Заплати другому

Она остановилась у магазина автозапчастей на Камино, который был открыт до девяти часов, и купила замок на руль. Потом проехалась немного, просто чтобы ощутить радость вождения гоночной. В ней полно мощи. Она ее вывезет.

Арлин почувствовала, что ей становится получше.

Ехать ей было особо некуда, вот она и направилась к дому Рубена. В спальне горел свет, его машина стояла у крыльца. Она сделала круг вокруг квартала и еще раз проехала мимо.

На третьем круге остановила машину, заглушила мотор и просто сидела какое-то время. Смотрела. Вспоминала время, когда была тут желанной гостьей и могла постучать и войти. Вспоминала, как кошка когда-то терлась у нее под подбородком, поднимая с постели, думала, что к этому времени они могли уже быть женаты и вместе набрать средств на покупку ей новой машины. Он бы помог, она знала: он бы помог. Просто такой он был человек.

Что-то большое и тяжкое сдавило ей грудь. Давило так, что дышать делалось все тяжелее и тяжелее.

Спустя некоторое время она поехала домой. Нацепила замок на рулевое колесо и заперла его на ночь.

С него станет, он и припрется за машиной. Только, если сделает так, она сообщит полиции, что машина украдена. Купчая у нее на руках: все славно и законно. И она расскажет в полиции: «Я потребовала назад мои деньги за грузовик, но ему заплатить было нечем, вот я и сказала, что забрала бы гоночную. Он мне ее и отписал. Никто его не заставлял, знаете ли. Никто к башке его ружья не приставлял». Потом она вспомнила, что в этом штате действуют два ордера на арест Рики, и как-то сильно успокоилась по поводу своих шансов найти утром машину возле своего дома.

Попыталась дозвониться до Рубена, но он к телефону не подходил. Было еще не очень поздно. Как он только узнает, что это она? Арлин легла и попробовала уснуть — ничего не вышло. Все время мысли в голове крутились, в которых повторялось сказанное Рубену вчера вечером по телефону, неважно, слушал он это или нет.

Она встала, снова оделась, проверила машину: та стояла на месте. Снова поехала к дому Рубена и час просидела в машине возле него. Увидев, как в доме погасли огни, поняла: пора двигать, туда ли, сюда ли. Либо в дом, либо домой. Нет смысла зря просиживать тут всю ночь.

Буханье сердца отдавалось у нее в ушах, пока она дошла до его задней двери и постучалась. Свет в спальне снова зажегся. Задняя дверь раскрылась, на пороге стоял Рубен в халате. Вид у него не был сердитым. Большой и внушительный — вот каков он был на вид. И в то же время все же словно бы уязвимый, словно бы не мог он на самом деле дать ей уехать, даже если б ей и позарез надо было ехать домой.

— Я уж думал, ты собралась всю ночь там просидеть, — произнес он.

— Ты знал, что я там?

— Разумеется, знал.

— Откуда ты знал?

— Глушитель твой заставил в окно выглянуть. Точнее, отсутствие глушителя. Откуда у тебя эта машина?

— Это долгая история.

— Ты оставила Тревора одного дома? — Она уловила намек на осуждение, словно бы он осуждал ее за утрату той доли приличий и здравого смысла, которую помог ей обрести.

— Он у приятеля ночует.

— А-а. — Рубен сунул руки в карманы халата, и они стояли молча, уставившись в доски крыльца. — А почему с задней двери? — спросил он через какое-то время.

Только как раз на этот вопрос у нее точного ответа не было. Попроси кто пустить в ход воображение, она бы, может, заговорила про какой-то стыд, но про какой именно, знать не рвалась. Так что она, как могла ловко, повела речь о другом.

— Я люблю тебя, Рубен. — Она дала эху этих слов вволю отзвучать между ними, прежде чем улетучилась их жалящая боль. Арлин надеялась, что он скажет что-нибудь, может, даже и что-то приятное. Но этого она могла бы ждать слишком уж долго. — Думается, это все, что я приехала сказать. Знаю, слова на самом деле не изменят того, что случилось. Только мне нужно, чтоб ты знал это. Этих слов, полагаю, я раньше не говорила. Даже если они и были бы близки к истине. Короче. Мне просто необходимо сказать их сейчас.

