Полюбить ковбоя

– Вы же знаете, где он провел большую часть июля. Драгоценное время ушло, – хмуро ответил Люк.

– Ему следует больше внимания уделять Эрин и сыну.

– Он работает ради них.

– Вы мечтаете, чтобы они поскорее развелись. – Мег поставила стакан и встала, она и Люк Хастингс никогда не придут к согласию.

– Я этого никогда не говорил, а вы утверждаете во второй раз. – Он поднялся с кровати и подошел к ней. – А в тот день, когда я приехал в Парадиз-Вэлли, чтобы забрать Денни, вы вкусно накормили меня, но при этом смотрели так, словно хотели бы запустить мне в голову этим ведерком со льдом. Или снять с меня штаны.

– Мистер Хастингс.

– Не нужно относиться ко мне по-матерински, я не нуждаюсь в наставлениях. – Он стоял совсем близко от Мег и, будучи выше Хенка, шире его в плечах и таким же крепким и великолепно сложенным, как и ее сын, смотрел на нее сверху вниз. – Предлагаю не обсуждать больше Денни и Эрин, а заняться нами.

– Нами? – Мег от удивления широко раскрыла глаза и попятилась, представив Люка в его клоунском гриме.

– Вами и мной.

– Не будьте смешным, мистер.

– Если вы еще раз назовете меня мистером, мне придется показать вам, почему этого не следует делать.

Быстро оглянувшись назад, она отошла к двери, ведущей в смежную комнату. Пусть ей даже пятьдесят шесть, но она женщина и оказалась там, где ей нечего было делать. Если бы Хенк знал…

– Мег, я не хотел вас обидеть.

– Несомненно, не хотели.

Но его крупная, мускулистая фигура блокировала ее отступление; протянув руку, он осторожно закрыл дверь между их комнатами.

– Вы за этим пригласили меня сюда? – Ее сердце бешено стучало. – Чтобы позабавиться тем, что имеете успех – вы ведь так это называете? – у женщины, по возрасту годящейся вам в матери?

– Сколько же, по-вашему, мне лет? – с обидой спросил Люк.

– Примерно столько же, сколько Денни.

– Мне сорок восемь. Значит, если только вы не ухитрились родить до того, как вам исполнилось десять, я не понимаю, как можно в данном случае говорить о материнстве. И я, конечно же, смотрю на вас, Мег, совсем иначе. – Он сделал паузу. – И вы больше не относитесь ко мне подобным образом.

Мег, стоя между дверью и его высоким, сильным телом, в изумлении смотрела на Люка, борясь с нелепым, но настойчивым желанием поправить прическу.

– Я рано вышла замуж, мне было всего шестна-дцать, но я готова была стать хорошей женой Хенку Синклеру; я любила этого мужчину в течение тридцати восьми лет до самой его смерти и не ищу никого другого.

– Разве я сказал что-нибудь о женитьбе?

– Тогда что у вас на уме? – Она сглотнула слюну.

– Пусть кончится эта неделя родео, там видно будет. Но если меня пригласят в Парадиз-Вэлли, я нанесу визит, как только смогу.

Мег не могла ни перевести дыхание, ни отвести взгляд от теплых карих глаз Люка.

– Буду счастлива испечь для вас еще один пирог. Конечно, приезжайте в любое время.

– Вы печете чудесные пироги, и я неравнодушен к ним, к яблочному, черничному и всем прочим. – Мег не успела заметить, как он оттеснил ее к двери. – Но я рассчитывал на кое-что еще, кроме угощения.

– Люк, я не думаю…

Отвернувшись в сторону, он вытащил изо рта розовый комочек и, глядя прямо в глаза Мег, прилепил жвачку к деревянной коробке двери, а затем оперся руками по обе стороны головы Мег, и она обнаружила, что оказалась в западне.

– Попробуйте, быть может, вам понравится.

