Навсегда моя (ЛП)

Кейтлин приходится выбирать музыку, график и список тех, кто понесет покров. Я вижу, что она записывает имена, оставляя шестое место пустым.

— Ты забыла еще одно имя, — подсказываю я.

Она качает головой.

— На всякий случай, — говорит она. Ей не нужно объяснять, что она имеет в виду, так как я знаю, на кого она намекает, но мне не хочется думать о... нем.

Высадив ее, я направляюсь домой. Ноа должен уже вернуться со школы, и мне просто хочется обнять его, пока у меня не появится необоснованная уверенность в том, что он никогда меня не оставит.

— Ноа? — входя в дом, зову я. Телевизор включен, и я обнаруживаю его лежащим на диване. Он смотрит старый фильм с игры Мейсона и Ника еще в средней школе. Я слышу знакомое имя и гляжу на Ноа, проводя пальцами по его волосам. — Что происходит, приятель?

— Просто смотрю, — говорит он, сворачиваясь у меня в руке.

Я сажусь и обнимаю его, прижимая к коленям. Мне нравится, что он все еще мой маленький мальчик, когда мне это так нужно.

— Ты такая смешная, мам. — Он начинает смеяться. Я убираю его волосы и щипаю за ухо только для того, чтобы слышать и дальше его хихиканье.

— Только дорасти до моего возраста, и мы будем смотреть твои видео.

— Кто-нибудь дома?

— Мы здесь, — кричу я, когда в дом входит Ник. Он бросает взгляд на экран и подходит ко мне сзади, обнимая за плечи.

— Зачем вы это смотрите? — шепчет он мне на ухо. Я пожимаю плечами и показываю на Ноа. Ник знает, что я никогда не включаю это видео: просмотр таких событий лишь открывает старые воспоминания.

Ноа продолжает смеяться надо мной и Ником из-за того, как смешно мы выглядели в средней школе. Каждый раз я напоминаю ему, что у меня есть его детские фотографии голышом, и что я буду показывать их всем его девушкам.

В игре выигрывает Бомонт, а для меня это знак выключать фильм. Я ищу пульт, паника нарастает. Мне не хочется смотреть то, что будет в конце.

— Мам, кого ты целуешь?

Я гляжу на экран и вижу парня, преследующего меня во снах и реальности. Он поворачивается и смотрит в камеру, его рука обнимает меня. Видя его голубые глаза, я закусываю губу. Я очень много думаю о нем с тех пор, как умер Мейсон, и гадаю, счастлив ли он. Я встаю и выключаю телевизор, чтобы больше не смотреть на него.

— Никого, малыш, — говорю я, выходя из комнаты.

Глава 5

Лиам

Ехать прошлой ночью через весь город было ошибкой. Остановка у дома Престонов была полнейшей ошибкой. Я был удивлен, обнаружив мистера Престона неспящим, не говоря уже о том, что он был готов выйти на улицу один и смотреть на незнакомца на мотоцикле, тем более одетого во все черное.

Стены этого гостиничного номера давят на меня. Нужно было остановиться подальше от города, где я мог бы, по крайней мере, снять номер попросторнее. Мне нужно шагать и думать. Думать о том, что я буду делать, когда увижу ее. Я просто хочу посмотреть. Мне нужно знать, что с ней все в порядке и она счастлива. Что она и дальше живет своей жизнью, а я — всего лишь вспышка на ее радаре.

Может, она покупает мою музыку, чтобы говорить, что когда-то, очень давно, меня знала. Много раз я представлял, как она стоит в очереди в продуктовом магазине с журналами «Пипл» или «Роллинг Стоун» в руках, где я на обложке. Мне хочется думать, что она читала статью и видела, как я говорил о ней, не называя ее по имени. Что она создала на айподе плейлист со всеми песнями о ней, что она знает — я никогда не переставал ее любить.

Я бью кулаками себя по голове.

— Ты такой тупица, Лиам. Ей на тебя наплевать. Ты оставил ее и сменил номер телефона, чтобы не пришлось слушать ее плач на своей голосовой почте.

Нужно убираться из этого отеля, потому что пребывание здесь напоминает мне о ней и той ночи, когда мы оба потеряли девственность, и меня это сводит с ума.

