Подумай дважды (СИ)

Но тут Лаврентий смерил Грибова прищуренным взглядом, и сразу стало понятно, что Кеша для него — мальчишка, щенок, решившийся бросить вызов взрослому ротвейлеру.

— Чья бы корова мычала, а твоя, Иннокентий… Не тебе меня учить, как жить. Я отдал тебе мою дочь, а ты не смог сделать элементарное — держать ее в узде.

Краска бросилась Грибову в лицо, но на этот раз он промолчал. Да и что он мог сказать в свое оправдание?

— Папа, сейчас речь идет не о нас с Кешей. Мы почти в разводе.

— «Почти», не считается. Я не даю вам своего позволения.

— А я и не прошу. Мы собрались здесь по другому поводу. Сегодня, точнее вчера, Юленьке угрожала опасность, и ее степень я не могу себе представить. Как и то, существует ли вероятность повторения похищения.

— Похищение. Не громко ли сказано?

— Ты обвиняешь нас в клевете?! — взвилась Сима. Она могла ожидать от отца любых слов, но таких… — А как это, по-твоему, называется?!

— Ладно-ладно, не шуми. Я все выясню сам. Вот только посплю часок-другой.

Кажется, ее отец не собирался обсуждать с ними ни похищение внучки, ни свою личную жизнь до свадьбы. Неужели, этого человека ничто не могло пробрать? Хотя, чему она удивляется? Он всегда шел напролом, и даже собственную дочь использовал для того, чтобы заполучить послушного и благодарного управляющего для своей компании.

Внутри у Симы все кипело, но она заставила себя разговаривать спокойно.

— А что прикажешь делать нам? Ждать, пока ты проспишься?

Отец поднялся с дивана и ткнул в дочь пальцем.

— Не смей мне перечить, Серафима. Твоя мать тебя не этому учила.

— Не этому, но у нее не крали дочь. Я имею право знать, брат мне Крамарь, или нет.

Они стояли напротив и сверлили друг друга взглядом. Сима почему-то подумала, что впервые вступила в противостояние с отцом. Что, возможно, она похожа на него значительно больше, чем думала. Во всяком случае, отказываться от своих слов и вопросов она не собиралась. Неожиданно для нее, а возможно и для себя, отец первым отвел взгляд, но упрямо проворчал:

— Делайте, что хотите, а я собираюсь спать.

Глава 31

Сима, Марьяна и Кеша завтракали в кухне в восемь утра. Грибов наминал яичницу, а женщины довольствовались свежесваренным кофе. Серафима так и не смогла уснуть, поэтому доза стимулирующего напитка казалась жизненно необходимой.

Таисия Михайловна все еще находилась под действием снотворных и спала в своей комнате. В гостиной почивал Симаков. Его храп разносился по всей квартире, и смешливые девочки хихикали, пробегая мимо комнаты, а иногда специально прикладывали ухо к двери, чтобы послушать громкие рулады. Марьяна то и дело выскакивала из кухни, чтобы успокоить шалуний и выпроводить их в детскую. Девочки уже позавтракали и теперь кормили кукол.

Серафима понимала, что женщина чувствует себя неуютно в гостях и желает быть хоть чем-то полезной. Она пыталась убедить Марьяну, что их пребывание здесь никому не в тягость. Наоборот, Юля радовалась новым подружкам. Та кивала головой, но продолжала суетиться. Тогда Сима спросила прямо, что ее беспокоит больше всего?

Смущенно теребя в руках белую льняную салфетку, Марьяна призналась, что ужасно боится — и не только насилия со стороны Крамаря, но и того, что Аркадий отберет у нее детей. После окончания института она не трудилась ни единого дня, а это значит, не может материально обеспечить девочкам нормальную жизнь. Заботы о семье и уюте, естественно, не в счет. Домашний труд в подобных случаях никогда не учитывается. Суд вряд ли удовлетворится ее объяснениями, что ей не разрешал работать муж. Да и обеспеченных родственников, кроме Симаковых, у нее не было.

Не долго думая, Сима предложила Марьяне должность в редакции своего журнала, а еще услуги личного адвоката. Серафима решительно заявила растерявшейся женщине, что она и девочки вполне могут жить в этой квартире, тем более что здесь за ними будет присматривать Таисия Михайловна — когда поправится, конечно. К сожалению, больше ничего существенного она предложить не могла.

