Запретный плод сладок (СИ)

  - Вижу, ты со своими людьми сработал более оперативно, - голос вкрадчивый, и фальшиво-спокойный. Даже мне удалось уловить в нём панический страх.

  - Я всегда работаю оперативней тебя, Дима, - всем нутром, я почувствовала, как губы мужчины вытянулись в злорадном оскале. - А, теперь убери с моей дороги себя вместе со своими тупоголовыми идиотами!

  До дикой боли сжав в кулаке прядь моих волос, Руеву удалось вырвать из меня ужасающий вопль, после которого, Шахновский (называть его отцом, у меня, наверное, уже никогда не получится), как-то странно дёрнулся.

  - Послушай, мы с твоим сыном обо всём договорились. Я принёс с собой все необходимые бумаги, мы подпишем их, и банк будет полностью твоим. Уезжай в Гомель. Забирай жену и сына, и уезжай туда. Начни там жизнь заново. С чистого листа. Ты же знаешь, что банк процветает, ты получишь всё, то, что хотел.

  На долю секунды Руев отстранил пистолет от моего лица, и выстрели в небо. Я не понимала, зачем он это сделал ровно до той секунды, пока он не прислонил разгорячённое дуло к моей щеке. В ту же секунду у меня создалось впечатление, что я уткнулась лицом в кипящую воду. Из моей груди помимо воли вырвался дьявольский крик.

  - Я, не этого хотел, Дима, не этого.

  - Бл*ть, тогда чего ты хочешь, ублюдок? Чего тебе надо?! - сжимая руки в кулаки, Шахновский не отрывал от меня взгляда полного ужаса.

  - Мне нужно, чтобы ты понял, какого это, всю жизнь быть тенью. Всю жизнь быть преданным псом эгоистичной мрази. Ты же никогда меня за человека не считал, я для тебя был каким-то полезным предметом мебели. Ты, всегда только брал, что принадлежит мне, и никогда ничего не отдавал взамен, - с каждым произнесённым Руевым словом, он, сжимая мои волосы всё сильнее и сильнее. Слёзы, беспрерывно скатывающиеся из моих глаз, уже почти не позволяли мне, что-либо видеть. Больше всего на свете хотелось просто отключиться.

  - Хорошо, ты, наверное, прав. Я тварь, поддонок, ничтожество. Но, чем ты лучше меня? Ты, абсолютно такой же, только плюс ко всему этому ещё помешанный на мести. Если бы между нами возникли какие-то разногласия, я бы никогда не стал втягивать в наши дела твою жену или сына. Никогда! Так, что ты творишь мать твою?! Давай решим все лично! Не впутывай в это мою дочь! Чего ты хочешь? Отомстить мне? Хорошо. Я сделаю всё, чтобы мой НАШ бизнес стал полностью твоим! Ты слышишь меня? Я это сделаю! Только отпусти её! Отпусти мою дочь, она здесь не причём!

  На несколько минут всё вокруг затихло. Молчали все, включая и самого Руева. Настало временное затишье, после которого, как известно должна была начаться буря. А начала её я сама. Уловив момент, когда мой захватчик, отвлёкшись всего лишь на долю секунды, чтобы размять запотевшую руку, чуть ослабил хватку, я, собрав все крошечные силы, которые ещё были во мне, локтем выбила из его рук пистолет, не преднамеренно проехавшись по голове, и пнула коленом в живот.

  Всего секунда, и я совершенно ничего не понимая, бросилась бежать сквозь замеревших от неожиданности мужчин. Не прошло и одного мгновения, как повисшую вокруг тишину, разрушил гряд посыпавшихся выстрелов. Продолжая бежать, куда глаза глядят, я успела уловить только как, ....отец набросился на Руева, отводя его направленный на меня пистолет. В ту же секунду к ним подлетели обе 'команды' и началась бессмысленная перестрелка, в которой убивали всех без разбора.

  Бежать...

  Сквозь слёзы, и ужасную боль во всём теле...

  Бежать...

  Сквозь летающие над головой пули...

  Бежать...

  Кажется, попали в ногу...

  Бежать...

  Совсем не много, и силы совсем оставят меня...

  Бежать...

  Повалившее меня на снег сильное мужское тело, накрыло собой, от свистящих в воздухе пуль. Крепки руки, сминающие меня в стальных объятиях, вырвали из меня какие-то нечленораздельные звуки. Последнее, что я увидела, прежде чем провалиться в обморок, это до боли родные глаза, цвета ночного океана, смотрящие на меня с мучительной нежностью и любовью...

