Между строк

— Привет! Это Ганс. Я прочел сценарий. Это чума! Если снять с хорошими артистами, натурными съемками, это будет прорыв года!

— Я же плохого не посоветую.

— Давай встретимся завтра и обговорим детали.

— Без проблем.

— Желательно, чтобы Морозов тоже был.

— Это сложнее, но в принципе выполнимо. Во сколько встретимся?

— Давай ближе к вечеру, часов в семь.

— Но у Морозова спектакль.

— Тогда после спектакля.

— Но это же не раньше десяти.

— Не вопрос.

— А не проще ли перенести на другой день?

— Я улетаю в Прагу почти на неделю. Хотелось бы часть вопросов решить до поездки.

— Я тебе завтра в течение дня позвоню.

— Договорились.

— До завтра. Пока.

— Пока.

Спокойствие, только спокойствие. Все хорошо. Сценарий Гансу понравился. Значит, деньги он дает. В конце января — начале февраля фильм запускается. Все хорошо. Все слишком хорошо…

Морозов сначала не хотел ехать на встречу с Гансом. Пришлось популярно объяснить, что речь идет о финансировании фильма, что я не буду заниматься этим вопросом в принципе, что моя задача состояла лишь в том, чтобы найти человека, который даст деньги. Я потратила на это почти полчаса. «Ладно, хорошо», — услышала я в конце своего монолога. Морозов сдался.

В последнее время мы оба были слегка взвинчены. Я — из-за грядущего юбилея газеты, он — из-за предстоящей театральной премии. А если учесть, что характер у обоих не подарок, картина получалась та еще, мама не горюй. К счастью, мы оба понимали, что все это временно, что этот период надо просто пережить, что к концу года накопившаяся усталость обычно дает о себе знать, вырываясь наружу сгустком не всегда положительной энергии.

С Морозовым мы договорились встретиться по дороге, чтобы потом вместе ехать на встречу с Гансом. То ли предвкушение того, что большая часть проблем с фильмом наконец разрешится, то ли просто оттого, что замотался, Морозов прислал гениальное sms-сообщение: «Встречаемся на «Пушкинской» в центре зала. Я буду на машине». Обхохочешься.

Мы приехали на встречу чуть раньше Ганса. Морозов едва заметно нервничал. А когда узнал, что в кофейне нельзя курить, его ворчалкам не было конца. Так что Ганс появился очень вовремя. Сначала все было слегка натянуто, но минут через пять-десять Морозов и Ганс уже неплохо ладили.

— Я не буду вмешиваться в творческий процесс. Я доверяю вам и Ырке. Но меня не поймут коллеги, если проект не окупится.

— Я вас прекрасно понимаю, но нельзя сказать заранее: этот фильм будет хитом, а этот нет. В искусстве нельзя просчитать результат. Конечно, есть какие-то законы жанра…

— Я все понял. В идеале было бы хорошо сделать описание проекта, бизнес-план — сколько стоит техника, сколько идет на съемочную группу и т. д.

— Хорошо.

— Я уезжаю. Приеду — позвоню. Мы тогда встретимся и поговорим более детально. А теперь, извините, — пора. Это вы — люди поздние. А мне завтра с утра на работу.

— Мне завтра, знаешь ли, тоже к десяти на планерку, а Андрею — на репетицию.

— Вот видишь. Так что давайте расходиться.

Мы поехали к Морозову. По дороге так и эдак прокручивали и анализировали прошедшую встречу. Так или иначе, все сводилось к одному — надо искать хорошего директора, который возьмет на себя все финансовые проблемы. Я предоставила возможность Морозову самому решать этот вопрос. В конце концов, я свою миссию выполнила. Одна из главных задач — финансирование — решена. А людей пусть сам себе подбирает, а то опять виноватой окажусь. Конечно, я привыкла, что все чуть что кричат: «Вали на рыжую!» — даже иммунитет выработался, но все-таки лишний раз не стоит рисковать. Ибо — человеколюбец.

Нас с Морозовым обоих вымотал прошедший день, поэтому мы, едва переступив порог, не сговариваясь, выпалили: «А теперь — спать!»

Уже сквозь сон я услышала знакомые звуки. Никак не могла понять, что является их источником. Ну конечно, я не отключила мобильный.

— Ты слишком много на себя берешь, дорогая! Я же сказала: он будет моим. Я же тебя предупреждала! И между прочим, предлагала все решить по-хорошему…

— Вам, простите, кто нужен?

