Бабочка

Беверли улыбнулась и стала подниматься по ступенькам.

Энн заметила, что Беверли редко заглядывала в свой почтовый ящик. Как будто знала, что ничего там не увидит.

— Давненько тебя не было видно, — проговорила Энн, следуя за ней по ступенькам и прижимая к груди многочисленные конверты.

— Много дел в кафе. А Эдди в Ковине, выбирает место для нового магазина.

Беверли отпирала дверь, а Энн стояла рядом, прислонившись к стене.

— Знаешь, я рассказала отцу историю с гамбургерами Эдди. Он говорит, что вы могли бы продать рецепт и выручить кругленькую сумму.

— Эдди получал предложение продать свой рецепт. Но он не хочет этого делать.

Никто, кроме Беверли и Эдди, не знал, что на самом деле это был ее рецепт. Когда поступили предложения продать рецепт с целью его опубликования, Эдди посоветовался с Беверли. Она тогда ответила:

— Твои гамбургеры особенные. Если рецепт будет доступен каждому, люди прекратят приходить к тебе. — Он послушался и отклонил предложение.

— Да, — сказала Энн, не предпринимая никаких попыток уйти, когда Беверли зашла в квартиру. — Я пробовала королевские гамбургеры. Классная вещь.

Беверли не захлопнула дверь перед носом девушки. Она знала, что Энн Хастингз одинока. При малейшей возможности она обращалась к соседям и завязывала разговор. Беверли была свидетелем того, как ее довольно грубо выпроваживали.

Поэтому она спросила:

— Хочешь чаю со льдом?

Энн с радостью ухватилась за предложение.

Это была однокомнатная квартира с диваном-кроватью и закутком для кухни. Беверли нравилось, что квартира выходила окнами на Голливуд Хиллз, и в ней всегда было солнце. Она украсила ее лишь занавесками и подушками, купленными в недорогом магазине. Беверли жила ради будущего и с готовностью жертвовала многим в настоящем. Ради будущего она подчинялась строгой самодисциплине. Она поправилась за первые два года работы у Эдди. Теперь же избавилась от лишних килограммов и держала себя в форме. Она питалась очень скромно, только для того, чтобы не быть голодной, не позволяла себе дорогих удовольствий, не курила, не пила спиртного и не ходила в кино. Дисциплина и тяжелый труд — вокруг этих двух понятий вращалась жизнь Беверли Хайленд. Они должны были привести Беверли к дню, когда она вновь встретится с Дэнни.

Она проявляла слабость лишь в двух вещах. Во-первых, волосы. Их нужно было подкрашивать каждую неделю, чтобы платиновый цвет выглядел естественно. Такие волосы помогали ей похоронить Рэчел Дуайер полностью и навсегда. Вторым исключением были книги, на которые Беверли тратила деньги. В основном она читала теперь книги, которые могли подсказать ей, как двигаться вперед и достичь успеха. В данный момент она прорабатывала книгу Конрада Хилтона.

— Как ты оказалась дома в такое время? — спросила Беверли из жалости. Вообще с Энн Хастингз было все нормально. Она лишь чересчур рьяно хотела со всеми подружиться. Энн было двадцать два года, она страдала небольшим избытком веса и отсутствием обаяния, стараясь компенсировать это дружелюбием. Многие, однако, считали ее навязчивой. Но Беверли помнила, что такое чувствовать себя изгоем.

— Сегодня утром я уволилась с работы.

Беверли подняла на нее глаза.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже. Папа меня убьет. А мать все будет повторять, что она же предупреждала.

Беверли знала историю Энн; собственно, любой, кто попадался ей на пути, знал историю Энн. Она была единственным, избалованным и слишком опекаемым ребенком. Она получила диплом в области гуманитарных наук и недавно устроилась на место оформителя витрин в универмаге на Бродвее. Это было приличное место, но сложность заключалась в том, что Энн жаждала свободы творчества.

— Я предложила потрясающую идею, — с энтузиазмом сообщила она, — представьте себе: Рождество в кино.

— Мне нравится.

— Каждая витрина представляла бы собой сцену из известного фильма. Я бы могла достать костюмы, у меня есть связи.

Беверли знала, что у Энн Хастингз связи везде.

