно. Люди смеются, играют в салочки, бросают Фрисби.

И это намного лучше, чем борьба и оскорбления в той поездке на озеро. Присутствует

неоспоримый уровень уважения ко всему, что мы делаем здесь. Уважения к обществу, друг к

другу, к самому себе, к Богу.

Большинство загружаются в большой фургон, чтобы вернутся обратно к церковной

парковке, но мы с Себастианом остаемся здесь, махая им, пока они не исчезают из вида.

Себастиан поворачивается ко мне, его улыбка сползает.

– Ну? Ужасно было?

– Я бы сказал, не так плохо, – отвечаю я, а он в ответ на это смеется. – То есть, было

очень классно. Все такие милые.

– Милые, – повторяет он, слегка качая своей головой.

– Чего? Я серьезно. Милая компания людей.

Мне нравится быть с его общиной не потому, что считаю, что она мне подходит, а потому

что мне нужен этот просвет в его голове. Мне нужно понять, почему он всегда говорил, что «я так

сильно ощущал присутствие Духа в эти выходные», или как он молится в поисках ответов.

Реальность в том, что он был рожден с этим языком и рос, слушая его. Церковь СПД обладает

собственным лексиконом, который по– прежнему звучит для меня очень напыщенно, но льется из

них легко, и я начинаю понимать, что по существу это просто означает: «я пытаюсь сделать

лучший выбор» и «мне нужно понять, нормально ли то, что я испытываю».

Только птицы в ветвях над головами остались единственными звуками в парке и

отдаленное гудение шин по асфальту.

– Чем хочешь заняться? – спрашиваю я.

– Я не хочу пока домой.

Все мое тело вибрирует.

– Тогда давай останемся.

Мы забираемся в мою машину под давлением предвкушающего молчания вдоль всей моей

кожи. Я выезжаю с парковки, и мы уезжаем. Я даже не знаю, куда мы едем, или чем займемся,

когда остановимся, но когда оказываемся в нескольких километрах от дома, ладонь Себастиана

скользит по моему колену и медленно пробирается вверх по моему бедру. Дома остаются далеко

позади, и вскоре мы едем по тихой двухполосной дороге. Я инстинктивно съезжаю на пыльную

дорогу, ведущую к части озера с ограниченным доступом.

Себастиан оглядывается через свое плечо, когда мы проезжаем через ворота с табличкой

«ДОСТУП ЗАКРЫТ» в большей степени скрытый разросшейся листвой.

– Нам вообще можно заезжать сюда?

– Наверняка нет, но, похоже, эти ворота уже очень давно не запирали, поэтому я думаю,

мы не первые, кто попытался проехать.

Он не отвечает, но я ощущаю неуверенность в напряженной позе, его ладони на моей ноге,

неподвижности его спины. Я должен верить, что он расслабиться, когда увидит, как на самом

деле изолировано это место, после наступления темноты.

Грязь становится плотнее, и я паркуюсь на плотном участке травы, выключаю фары, а

затем и зажигание. Двигатель замирает. На улице практически полная темнота, за исключением

мерцающего отражения луны на поверхности озера. Папа всегда настаивает, что у меня должны

лежать вещи для экстренной ситуации в багажнике – включая теплое одеяло – и хотя становится

прохладнее после захода солнца, у меня появляется идея.

Открыв дверь, я оглядываюсь на него.

– Пойдем.

Он неохотно следует за мной.

Я достаю одеяло из грузовика и расстилаю его на все– еще– теплом капоте моей машины.

Используя несколько запасных курток и непонятно откуда взявшееся пляжное полотенце, я

формирую несколько подушек для нас у дворников.

Вот так мы сможем лечь на спины и смотреть на звезды.

Когда он понимает, что я делаю, он помогает мне с организацией, а затем мы забираемся

поверх, ложимся на спины и расслабляемся, одновременно, с довольным стоном.

Он взрывается от хохота.

– Кажется, так уютно.

Я придвигаюсь чуть ближе, и капот протестует металлическим скрежетом.

– Не так плохо.

Над нами низко висит луна на горизонте, а звезды, кажется, поддерживают ее за струны.

– Единственное, что я люблю в этом месте, – говорю ему – что можно смотреть на звезды

всю ночь. Такого не было в Пало– Альто. Слишком сильное световое загрязнение.

– Единственное, что тебе нравится здесь?

Я поворачиваюсь, наклоняясь ближе, чтобы поцеловать его.

– Прости. Две вещи.

– Я ничего не знаю о звездах, – произносит он, когда я обратно перевожу взгляд на них. –

Все хочу научиться, но никогда нет времени на это.

Я показываю и говорю:

– Вверху – Дева. Видишь четыре звезды, которые формируют неравномерную трапецию?

Там есть звезды Гамма Девы и Спика – они создают, как бы, нити воздушного змея снизу?

Себастиан щурится, подкатываясь ближе, чтобы лучше рассмотреть, на что я указываю.

– Вот эта форма?

– Нет…думаю, ты смотришь на Ворона. Дева…– я передвигаю его руку так, что она

нависает над моей грудью. Мое сердце собирается забраться вверх по моему горлу и покинуть

тело. – Вот здесь.

– Да, да, – шепчет он, улыбаясь.

– А вон та яркая, это Венера…