В глубине стекла

— Нет, ты как хочешь, а я не пойду!

— Как хочешь! — Наталья резко повернулась и зашагала прочь.

Ольга пришла домой, закрылась в своей комнате, буркнув маме, что с работой ничего не получилось. Сняв свой единственный парадно-выходной чёрный костюм и белую блузку, она накинула старенький халатик и уселась, привычно поджав ноги, в старое продавленное кресло.

«Что же я наделала! — думала она, бессмысленно глядя в окошко на верхушки шелестящих зеленью деревьев. — Август уже, месяц как диплом получила, ара-боты всё нет. Где её найдёшь такую, чтобы и платили много, и уметь особенно ничего не нужно было. Ведь что я умею? Да ничего, ничего, что помогло бы найти хорошую работу. И лет мне уже достаточно, не девочка семнадцатилетняя. Денег ни копейки, мать тоже из последних сил тянет. Может, нужно было соглашаться? Позвонить, что ли, Наташке и сказать, что завтра выйду с ней на работу?» Она обвела взглядом свою «девичью светёлку», как называл её отец, и остановилась на его фотографии, висящей на стене. Классе, кажется, в восьмом, она жаловалась отцу, что одноклассники относятся к ней с пренебрежением. «Уважай себя сама, тогда и другие уважать будут», — ответил он непонятной для неё тогда фразой. «Нет, всё правильно я сделала», — подумала она, глядя на отца. «Нет, всё правильно, — повторила она, представив, как чужие руки лапают её тело. — Всё правильно».

На следующий день, бесцельно бредя через парк, она вдруг увидела школу. Нет, она видела эту школу и раньше, но просто не обращала на неё внимания, а теперь, повинуясь какому-то инстинктивному чувству покорности судьбе, неожиданно для себя самой, она вдруг зашла внутрь. Через час она вышла на улицу уже учителем математики.

Глава 3

— Я никуда не пойду! — Ольга испуганно-бешеными глазами глядела на Вику. — И не уговаривай меня! И не говори мне ничего!

Весь ужин Ольга молчала, только «да», «нет», «не знаю», а придя в номер, заявила, что никуда не пойдёт, что в гробу она его видела, что она устала и вообще ложится спать.

— Да не уговариваю я тебя, придурошная, — фыркнула Вика, — только он ведь сам может прийти, если мы не придем, посидит-посидит, да и пойдёт выяснять, что случилось. Да кто он такой, в конце концов, ты мне толком скажешь или нет?!

— Мы работали вместе, в одной школе, три, нет, два с половиной года назад. Он, как и ты, иняз заканчивал, английский преподавал. А к нам он не придет, мы ему номер комнаты не сказали.

— Ой, не смеши меня, он же тут работает, ему это узнать — раз плюнуть. Ну работали вы вместе, и что?

— И ничего. Работали и всё.

— Только не надо меня за дурочку держать! «И ничего». Да на вас посмотреть, вы, как ошалевшие, были. Тоже мне, встреча бывших сослуживцев. Ты до сих пор, будто мешком из-за угла стукнутая.

— Ничем я не стукнутая, просто устала, прямо с ног валюсь и спать хочу. Между прочим, мы утром ещё в Москве были, и встала я чуть не в четыре утра, и вчера спать легла поздно, всё собиралась. Могу я отдохнуть в конце-то концов!

— Ну и спи, бабка старая! — Вика сердито отшвырнула только что вынутую из чемодана летнюю светлую юбку. — А я пойду потусуюсь, отсыпаться дома буду, что я, сюда за такие бабки спать, что ли, приехала? Предупредить твоего Вещего Олега, чтобы не ждал? А то ведь сюда припрётся навестить. Хотя, может, ты этого и хочешь, а я просто мешаю? Ты только скажи, подруга, я ему и номер комнаты шепну, и вернусь не раньше двенадцати. Хватит вам четыре часа? Или мало? За три года-то маловато будет.

— Ой, Викуля, ну тебя на фиг. Иди куда хочешь, а ему скажи, что я очень устала и легла спать. А то действительно ещё припрётся. Голова у меня разболелась, в конце концов!

— Оль, как ты думаешь, в джинсах и футболке нормально будет? Не хочу я шорты надевать, у меня ноги жирные.

— Вовсе они у тебя не жирные, нормальные ноги, и в джинсах нормально.

— Ладно, я полетела.

— Вали, дай поспать. Если, когда придешь, меня разбудишь — убью!