— Но начальник сказал нет. В этом году только Санта Клаус и эльфы. Я вышла из себя и позволила себе сказать лишнее. Я разозлилась, Беверли. Ненавижу, когда меня ограничивают, ты же знаешь.

— Что ты собираешься делать?

Она мрачно размешивала сахар в чашке.

— Не знаю. Люди с гуманитарным образованием не особенно завалены предложениями работы. Мать хочет, чтобы я переехала к ним и продолжила учебу. Но я не могу с ними жить, Беверли! Мне нечем дышать в их доме!

Беверли с трудом понимала проблемы Энн. Она не представляла, что можно задыхаться от родительской любви.

— Вчера у нас ушла официантка, — произнесла она, — я собираюсь подыскивать новую. Пойдешь работать к Эдди?

Энн молчала: она явно не была в восторге.

— Питание бесплатное, — добавила Беверли.

— Пойдет.

Больше говорить было не о чем. Они обменялись репликами о том, как будет вести себя чета Кеннеди в Белом доме. Потом Энн спросила, читала ли Беверли последнюю книгу Эррола Флинна.

Беверли просто ответила:

— Когда появится время, может быть, прочту.

На самом деле Беверли не интересовало, как кинозвезда утешался на медвежих шкурах. Ее больше привлекало описание восхождения по лестнице финансового успеха. Чтобы многого достичь, — писал Конрад Хилтон, — для начала нужно иметь большие планы. Планы Беверли вынашивала всю жизнь.

Энн не торопилась уходить. Слишком редко выпадала ей возможность сидеть не одной в пустой квартире, а в гостях, да еще по-дружески болтать. Беверли ничего не имела против. Она наблюдала, как пухлые руки Энн разбирают почту, и ей пришла в голову мысль еще раз написать Белл и Кармелите. Последнее ее письмо, два года назад, вернулось с пометкой: переехали. Новый адрес неизвестен.

— О, нет, — простонала Энн.

— В чем дело?

Энн помахала письмом в воздухе.

— Опять моя кузина! Господи, как мне хочется, чтобы она оставила меня в покое! Это одна из моих богатых родственников. У них дом в респектабельном районе, и они большие снобы. Каждый год моя кузина дает колоссальный рождественский бал, и каждый год мать заставляет меня идти.

— Разве ты не любишь ходить в гости?

— Нет, потанцевать, конечно, можно, но просто остальных девушек сопровождают молодые люди, а я иду с родителями. В прошлом году я сказала матери, что больше не пойду. У нас произошла крупная ссора. Это огорчит твою тетушку Фи, — сказала мама, — мы будем выглядеть невоспитанными. Она просто не понимает. Мне двадцать два года, Беверли, а у меня нет парня.

— У меня тоже.

Энн потеряла дар речи. Она смотрела на умопомрачительно стройную фигуру, на безукоризненно уложенные волосы, на роскошное лицо и не верила.

— Это правда, — подтвердила Беверли. — У меня действительно нет парня. Если бы меня пригласили на вечер, я бы пошла одна.

— А как насчет… — начала Энн, но потом, вспомнив про письмо, пожаловалась:

— Мне придется идти, и я умру, если опять отправлюсь с родителями. Клянусь, Жанет, моя кузина, делает это, чтобы унизить меня! Мы давно уже соперничаем. С того момента, как у нас первых появился бассейн.

— Неужели ты не можешь найти кого-нибудь? Среди твоих знакомых наверняка найдется человек, готовый сделать тебе одолжение.

Но Энн грустно покачала головой, — Я пыталась так поступить в девятнадцать лет. Все как один подумали, что я пытаюсь их заполучить, как будто после одного танца сразу надо жениться. Испугались.

— Повтори, не понял, что ты от меня хочешь? — переспросил Рой Мэдисон во время продолжительного затишья после ленча.

Беверли сидела за его столом. Перед ним стояла тарелка с фирменной жареной картошкой. Беверли угощала.

— Я спросила, не сходишь ли ты с моей приятельницей на рождественский бал.

— Какой приятельницей?

— Одной из соседок.

— Почему она сама не может об этом позаботиться? Она что, страшненькая?

— Очень милая девушка.