Изуродованная любовь (ЛП)

Ее смерть была быстрой.

Кто знает, какая болезнь погубила ее и как долго она находилась в ней? Это выглядело так, будто она была высосана изнутри. Ей было только сорок, но все ее внутренние органы отключились по очереди, ее печень, почки, легкие, сердце. Ее дыхание замедлилось, пока каждый вздох не превратился в удушливый хрип, который мучительно вырывался из ее рта. Когда я держала ее покрасневшую с узловатыми пальцами руку, она была еще теплой, но мама уже ушла. Я держала ее руку - кожа так и не восстановилась от того давнего ожога - и крутила дешевое кольцо на ее пальце, пока она не стала холодной.

Отец напился. Он вышел в морозную ночь и, упав на колени, молился небу. Я стояла у окна и видела белые стволы берёз, слабо светящиеся в темноте. Я вышла на улицу с одеялом. Воздух, был настолько холодным, что врезался в легкие, будто зазубренный кусок льда. Он посмотрел на меня. Последний раз я так смотрела в глубину его глаз на пиршестве после ухода Анастасии.

Из болезненных впадин на лице на меня смотрели его глаза. Оказывается, он был не полностью мертв внутри. Странно, но возможно, он любил ее. В своем сердце я не находила к нему ни любви, ни жалости. Ни одной крошечной частички. Мое сердце было холодно, как лед. Накрыв его плечи одеялом, я ушла. Я сделала это для мамы. Она бы сделала то же самое. В то время, как она лежала в своей спальне и ее душа, возможно, еще не ушла, я не хотела огорчать ее. Но это было последним, что я сделала для него.

Мы похоронили тело моей несчастной мамы в могиле, которую брат и отец выкопали на склоне у дома. Никто не плакал. Мы все сдерживали себя. С горем и страхом. Я поняла, что с отцом, без мамы, ее дети были в большей опасности, чем раньше.

Глава 4

Через два дня после ее похорон отец забрал моего брата, чтобы он спал в его комнате. Той ночью я проснулась от крика. Я снова прислушалась, и мне показалось, что я слышу, как плачет мой брат. Я вскочила с постели. Моя сестра поворчала и, повернувшись, снова уснула. Подбежав к двери комнаты отца, я постучала в нее.

- Иди спать, Лена, - закричал отец.

В тот момент я была удивлена, что отец знал, кто это был, но теперь понимаю: ведь только я смела ослушаться. И никто другой не постучал бы в его дверь среди ночи.

- С Николаем все в порядке? – спросила я.

На несколько секунд растянулась зловещая тишина.

- Я в порядке, Лена. Иди спать, – выкрикнул Николай, но его голос дрожал от напряжения.

- Ты уверен? – настаивала я.

- Да. Уходи, – он крикнул громче и тверже.

Я стояла еще в течение нескольких минут за дверью, борясь с сильным и необоснованным стремлением повернуть ручку и войти в спальню отца. Я даже положила на нее руку. Но тишина в комнате напугала меня. Я знала, что не должна входить. Я думала о маме, бегущей обнаженной по снегу. Каким-то образом я чувствовала: происходит что-то подобное. Неохотно я вернулась в постель и лежала без сна в течение долгих часов, прислушиваясь, но больше не было никаких звуков.

Следующим утром я отправилась в туалет и нашла волосы Николая в ведре. Я выбежала и стала звать его. Он был на кухне. Я прикоснулась к его волосам. Они были выстрижены так грубо, что в некоторых местах виднелся его череп. Он оттолкнул мои пальцы. Я посмотрела ему в глаза и увидела, что Николай изменился. Он был чужим. Он не смог посмотреть мне в глаза.

- В чем дело? – умоляла я.

- Ни в чем, - коротко ответил он.

- Что произошло прошлой ночью?

- Ничего не произошло, - сказал он резко и отошел от меня.

Я стояла и смотрела ему вслед. Я не могла его понять. Николай был не таким человеком. По большей части нам даже не приходилось говорить. Мы знали, о чем думает каждый из нас. Всегда. Как-то мама сказала, что она никогда не слышала, чтобы кто-то играл в дуэте с таким совершенством, как играли мы. Это было похоже на одного человека с четырьмя руками.

