Рояль под елкой

Вернувшись в гостиную, он спросил:

— А зачем вы котов везде понавешали?

Тамира неожиданно заинтересовалась:

— Вам нравятся эти картины?

— Ну, как сказать, — пожал плечами Дымов. — Необычно!

Он вновь осмотрелся по сторонам. Приглядевшись, снисходительно одобрил:

— Пожалуй, что нравятся!

— Это Луис Уэйн! — пояснила Тамира. — Английский художник. Он всю жизнь рисовал кошек и боролся за права животных!

Дымов вежливо кивнул.

— А на той стене мои картины! Знаете, я тоже рисую кошек. И всегда только кошек!

— А почему только кошек?

— Не знаю, — вздохнула Тамира, — люблю! Живую кошку завести не могу: квартиры-то собственной нет, а в съемную нельзя. И я их рисую.

— Так вы художник? — улыбнулся Дымов.

Тамира радостно кивнула.

— Вы продаете свои картины?

Радость на лице Тамиры сменилась печалью.

— Нет. Я и выставить их не могу. На Невский сунулась — не пустили, там своя мафия. В галереи не берут. Поэтому пока просто висят на стенах.

Она улыбнулась, и его поразило выражение ее лица — какое-то детское, беззащитное…

— Я пристраиваю их в добрые руки. Вот, у вас, например, добрые руки?

— Не знаю… Не уверен… — смутился Дымов. — А кроме рисования, чем вы занимаетесь?

— Ничем! Целыми днями рисую или гуляю по городу! Знаете, я все жду чего-то… Что вот-вот начнется настоящая жизнь! — она вздохнула. — Мне уже двадцать семь, а я до сих пор не нашла себя!

Дымов укоризненно заметил:

— В таком возрасте пора бы определиться и знать, чего вы хотите.

Тамира усмехнулась:

— Ну, а вы, например, знаете?

Дымов почувствовал неловкость и виновато сознался:

— Да.

— А вы кто по профессии?

— Музыкант!

— Ах! — Тамира обрадовалась. — Чудненько!

— Кстати, этот белый рояль — мой!

— Рояль в кустах! — закричала Тамира. — Рояль в кустах! А знаете, в особо грустные вечера я за него садилась и представляла, что умею играть, молотила пальцами по клавишам, а они тоненько так, жалобно…

Дымов побледнел и бросился к роялю. Ревниво оглядел его, открыл крышку, прошелся по клавишам.

— Сыграете?

— Нет, не хочу.

— А вы что, давно не бывали в Петербурге?

— Давно. Уехал в Европу пять лет назад, с тех пор не приезжал.

— А почему уехали?

— Захотелось все поменять: страну, жизнь…

— Удалось?

— Пожалуй, удалось.

— Скажите, а почему вы развелись с женой?

Дымов хмыкнул. Еще чего, станет он распинаться перед этой рыжей куклой и рассказывать о своей жизни! Кстати, будучи человеком замкнутым, он никогда и никого не посвящал в личную жизнь.

О том, что он был женат дважды, многие его знакомые не знали. Тем более — о пикантных обстоятельствах первого брака. Дымов стыдился мелодраматичности той историии предпочитал держать ее в тайне. Ведь все произошедшее и в самом деле отчаянно смахивало на мексиканский фильм: мальчишкой Вадим встретил женщину намного старше себя, та родила дочь, о существовании которой он узнал пять лет спустя, потом он вернулся к этой женщине, а потом ушел к Ирине. Кроме того, он вообще не любит вспоминать Еву— воспоминания сопряжены с огромным комплексом вины, и вина лишь усугублялась тем, что при разводе первая жена выказала себя человеком исключительно великодушным и благородным — они простились без упреков и утомительного выяснения отношений.

А вот со второй женой вышло иначе. Расстаться тихо-мирно не получилось. За робким предложением, скорее предположением («Послушай, тебе не кажется, что для нас обоих будет лучше, если мы расстанемся?»), последовали буря, ураган с нежным женским именем, торнадо, атомный взрыв!

Ирина обвинила Дымова во всех смертных грехах, выставила монстром и потребовала моральной компенсации, подразумевающей материальную. А он никак не мог взять в толк, почему это предложение стало для нее полной неожиданностью; с его точки зрения, развод был вполне логичной точкой в нескладной истории их отношений. В последние два года жизнь превратилась в ад для обоих. Супруги всегда были чужими, а тут и вовсе перестали выносить друг друга. Амбиции жены безмерно раздражали Дымова.

