О, малышка!

– Пожалуй, мне пора начинать тренировки, чтобы не опозориться, – улыбнулся Бен, но не сумел скрыть беспокойство в глазах. Он снял с головы свою поношенную шляпу. – Если бы я мог, я прошел бы через эту операцию и лечение вместо нее.

– Я знаю, – мягко сказала Энни. – И Хелен тоже знает.

Хелен была центром мира Бена, и он был так же дорог Хелен. Энни всегда хотела для себя такого брака, как у них, чтобы быть с мужем близкими людьми, поддерживать друг друга, относиться друг к другу тепло и ласково.

Еще девочкой Энни мечтала, чтобы союз ее родителей был похож на брак Бена и Хелен. Но ее мать и отец были слишком заняты продвижением по служебной и общественной лестнице, мало обращали внимания друг на друга и на нее, и их совместное времяпрепровождение обычно заканчивалось ссорами.

Энни радовалась, когда ей удавалось избежать перепалки родителей, укрывшись на ранчо бабушки и дедушки. Ребенком она проводила там много времени – ловила рыбу, плавала в пруду, увязывалась за дедом и Беном, когда те ухаживали за животными, сидела с бабушкой на веранде, грызя свежие початки кукурузы. Она любила просыпаться под пение птиц за окном своей комнаты, любила вдыхать запах сена и клевера, любила прохладную зелень лесов.

Но больше всего Энни любила мир и гармонию, царившую на ранчо. Здесь никто не вопил, не сыпал проклятиями, не бормотал себе под нос ругательства. Взрослые смотрели друг на друга доброжелательно, так же они относились и к ней. На ферме работали много и допоздна, но все равно находили время шутить и смеяться. И главное – у всех находилось время для девочки с печальными глазами, которой казалось, что в несчастливой жизни ее родителей виновата именно она.

Бен надел шляпу:

– Уверена, что справишься здесь без нас?

– Справлюсь. И потом, я не одна. Со мной Маделин.

– Да, годовалая малышка – это хорошая помощница. – На морщинистом лице Бена появилась улыбка. – Где эта маленькая проказница?

– Спит, – улыбнулась Энни.

Она никогда не думала, что может любить кого-то так страстно, как свою дочку. Она бросила взгляд в сторону дома из камня и кедра. Глаза ее привычно остановились на окне детской. Маделин заснула прямо на ковре в середине своей комнаты, когда Энни рассказывала ей сказки.

Энни похлопала по монитору, прикрепленному к ее поясу.

– Я слышу каждое ее движение. Не беспокойся о нас, Бен, и ухаживай как следует за Хелен.

– А ты за девочкой. И за собой для разнообразия. Не торчи взаперти, пока нас не будет три недели.

Энни никогда не чувствовала себя на ранчо так одиноко, как в кишащем толпами Нью-Йорке, но Бен все время заставлял ее выходить в люди.

– Не буду. Мне надо поехать в город за продуктами, и я обещала Перл на следующей неделе привезти к ней Маделин.

Перл была давней подругой бабушки Энни. Старая женщина жила сейчас в доме для престарелых в Лаки, и Энни обязательно посещала ее каждую неделю.

– А потом, – продолжала Энни, – ко мне должен сегодня приехать ее внук, чтобы я погадала ему на чайной заварке.

Бен округлил глаза:

– Прямо как бабушка.

– Надеюсь, у меня получается не хуже. Она научила меня этому.

– Ну, я-то никогда в эти штучки особенно не верил.

– Я тоже. Я брала у бабушки уроки, чтобы развлечь ее.

Энни хорошо помнила, как бабушка предложила ей заняться этим в первый раз. В то лето ей исполнилось шестнадцать лет. Она зашла вечером на кухню и увидела, что бабушка гадает Перл на чаинках.

– О, прошу прощения! Я не хочу мешать, – сказала Энни, поворачиваясь к двери.

Бабушка махнула ей рукой:

– Останься. Пора и тебя этому научить.

– О, бабушка, – запротестовала Энни. – Я даже не уверена, что верю в это.

– Ну и что, – возразила та. – Зато гадание верит в тебя. – Бабушка внимательно посмотрела на нее через стол, покрытый клетчатой скатертью.

– Откуда ты знаешь? – Энни, поддразнивая, улыбнулась. – Ты прочла об этом на дне моей чайной чашки за завтраком?

– Нет, знаю, и все тут. – В серых глазах бабушки была уверенность.