— Ты. Ты увела его у меня! Я этого так не оставлю, уж будь уверена!

Я отключила телефон. Мультяшная собака убежала с дисплея, и этот бред затих. Тогда эта сумасшедшая изнасиловала автоответчик. Морозов смотрел то на телефон, то на меня. На всякий случай отключил свой мобильный, чего не делал никогда.

— Кажется, мы попали. — Он обрел дар речи.

— Кто это?

— Не обращай внимания. Одна чокнутая. Можно сказать, еще повезло. Хорошо, что она в театр не заявилась.

— Возможно, она была там, но ты из-за травм не появлялся.

— Да, что ни делается, все к лучшему.

— Слушай, я спать хочу.

— Я тоже. Но ведь эта маньячка…

— Отключи телефон.

— А если кто позвонит?

— Время — три часа ночи! Если ты уж так нужен, перезвонят утром.

— Это мысль. Что бы я без тебя делал?..

В ту ночь мне снились странные сны. Сначала мне якобы пришло письмо от Стивена Кинга. На русском языке. В графе «от кого» значилось: Verwolf. Потом мы сидели с Морозовым в каком-то ресторанчике, о чем-то непринужденно болтали. Я курила трубку…

А проснулась я оттого, что в пейджере завелся вирус. И никто не знал, как его лечить. Разноцветные «козябрики» беспорядочно бегали по дисплею. К счастью, это был сон. Мой пейджер был исправен и показывал время 8.10. Пора.

Через полчаса мы вышли из квартиры, и каждый поехал по своим делам.

В редакционном буфете негде было развернуться. Мужчины смотрели футбол. Я с трудом нашла себе место. Заказала кофе. Открыла «склерозник», чтобы понять, что ожидает меня сегодня. Все-таки кто бы что ни говорил, но это мгновение надо пережить в одиночестве. Даже не осмыслить, а именно пережить.

На планерке все снова свелось к юбилею газеты. Оставались последние приготовления. Алина опять подняла вопрос о приглашенных звездах. Подкорректировали список. Сценарий, правда, менять не пришлось.

Только я вернулась с планерки, позвонил Михаил Велесов, один из театральных режиссеров, с которым у меня сложились неплохие отношения. Далеко не все режиссеры известны широкой публике. Велесов не принадлежит к их числу. Он не чурается саморекламы, никогда не отказывает журналистам и фотографам, его часто можно увидеть на всевозможных презентациях и банкетах. На одном из таких сборищ мы и познакомились. Я терпеливо ждала, когда он распрощается с одним настырным фотографом, и подошла познакомиться и договориться об интервью.

— Да, конечно. Давайте на той неделе встретимся, — оживился он и достал визитку, — вот мой домашний телефон. Звоните. — Велесов быстро написал семь цифр и протянул мне картонный прямоугольник.

— Спасибо, я позвоню.

Мы общаемся более пяти лет, и за это время у меня не было повода по-настоящему на него обижаться. Конечно, мелкие недоразумения случались. Михаил из тех «великих», кто давно и прочно усвоил: с прессой ссориться нельзя ни при каких обстоятельствах.

Велесов производит впечатление художника, нетвердо стоящего на земле, немного рассеянного. Его сутулая, чуть оплывшая фигура, вьющиеся волосы до плеч лишь дополняют образ. На самом деле, узнав его поближе, я поняла, как жестоко ошибалась. Возможно, не только я. Велесов прекрасно знал и понимал, чего хочет. Его работоспособности можно только позавидовать — не каждый отважится выпустить спектакль за месяц. При его тусовочном образе жизни оставалось загадкой: когда он работает? Тем не менее он выпускал иногда до пяти премьер за сезон. Коллеги и критики часто отпускали по этому поводу «шпильки», называя конечный результат театральной попсой. Но он не отвлекался на подобные вещи, продолжая заниматься своим делом. Велесов не раз говорил, что ему на руку такая шумиха: главное — чтобы говорили и писали, не важно что.

Мне доводилось слышать, что с Велесовым невозможно общаться, поскольку на почве денег и саморекламы у него «съехал чердак». В действительности мы неплохо ладили. На чай друг к другу в гости не ходили, но я знала, что он меня не подведет и не подставит. Если надо, поможет и делом, и советом. И так ли уж важно все остальное?