Взаимные обиды, скандалы — чем дальше, тем хуже. К чему было длить эту невыносимую пытку друг другом?

Все, что произошло потом, напоминало кошмарный сон или оперетту, в которой Ирине, само собой, была отведена роль жертвы, а Дымову — роль записного злодея. Ирина охотно участвовала в фарсе, а все окружение Дымова стало невольными зрителями.

В результате он добровольно, без суда, отписал бывшей жене недвижимость на Мойке, машину и дачу, оставив за собой только родительскую квартиру. Впрочем, даже этот жест не примирил Дымова с бывшей женой. Казалось, Ирина делала все, чтобы он чувствовал себя виноватым. Истерики, обвинения, требования — кошмар, который закончился лишь с отъездом за границу. Он стал физически недоступен для бывшей жены, и на этом его личные проблемы закончились.

Впрочем, начались другие: если на родине Дымов был довольно известным музыкантом, то в Европе ему требовалось подтвердить свой статус. Поэтому в последние годы его жизнь сводилась исключительно к музыке и выступлениям.

Дымов вздохнул.

— Не желаете говорить на эту тему? — догадалась Тамира.

— Именно.

— Неужели вам ни разу не хотелось вернуться в Россию?

Он пожал плечами:

— Пожалуй, нет. Я вообще предпочитаю ни о чем не жалеть. И не вспоминать прошлое.

— А у меня так не получается! — вздохнула Тамира. — Я почти всегда о чем-то жалею.

Она наклонилась и подняла с пола бутылку.

Дымов не без удивления понял, что барышня предпочитает «Курвуазье». Однако.

— А вы не слишком увлекаетесь спиртным? Эта рюмка, кажется, уже не первая?

— Пустяки! — расхохоталась Тамира.

Он неодобрительно поджал губы: девица квасит, как сапожник.

— Кстати, я вообще никогда не пьянею! Могу сколько угодно выпить и при этом — ни в одном глазу! Индивидуальные особенности организма!

— Что составляет предмет вашей гордости? — съехидничал Дымов, который пить не умел и не любил. — А знаете, сколько мне доводилось встречать прекрасных, талантливых и при этом спившихся людей!

— Ой, только не надо читать мне нотации! — нахмурилась Тамира.

Дымов пожал плечами. И правда, ему-то что за дело.

Тамира лихо осушила рюмку.

— Между прочим, я очень привыкла к вашей квартире!

— Рад за вас!

— Представляете, я долго искала варианты, а сюда зашла и сразу поняла: мое!

Дымов нахмурился: каково?! Ее!

— Клевая квартирка! И место, и дом, и мебель!

«Еще бы», — усмехнулся Дымов. Он лично занимался оформлением, приглашал дизайнера, заказывал мебель!

— Ну, и сколько же моя бывшая жена с вас берет? Кажется, вы сказали, полторы тысячи?

— Да.

— Ловко!

«Интересно, на что она живет», — подумал Дымов. «Деньги немалые, выходит, девушка не бедствует».

Тамира улыбнулась, как будто угадала его мысли:

— Вам, наверное, интересно, откуда я беру деньги, да?

— Ну что вы, — покраснел Дымов, — вовсе нет.

— Конечно, интересно! Ну так я вам отвечу! У меня богатый френд. Он всегда рад помочь деньгами.

— Любовник, что ли?

— Ага. Я — содержанка. По-вашему, это стыдно?

— Не знаю! Я как-то не задавался подобным вопросом. Впрочем, я убежден, что это ваше личное дело.

Вадим был недоволен тем, что его втянули в подобный разговор. Больная она на голову, что ли?

— Но я не хочу быть просто содержанкой! — заявила Тамира. — Я хотела бы стать гейшей! А этому надо долго учиться!

— Зачем вы мне это рассказываете? — удивился Дымов.

— А что такого? Я говорю правду!

— Но это как-то неприлично. Не всю правду можно и нужно рассказывать.

— О себе я могу рассказать все! Мне скрывать нечего!

— Но принцип privacy, — забормотал Дымов. — Вы знаете, в Европе, например, совсем не принято вываливать на собеседника свою подноготную…