На глазах несчастной женщины блеснули слезы, когда она тихо благодарила Симу. Затем раздался очередной взрыв детского хохота, и Марьяна выбежала из кухни.

— Жаль ее.

— Да уж. — Кеша налил себе кофе и потянулся за круассаном. — Иногда я тебя не понимаю. Точнее, очень редко.

— Почему?

— Вот ты жалеешь Марьяну. Это мне понятно. А себя тебе не жаль? Или меня?

— Мне, в отличие от Марьяны, не нужно думать, где переночевать. Да и денег для приличной жизни пока достаточно. Юля — дома, Слава Богу. Да и ты не так уж сильно пострадал. Чего тебе не хватает?

— Нормальной семьи.

Сима бросила на мужа скептический взгляд.

— В этом случае от меня жалости не жди. Сам виноват.

— Жестокая женщина.

— Смотря к кому. По-отношению к тем, кто меня обманул, да. Ты еще легко отделался. К тому же, теперь у тебя теперь есть Адам. Ему нужны твоя забота и внимание.

— Да, есть. Чему я очень рад. Но… Вижу, это была плохая идея, пробить тебя на жалость. — Кеша молча доел круассан, выпил кофе и поднял на Симу быстрый взгляд. — Пожалуй, нам пора. Меня ждут кое-какие дела в офисе, а Адама — няня. Твой отец дома. Вы не одни, так что я, наверное, могу вас оставить? Или… мне остаться?

В его голосе прозвучала неуверенность, но Кеша был прав, она не жалела его настолько, чтобы подарить даже призрачную надежду на возможное возобновление отношений.

— Нет, спасибо. Ты очень нам помог.

— Не стоит благодарности. Юля — и моя дочь тоже.

Грибов сделал шаг к двери, и Сима, наконец, решилась.

— Как давно ты знаешь, что Юля тебе не дочь? То есть не родная дочь.

Он молчал так долго, что она уже решила, что Грибов откажется отвечать и уйдет, как и собирался. Но вместо этого он сел на стул, который до этого занимала Марьяна, и взял Симу за руку. Она, скорее инстинктивно, попыталась освободить пальцы, но Кеша не отпустил.

— Не вырывайся. Я сейчас буду исповедаться, поэтому мне нужно за кого-то держаться.

— Неужели, все так страшно?

— Мне — да.

Он говорил это с насмешкой в голосе, но Серафима и не думала смеяться. Разговор намечался серьезный.

— Если ты не хочешь поделиться…

— Я не могу иметь детей. — От неожиданности Сима опешила. Она ожидала услышать что угодно, но только не это. Серафима приоткрыла рот, чтобы узнать подробности, но так и не решилась. Кеше таки удалось вызвать жалость, но и обиду тоже. Она так старалась забеременеть еще раз, а он много лет тешил ее иллюзиями. — Тебе, наверное, интересно, как давно?

— Только, если ты хочешь рассказать.

— Точно не знаю, наверное, с детства. Мы с братом, когда мне было семь, вместе переболели паротитом. Даже насмехались друг над другом, что похожи на поросят. Ему повезло больше, чем мне.

— Почему ты ничего мне не сказал?

— Чтобы ты от меня ушла?

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но я продолжала бы с тобой жить, если бы не… Карасева.

— Она спала с доктором, у которого я лечился, и забралась в базу данных о его пациентах. Маша шантажировала меня. И, возможно, не только меня.

Сима вспомнила разговор, свидетельницей которого стала в гостинице, и отобрала свою ладонь.

— Только не нужно мне врать, что она тебя насиловала.

Кеша вздохнул и невесело усмехнулся.

— Не буквально. Хватит о ней.

— Тут ты прав.

— Хоть в чем-то мы согласны. Давай лучше поговорим о Бритте.

— С чего вдруг?

— А почему нет? Мою любовницу мы обсудили, теперь можем перейти к твоему любовнику.

— Я тебе не изменяла.

— А до свадьбы?

Сима начинала злиться. Жалость к Кеше тотчас исчезла, как только он заговорил о любовницах и любовниках.

— Это не в счет.

— Почему же? Раз есть результат, значит…

— Гад ты, Грибов. Мы с тобой даже не встречались.

— Возможно, но твой Бритт тоже не ангел. Знаешь, а ведь мы на тебя спорили.