Руки его выскользнули из карманов и свесились по бокам, подбородок же слегка приподнялся.

— Как я заметил, у тебя не было нужды произносить их, пока не пришел конец отношениям с ним. — Рука его легла на край двери, внушив ей благое желание высказаться побыстрее, пока он дверь не захлопнул.

— Не потому это, Рубен. Знаю, что похоже на так, но это не так. Знаешь, почему? Это все из-за того раза, когда ты привез Тревора домой. И, когда проезжал мимо дома, притормозил. Едва не остановился. До того я думала, что ты наотрез не станешь говорить со мной. После того поняла, что в тебе одна половина хотела заговорить со мной, а другая — нет. — Арлин зажмурилась, ожидая, что дверь захлопнется, но рука Рубена вновь свесилась у него по боку. — Понимаю, что ты не прощаешь меня, Рубен. Я и не жду от тебя этого. Только какая-то малюсенькая частичка тебя должна же тосковать по мне, верно? Бог свидетель, я по тебе тоскую.

Она потянулась к его свесившейся правой руке, и он позволил ей взять ее. С минуту вглядывался в ее лицо, невзирая на то, что это, по-видимому, причиняло ему боль. Света было мало, и падал он, в основном, у него из-за спины, и у Арлин не было уверенности, что она способна читать по его лицу. Она улыбнулась, надеясь, что он увидит, надеясь, что вот-вот не разревется. Крепко зажав ее руку, Рубен отступил назад и втянул ее за собой в дом.

Утреннее солнце с силой било в изголовье его постели: как раз так, как ей помнилось. Она открыла глаза и увидела, что он уже проснулся и смотрит на нее. Когда она улыбнулась, он повернулся на другой бок.

— Эй! Ты в порядке?

Он не ответил.

— Поговори со мной, Рубен.

— Наверное, это ошибка.

— Да-а, только это всего лишь твое мнение.

Рубен поднялся и стал одеваться. Шрамы на его теле отчего-то вызывали еще большую жалость: под ярким светом дня и в такой миг, когда он упорно держался от нее подальше. Он, должно быть, понимал это, потому и оделся быстро.

— Прекрасно, — сказал он. — Ты подловила меня среди ночи. Я тебя впустил. Дальше понеслось само собой. Теперь, полагаю, ты считаешь, что все случившееся унесло, как воду под мостом. Так вот, не унесло.

Рубен присел на краешек кровати, отвернувшись, словно то было единственное, что он помнил, как делается. Арлин придвинулась на его половину постели, села. Прильнула всем телом к его спине, стараясь удержать. Чувствовала, как напрягается и сопротивляется его тело.

— Не надо, ладно? Просто поезжай сейчас домой, Арлин.

По голосу она поняла, что он плачет, и это поразило ее. Никогда прежде не было с ним такого, насколько ей было известно. Такую слабость она допускала только для себя. И она понимала, как не нужен ему в такой миг никакой свидетель. Вот и сделала так, как ее попросили.

Глава двадцать шестая. Крис

Пока Салли не позвонила, он разумом и не осознавал, как сильно по ней соскучился. Не позволял себе осознавать. Дал чувствам зависнуть, вроде маленьких летучих мышек, на краешке своей работы за день, вроде теней вокруг себя: он умел держать все на должном расстоянии.

Но потом она позвонила, и вот вам: все те же чувства, — да он и знал, что где-то в нем, глубоко, они все время таились.

Она спросила, как у него дела, и он ответил, что превосходно, и то была ложь.

Она спросила, как продвигается расследование, и он ответил, что оно не продвигается, ушло, в тупик зашло, и след его простыл, и то была правда.

Потом в течение нескольких болезненных секунд никто не говорил ничего, и он предложил ей пойти с ним поужинать. Она ответила, что на этой неделе каждый вечер ужинала вне дома, но, если он приедет к ней в новую квартиру, то она что-нибудь состряпает.

Он сказал, что любит ее, что было правдой, но она отчего-то слегка замялась и ясно дала понять, что по-прежнему будет следовать принципу держать свое мнение при себе.