Надев шлем до выхода в вестибюль, я несусь сквозь дверь, избегая администраторшу, работающую в дневную смену. Вообще-то она немного симпатичнее той, что из ночной, но не особо. Нет ничего хуже женщины, которая очень сильно старается.

Я мчусь по проселочной дороге, поворачивая быстрее, чем должен, проезжая мимо машин, едущих слишком медленно, и проносясь мимо школьного автобуса с детьми. Раздаются несколько гудков, опускаются окна и высовываются руки. Я даже не гляжу в зеркало, чтобы увидеть, что они показывают мне средний палец. Я делал так раньше всяких дураков, считающих, что эти дороги принадлежат им.

Раньше эти дороги принадлежали нам с Мейсоном. В молодости мы были такими глупыми. Все время ездили слишком быстро или пьяные, не говоря уже об играх со сбиванием бейсбольной битой почтовых ящиков. Черт, я даже целовался со своей девушкой за рулем, позволив ей оседлать меня так, чтобы чувствовать ее прямо перед собой, прежде чем высадить у дома.

Жаркие летние ночи, проведенные в задней части моего грузовика, глядя на звезды, удерживая ее между ног и обнимая руками. Я говорил ей, что буду любить всегда. Я первым сказал «Я тебя люблю» и обещал никогда ее не отпускать.

Я резко притормаживаю и заезжаю на парковку. Мне нужно успокоиться. То, что я буду ездить как идиот, ничего не решит. Последнее, что мне нужно, — это мое имя в газете из-за моей неосторожности. Я усердно работал над тем, чтобы мой образ был чистым. Для меня не существует ошибок.

Поднимая взгляд, я вижу, что нахожусь у музея Алленвиль — места, посвященному видам спорта средней школы. Я слезаю с мотоцикла и вхожу внутрь, заплатив пять долларов на входе. Внутри он похож на святыню. С потолка под моей фотографией свисает статистика с моими побитыми рекордами. Также висит наша совместная с Мейсоном фотография. Мы должны были побить рекорды в Университете Техаса, но он хотел находиться поближе к Кейтлин и решил поступить с ней в государственную школу. Он был умен.

Большая фотография Мейсона с накинутой черной тканью по краям занимает центральное место в музее. Рядом с его фото — таблица с еще фотографиями из средней школы, на нескольких он сам, я и другие ребята. Мы все такие молодые стоим в футбольной форме, с поднятыми вверх указательными пальцами, говоря миру, что мы номер один. В этом мире у нас не было помощи, мы просто хотели победить. Один из наших футбольных мячей с чемпионата стоит на подставке. Мне хочется дотронуться до него, почувствовать под пальцами свиную кожу, но я сдерживаюсь. Эти дни прошли. Я оставил их позади, когда собрал свои вещи и уехал из Техаса ради ярких огней большого города.

— Слышишь эту толпу? — кричит мне Мейсон, прежде чем мы покидаем туннель. Это наша последняя игра в средней школе, и в этом году мы стали непобедимы. Мы уничтожили конкуренцию. Мейсон близок к тому, чтобы побить рекорд штата по количеству ярдов, которые он пробежал, а я побил рекорд за прохождение в начале сезона. Этим утром мы оба подписали письма о намерении поступить в Университет Техаса.

А теперь мы собираемся сыграть за наш четвертый титул штата.

— Да, приятель, слышу. Безумие, да?

— Должно быть, людей больше, чем в прошлом году.

Конечно, больше. Мы же лучшие.

Я шлепаю свою девушку по попе, когда та пробегает мимо меня в подскакивающей на бегу бело-золотисто-красной юбке чирлидерши. Она разворачивается и подходит ко мне с таким взглядом. Я знаю, чего она ждет, и планирую ей это предоставить.

— Ты знаешь, насколько сексуален, когда закусываешь губу? У тебя такой взгляд, Лиам. Есть планы для нас на вечер? — шепчет она мне на ухо. Теперь все мое внимание приковано исключительно к ней, а не к игре, когда ее рука пробирается под мою футболку. Нет ничего лучше, чем ощущать ее кожу на своей.

— Разлепитесь, вы двое, — говорит Мейсон, хлопая меня по затылку. — Если у него во время игры будет стояк, то какой-нибудь полузащитник отобьет ему член.

Мы все начинаем смеяться. Она целует меня на прощание, говоря мне, чтобы я всем надрал задницу. Она никогда не желает мне удачи, просто говорит надрать задницу.