Когда отец вернулся домой, он пришел в абсолютную ярость из-за того, что мой брат сделал со своими волосами. Он дал брату пакет и сказал, чтобы тот носил его на голове. Но тот ответил, что не станет этого делать.

- Хочешь, Лена будет его носить? – спросил отец, в его тоне таилось что-то зловещее.

Брат побледнел. Он вернулся в спальню и вышел оттуда с покрытой головой! Мои сестры и я, оцепеневшие от ужаса, потеряли дар речи и смотрели на брата.

*****

- Давай сбежим вместе, – прошептала я ему.

- Куда? Куда мы пойдем, Лена? – спросил он в негодовании.

- В большой дом, где Анастасии преподавали математику?

Я была шокирована тем, как он изменился. Это было похоже на то, будто я разговариваю с мамой. Любая надежда исчезла. Осталась только ожесточенная оболочка.

- Что с тобой не так?

Он с грустью посмотрел на меня:

- Всё.

*****

Прошла зима, и еще один стул пустовал у стены. Николаю и мне исполнилось по шестнадцать лет. Все мысли о побеге давно угасли. В нем не было никакой необходимости. Теперь я видела гораздо яснее – мы будем проданы, и это станет нашим спасением. Все, что осталось от нашей семьи, это Николай, две младшие сестры и я.

Следующей на очереди была я. Но когда время настало, мой отец пропустил меня и продал Зину, которая была младше на год. Я не смогла понять этого. Мне было семнадцать, когда черная “Волга” приехала за второй младшей сестрой.

Остались только я и Николай.

Николай стал мужчиной, а я женщиной. Он был почти таким же высоким, как отец, но ни один из нас не мог встать против отца. Это был эффект погонщика слонов. Когда слон еще маленький, погонщик привязывает его к железному столбу. Малыш будет пытаться и пытаться, но в конце концов поймет, что не существует способа освободиться. Когда слон вырастет, погонщик может привязать его к хрупкой палке, и слон не будет пытаться освободиться, потому что он привык думать, что не сможет победить никакую палку. Мой брат и я были приучены повиноваться.

Весной нам исполнилось восемнадцать. Лето пришло и ушло. Настала осень, тогда Николай с облегчением улыбнулся, сжимая мою руку:

- Не волнуйся. Я думаю, что он не собирается продавать ни одного из нас.

*****

- Завтра твоя очередь. Будь готова уйти, – сказал отец меньше, чем через неделю. Его голос был очень холодным и недоброжелательным.

Мой брат смотрел на него в шоке. В тот вечер я схватила брата за руку и отвела на могилу к матери. Я развернула его к себе лицом:

- Николай, я вернусь за тобой. Меня не волнует, как я это сделаю. Я вернусь. Будешь ли ты меня ждать?

- Нет, ты не вернешься, – сказал он, печально покачав головой. Его глаза были потускневшими и уставшими. – Я не буду ждать тебя.

- Пожалуйста, – умоляла я.

Он рассматривал мое лицо с любопытством. В тот момент он напоминал мне зверя. Молчаливое глупое животное, которое пытается вычислить, что ты собираешься делать. Я возненавидела отца с удвоенной силой.

- Ни у кого другого не было возможности. Никто не вернулся, - сказал он обреченно, что меня ужаснуло.

- Но я вернусь. Я обещаю это на могиле мамы. Пообещаешь мне на могиле матери, что будешь ждать?

- Я хочу, чтобы он вместо этого продал меня, – пробормотал он.

- Я бы не хотела этого. Если он продаст тебя, я не буду знать, где тебя найти. В любом случае, он никогда тебя не продаст.

Адское положение поразило нас обоих. Мы никогда не говорили об этом. Я опустила глаза, потому что не хотела видеть его стыд.

- Да, ты права. Он никогда не продаст меня, – у его голоса была странная интонация.

Я посмотрела на него.

- Пожалуйста. Ты должен поверить мне, что я вернусь за тобой.

Он потер мочки ушей и кивнул, но не посмотрел мне в глаза.