  - Вот, так, голубушка, всё хорошо. Ну, как вы себя чувствуете?

  Ласковый взгляд пожилого, седовласого мужчины, был первым, что я увидела, с трудом разлепив глаза. Взгляд сразу же прожёг слишком яркий свет лучика солнца, рвущийся в окно больничной палаты.

  - Нормально, - пересохшими губами прошептала я, чувствуя, что совсем не ощущаю своего тела. - Почему я не могу пошевелиться?

  Тихо, с лёгкой долей хрипотцы в голосе, рассмеявшись, стоящий в паре шагов от меня мужчина, пояснил:

  - Не волнуйтесь, это скоро пройдёт. Вы крови много потеряли. Было прострелено бедро, слава богу, артерия не задета. Скоро пойдете на поправку.

  Улыбнувшись краешками губ, я сквозь пробивающую тело дрожь, смогла повернуть голову на бок... и замерла. Он был здесь. Рядом со мной. Взгляд его усталых глаз излучал нежность и любовь. Любовь, которая спасла мне жизнь...

  - Ладно, не буду вам пока мешать. Молодой человек, так как выставлять вас из больницы, до тех пор, пока на окна каждой палаты не поставят решётки, нет смысла, ещё раз вас предупреждаю, вашей невесте нужен максимальный покой и спокойствие. Понятно? - строго взглянув на Антона сквозь окуляры своих очков, врач не став дожидаться ответа, добродушно улыбнулся и скрылся за дверью палаты.

  Оставшись с ним наедине, я вдруг почувствовала какую-то неловкость и страх. О чём нам сейчас говорить? Как объяснить друг другу всё то, что произошло? Да, и стоит ли вообще...

  - Как ты, любимая?

  Любимая... за это словно не жалко и жизнь отдать. Почувствовав, как горлу вновь стал подкатывать комок удушающих слёз, я едва заметно улыбнулась, тихо прошептав:

  - Хорошо. Уже хорошо.

  - Всё закончилось.

  - Да, закончилось.

  - Теперь всё начинается заново.

  - Да, теперь всё начинается заново, - вторила ему беззвучным голосом.

  - Прости меня любимая. Прости за то, что такой идиот, - уткнувшись лицом мне в живот, Антон осторожно сминал мои ладони в своих так, как будто ему было это жизненно необходимо.

  - Ничего, какой уж есть. Зато любимый.

  - Что? - оторвавшись от меня, Антон взглянул на меня полными искрящейся надежды глазами.

  - Люблю тебя, говорю, - эти слова дались мне так просто и легко, что как только я их произнесла, у меня с души, словно камень спал. Вот тогда-то я и поняла, что всё действительно начинается с чистого листа.

  - Любишь... любишь... ты любишь меня? - тихо, с не скрытой дрожью в голосе произнёс Антон.

  - Люблю.

  - Любишь даже после всего того, что произошло?

  - Люблю.

  - И будешь любить, если узнаешь, что я до конца из себя представляю?

  - Представлял, - мягко поправила я, разрываясь от желания поцеловать его. - Всегда буду любить.

  - Всегда? - беззвучно переспросил Антон.

  - Всю жизнь.

  В его глазах засветились искорки, выстраданного счастья. А мне в этот момент, почему-то захотелось накричать на него. Он думает, что его нельзя любить, но, ведь я люблю.

  - Меня посадят, наверное, - всего три коротких слова, и у меня перед глазами всё рухнуло. Посадят... его опять заберут от меня?! - Ты, только не плач, малышка не плач. Я всё это заслужил. Я столько всего наворотил, что на пожизненное хватило бы, но суд даст никак не больше лет десяти.

  - Десяти...- я не слышала свой голос, не чувствовала как по щекам вновь катятся кристаллики слёз, так больно, так ужасающе страшно мне никогда ещё не было. Никогда!

  - Твоя мама, спит в соседней палате, - тихо произнёс Антон, и сцеловал пересохшими губами каждую слезинку с моего лица.

  - В палате? Её тоже положили в больницу? - вскрикнула я, и чуть не запищала от прострелившей тело боли.

  - Лежи! Не шевелись, тебе нужен покой! - строго сказал Антон и сжал в руке мою ладонь. - Нет, с твоей мамой всё в порядке, она просто не хотела уходить из больницы, как я, и твоя истеричная подружка, Денис её с трудом к себе отволок.