С этими словами он, к ее изумлению, пригнулся и стал медленно опускать голову все ниже и ниже, а она застыла, парализованная его наглостью и собственной глупостью. Почти дотянувшись до ее рта, он замер, его карие глаза заглянули в ее глаза, но она ничего не сказала и не пошевелилась. Люк с удовлетворением чуть улыбнулся и ликвидировал промежуток между их губами, не изменяя положения тела. Он один раз коснулся ее губ, совсем легонько, как будто ожидая, что она закричит; когда же она этого не сделала, а только беспомощно развела руками, он повторил поцелуй, который на этот раз был более настойчивый, но все такой же мягкий, такой нежный, что на закрытые глаза Мег навернулись слезы. Она не открывала ни глаз, ни рта. Этот обмен совершенно невинными поцелуями больше походил на некий знак установления дружеских отношений, а не на возможность интима; его тело ни разу не прикоснулось к ней, и язык оставался там, где ему надлежало быть, это Мег странным образом готова была ответить на его поцелуй и чуть ли не попросить еще.

В абсолютной тишине Люк поднял голову, отодвинулся от Мег, медленно опустив руки по бокам, и еще мгновение пристально смотрел на нее потемневшими карими глазами; у него на скулах выступили красные пятна, а рот уже не был таким суровым. Она не могла сказать, кто из них был более ошарашен, но, казалось, в его венах кровь бурлила так же, как и в ее.

– Вам будет, о чем подумать, – шепнул Люк, протянул руку, открыл дверь позади нее и отправил Мег в ее комнату.

Лежа в постели на следующее утро и слушая шум душа в соседней комнате, она позволила себе широко улыбнуться. Очень много времени прошло с тех пор, как она в последний раз слышала этот звук и знала, что поблизости стоит голый зрелый мужчина; однако Хенк никогда не пел; и давным-давно ее никто не целовал, не то что нежно, а вообще никак, если не считать Тимми.

Вспомнив о Тиме, она пришла в себя и взглянула на соседнюю кровать. Ее внук уже проснулся, по-видимому, как и она, разбуженный громким пением в ванной за стеной, и оглядывал незнакомую комнату.

– Ты со мной, Тимми, – успокоила она мальчика, – а рядом Люк.

Он вспомнил, что было вечером, и заулыбался.

– Мама осталась с папой.

– Да.

– Ты думаешь, теперь они любят друг друга?

Мег вспомнила горячие взгляды, которыми обменивались Эрин и Денни накануне вечером, вспомнила, как до того Эрин переживала за Денни и гордилась им, стараясь не выдать своих настоящих чувств.

– Думаю, да.

– Нам это удалось! – Он перебрался к ней в кровать и, бросившись к Мег, запечатлел на ее щеке влажный поцелуй, пахнущий сахарной ватой. – Мы с тобой любим друг друга!

– Мы-то, конечно, любим.

Душ выключили, и пение оборвалось, как и ее собственные фантазии относительно Люка Хастингса.

Смеясь, Тимми одной рукой тянул ее, чтобы она наконец поднялась.

– Не забывай про свой гипс, – охладила она его пыл.

– Вставай, мы должны в этом убедиться. А еще мы с папочкой собирались после завтрака посмотреть, как выгуливают животных. – Он уже готов был не мешкая взяться за свою одежду. – Бабушка, у нас будут оладьи?

Бабушка. Да, хорошо бы вспомнить об этом после сегодняшней ночи.

«Не обращай на это внимания», – убеждал себя Денни в следующую пятницу, поднимаясь с пыльного поля арены. Он нашел свою шляпу, которая приземлилась в двадцати шагах от него возле ограждения, и с силой хлопнул ею о бедро. Благодаря плотным щиткам он не чувствовал острой боли, но вспомнил, как многие раньше говорили, что ковбой носит шляпу в первую очередь для того, чтобы было чем заняться во время этой неприятной прогулки по арене после неудачного выступления. Даже через несколько часов после того, как Тимми потащил его на последний из трех завтраков с оладьями, которые предлагал Шайенн, он ощущал тяжесть в желудке, но Денни не винил оладьи. Он выдержал свои восемь секунд, даже приземлился практически на ноги, даже успел порисоваться перед публикой, увидеть Эрин, аплодирующую вместе с Тимом и матерью. Но ему достался слишком «вежливый» тупой бык, не понимающий, как себя вести. Денни понукал его, похлопывая не по лопаткам, а по холке – это производит большее впечатление на судей – и держался середины его спины, но это не имело значения. Денни перелетел через забор, приземлившись по другую, не победную сторону, и оказался на огороженной проволокой площадке под дешевыми местами, оставленными для наездников и прессы – очень удобно, не тратя лишнего времени, пройти мимо охраны, сделать несколько наклонов и выдохов, чтобы расслабиться, и обменяться длинными историями с другими ребятами.