Уже стемнело, и в отеле начиналась ночная жизнь. Где-то, наверное на дискотеке, глухо гремела музыка, разновозрастные пары неспешно прогуливались, сидели за столиками баров. В основном слышна была русская речь, но проскакивал и иноязычный говор. «Немцы, — отметила про себя Вика, — а это, кажется, поляки».

В баре у бассейна народу действительно было немного, музыка играла восточная, тягучая, с неистребимыми интонациями индийских фильмов. Столики были расставлены, будто в пчелиных сотах, в маленьких беседках, отделённые друг от друга деревянными, решетчатыми стенами, сверху их закрывала такая же решетчатая крыша, обтянутая материей. Всё это совершенно не могло защитить от непогоды, но, наверное, защищало от солнца и создавало иллюзию одиночества. Впрочем, большинство столиков были не заняты и скрывались в темноте своих ячеек, на других столиках, там, где сидели люди, металось в стеклянной чаше пламя зажжённых свечей, освещая окружающих неверным трепещущим светом.

Олег сидел один, загораживаясь рукой от пляшущего света и вглядываясь прищуренными глазами в темноту. Вика чуть постояла, чтобы унять дыхание, и шагнула в круг света.

— Добрый вечер, Олег.

Он узнал её не сразу, черты его лица даже сложились в гримасу неудовольствия, желания избавиться от этой помехи, но быстро разгладились. Он привстал.

— А! Простите, не узнал сразу. Мы ведь так и не познакомились?

— Меня зовут Вика.

— Меня — Олег. Впрочем, да, вы знаете. Присаживайтесь, пожалуйста, Вика. А где Ольга?

Вика, не торопясь с ответом, основательно, по-хозяйски уселась за столик, повертела головой, как бы впервые оглядывая обстановку. «Гм, не понравилось ему, — думала она между тем, — Ольгу ему подавай! Ну уж, дудки! Так просто ты от меня не отделаешься!»

— А здесь уютно, — заметила она, — Ольга? Вы знаете, Олег, она не очень хорошо себя чувствует. Понимаете, из Москвы вылетели очень рано, ночь почти не спали… Нет, нет, ничего особенного, так, голова разболелась. Я ей дала таблетку и уложила в постель на часок, если ей станет легче, она сама подойдёт, мне просто не хотелось, чтобы вы, пока нас ждёте, скучали в одиночестве.

Она ещё раз медленно обвела взглядом всё вокруг, давая возможность собеседнику переварить информацию, и, будто невзначай, остановила глаза на бокале Олега. Сделала она это вроде бы непроизвольно, но так, чтобы Олег заметил.

— Вам что-нибудь принести? — моментально отреагировал тот.

«Вот так-то, миленький», — подумала Вика, но вслух сказала совсем другое: — Ну что вы, мне неловко, мы же с вами совсем не знакомы.

— Бросьте, Вика, — продолжал Олег, которому отступать было уже некуда, — вы подруга Ольги, значит, и моя знакомая. Что вам принести?

— А чем здесь поят?

— Вы знаете, спиртное тут — дрянь, мусульманская страна, понимаете. Неплохое пиво и совершенно великолепные соки. Хотите манговый сок со льдом?

— На ваше усмотрение, Олег, — произнесла Вика, подумав про себя: «Жадина, сочком решил отделаться, для Ольки, наверное, шампанское бы притаранил».

Впрочем, сок действительно оказался прекрасным: густым, холодным, благоухающим всеми ароматами тропического рая.

— А ведь мы с вами коллеги, — сказала Вика, дегустируя сок и выражая своё восхищение, хотя она бы всё-таки предпочла шампанское, — я тоже иняз заканчивала.

— Мориса Тореза? В каком году? Может, мы с вами в институте встречались?

— Нет, я в ленинском училась, вместе с Ольгой, а знакомы мы ещё со школы, я её и уговорила в педагогический идти.

— А вы тоже в школе работаете?

— Я что, на сумасшедшую похожа? Вкалывать как лошадь и всё «за спасибо».

— А я два года в школе работал… Работа совершенно особая, захватывающая, засасывающая, я бы сказал. Зарплата, правда, это да…

— Вот и я говорю, — моментально перестроилась Вика, чувствуя, что попала «не в масть», — если бы зарплата была человеческая, я бы тоже лучше с детьми, чем в своей конторе. Я сейчас референтом-переводчиком работаю в одной фирме. Бумажки, бумажки, входящие, исходящие — тоска зелёная.