Голос Бена прервал воспоминания:

– По-моему, ты поверила в это позже.

Энни кивнула.

– Когда это помогло мне принять серьезное решение. – Она старательно очистила гребень и сунула собранную шерсть в висевший на заборе мешок. – Я сомневалась, бросить ли мне работу и переезжать ли сюда, хотя сердце подсказывало: это то, что мне нужно. Тогда я пошла к гадалке. Я ничего не рассказывала ей о себе. И знаешь, что она сказала?

Энни представила крупнокостную женщину, склонившуюся над чашкой сомнительной чистоты, вновь почувствовала запах вареной капусты, въевшийся в ободранные цветастые обои, услышала голоса соседей через тонкие, как бумага, стены. Каждый раз, когда она вспоминала слова этой женщины, у нее по телу пробегали мурашки.

Бен покачал головой.

– Она сказала, что мое место на ранчо. И что у меня скоро будет ребенок.

Бен смотрел на нее с теплотой и любовью:

– Я очень рад, что ты приняла это решение, независимо от того, что на тебя повлияло.

В горле у Энни образовался комок. Бен и Хелен были ее семьей, но она не советовалась с ними, решив стать матерью-одиночкой. Как и большинство пожилых людей в Оклахоме, они были очень консервативны, и Энни не знала, как они отнесутся к ее решению. Они никогда в дальнейшем его не обсуждали, но очень помогали ей во время беременности и обращались с Маделин как с собственными внуками, так что малышка их просто обожала.

– Меня лично удивило лишь одно твое решение – разводить здесь вот этих зверей. – Бен бросил взгляд на Дымчатого Джо, обнюхивающего его одежду.

Усмехнувшись, Энни повела Снежный Ком к воротам.

– Разнообразие – это ключи в будущее.

– Возможно, но я не понимаю, почему ты выбрала альпака, а не какой-то другой вид скота.

Энни сняла уздечку с морды животного и некоторое время наблюдала за ним.

– Ты ведь знаешь, Бен, что цены на мясо упали. Шерсть альпака стоит четырнадцать долларов унция, а навоз – доллар за фунт.

– Хм, для такого количества животных рынок невелик.

– А мне большего пока и не нужно! Со временем поголовье увеличится и запросы тоже.

Она загадочно посмотрела на Бена:

– Кроме того, гадалка мне сказала, что мой риск в бизнесе себя оправдает.

Бен закатил глаза:

– Ну вот, ты опять за свое.

– Подожди-подожди. Я думаю, время докажет, что альпака были хорошим вложением денег.

– Я надеюсь, что ты окажешься права. – Он взглянул на часы. – Мне пора. А то Хелен уедет без меня.

Тон его был легким, но Энни видела беспокойство в его глазах. Она положила ладонь на его натруженную руку.

– Все будет хорошо. Хелен должен оперировать один из лучших хирургов страны.

Опустив глаза в землю, Бен кивнул.

– И потом, я ей погадала – все отлично. Ты знаешь, бабушка говорила: чайные листья никогда не соврут.

– Хм. Один раз я готов в это поверить.

– Посмотри на это с другой стороны, – настаивала Энни. – Когда все закончится, Хелен сможет ходить, не чувствуя боли. Она сможет работать у себя в саду и подолгу гулять. Подумай только, она собирается уговорить тебя посещать уроки танцев.

– Я очень надеюсь, что ты права. – На лице Бена появилось подобие улыбки. – Конечно, кроме уроков танцев.

Энни засмеялась:

– Ты меня не обманешь. Если Хелен захочет, чтобы ее муж танцевал в балете, ты будешь ходить на пуантах и учиться делать плие.

– Может быть. – Он улыбнулся. – Но я лучше надену балетную пачку.

Представив себе пузатенького ковбоя в розовой балетной пачке, Энни засмеялась. Потом лицо ее стало серьезным, и она попросила:

– Позвони мне завтра и расскажи, как все прошло.

– Обязательно.

Энни, прочитав про себя молитву, смотрела, как Бен уходит. Когда он скрылся из виду, Дымчатый Джо снова потянул в рот прядь ее волос.

– Что ты делаешь, парень? Хочешь меня завить? Энни достала из заднего кармана джинсов резиночку, которой завязывала Маделин хвостик. Подняв волосы наверх, она сделала хвост себе и закрепила его обручем, который венчала картонная птица.