Би-ба-бо

– Дмитриевна… – пробормотала ошарашенная Татьяна, не сразу поняв, что от нее хотят.

– Татьяну Дмитриевну запишите на прием к Александру Сергеевичу, приходите обязательно, я ему все объясню, денег с вас он не возьмет. Все. И вы меня извините, я очень устала сегодня.

Валентина Васильевна, суетясь и квохча, как наседка, вытолкала гостей в приемную. Охранник, потоптавшись без толку, тоже ушел. Лариса, прикрыв глаза ладонью, сидела за столом, сильно сгорбившись, как всегда в неприятные моменты. В кабинете было тихо, даже шум улицы заглушали пластиковые окна. И она очень удивилась, когда через пару минут открыла глаза и обнаружила, что Сергей Петрович по-прежнему стоит у дверей и молча смотрит на нее. Выражение лица у него было странным – не то осуждающим, не то…

– Сережа, я сделала что-то не так?

– Хозяин – барин, – пожал плечами Сергей.

– Да ладно, не в милицию же бежать. Он и не попал.

– Вот это самое замечательное в данной истории. И внушающее оптимизм.

– От тебя слова доброго не дождешься. Я столько нервов потратила, а ты…

– Что – я?

Лариса и сама не знала, «что – он». Она подумала, что теперь, когда вся эта неприятная история с покушением закончилась так… комично, он расслабится, станет прежним – веселым и необязательным Сергеем Петровичем, появлявшимся ниоткуда без предупреждения и исчезавшим на долгие недели. А она ждала, и радовалась, как дура, когда он приходил, и надеялась, и сердце замирало, и волновалась до слез. Лариса вообразила, будто прожитые рядом дни, когда Сергей Петрович мгновенно, без всяких просьб, пришел ей на помощь, забросил работу, чтобы защищать ее и опекать, что эти дни… Он просто из замечательной породы друзей, которые познаются в беде. «Друг всегда в беде сможет выручить, если что-нибудь приключится вдруг, друг в беде не бросит, лишнего не спросит, вот что значит настоящий верный друг», – закрутилась в голове детская песенка. Беда закончилась, друг свободен и может заняться бедами других своих друзей, которых у него всегда было пруд пруди. Ведь и тогда, после возвращения Ларисы из Парижа, он, вытащив ее из жуткой депрессии, куда-то подевался, растворился, ни на что не претендуя и ничего не предлагая. Исчез, чтобы появиться вновь, когда ей станет плохо. Вот что значит настоящий верный друг.

– Ну и ладно!

– Что – ну и ладно?

Оказывается, она заговорила вслух. Как мило.

– В смысле – вот все и решилось. Ответ на вопрос. Теперь мне ничего не грозит, спасибо тебе.

– То есть конвой свободен?

«Непонятно, – вяло подумала Лариса. – Чего он хочет? Чтобы я попросила его остаться? Чтобы он еще раз мне отказал? Я и так помню – он не спит с подзащитными. И с бывшими подзащитными тоже не спит наверняка. Дурацкий разговор, дурацкая интонация – шутливая, при этом никому шутить не хочется».

– Нет, правда, спасибо тебе, я не знаю, как выпуталась бы без тебя из всего этого. Я очень боялась, просто некогда было бояться и нельзя показывать, что мне страшно. Ты на меня столько времени потратил. Даже жил у меня. А я тебя вот тоже не кормила. – Лариса взяла себя в руки и нашла силы улыбнуться. – Тебя ведь жена ждет. Как ты ей объяснил это все?

– А некому объяснять, – ответил он на вопрос, но не на улыбку, очень уж она, наверное, получилась вымученная. – Я абсолютно свободен, и в отличие от Пятачка даже не до пятницы.

Сергей Петрович и сейчас не изменил своей вечной привычке озвучивать реплики из старых советских фильмов, которые обожал и знал наизусть. Его привычка то раздражала Ларису, то смешила – по ситуации.

– Как понимать?

– Разведен! – бодро отрапортовал Сергей Петрович, правую руку приложив к виску, а левой прихлопнув макушку, потому что к пустой голове, как он объяснял, руку не прикладывают.

– Ты развелся? Когда? – изумилась Лариса, которой брак Сергея Петровича всегда казался бесконечным, как и продуманная беспомощность его супруги. – Да объясни толком, господи, без этих твоих штучек!

Сергей, в два шага преодолев расстояние от двери до стола, наконец опустился на стул.

– Да года два уж. С тех пор, как ты замуж вышла. Ты уехала – мне все по фигу стало. Я ведь в твой день рождения поговорить с тобой хотел, выяснить все – с тобой тогда что-то странное творилось. Ну, и там по обстоятельствам. А этот кольцо тебе подарил, все ясно, желаю счастья. Ты в своем Париже сколько была – неделю? А я неделю пил. Хотя для тех, кто не помнит, у меня язва, и мне пить вообще вредно. И нервничать тоже доктор запретил. В больницу даже попал.

– Сережа…

– Продолжаем разговор, как сказал Карлсон. Потом ты вернулась. Мама твоя всех обзванивала, говорила, что тебе плохо, она не знает, что делать. Я пришел. Ты была такая… Неживая. Я хотел тебя в руки взять и держать, как щенка слепого, знаешь, держат, пока он плакать не перестанет. Этого скота, Вадима твоего, удавил бы своими руками, но не нашел. Затем наладилось все. Ты своими делами занялась. Я помогал, чем надо, вы залы новые открывали, подряды были хорошие, платила Дина Борисовна, не скупясь. Я вообще радовался, что ты меня попросила, думал, что… да черт с ним, короче.

А тут жена моя в Канаду наладилась. Знакомые у нее там, живут припеваючи, и ей тоже засвербело. Она ведь упертая. Нашла какую-то контору адвокатскую, они ей все расписали: надо, мол, язык знать, профессию иметь подходящую, не особо интеллигентную, чтобы была не замужем и до сорока. У них там своих баб вроде не хватает, вот им и льготы. А то лесорубы скучают. Короче, полно заморочек, а ей это и надо, было бы просто за деньги – она бы не поверила. А тут… Она курсы английского закончила, сертификаты накупила, достала диплом кулинарного училища – якобы она повар там какого-то разряда. Я чуть не умер – она если дома яйцо сварит, так потом полдня отдыхает. Дату рождения в паспорте изменила, представляешь? Ее бы энергию да в мирных целях. Развестись мне предложила. Я, говорит, уеду, осмотрюсь, тебе вызов пришлю. А работу тебе найдем – у ее приятелей там строительная фирма. Мы, кстати, разводились уже лет десять назад, достало все. В общем, побегали и вернулись, да и девки были маленькие. Вот она опять и решила. Все, короче, за меня решила. Ладно, развелись. Ее кинули, ясное дело, денежки взяли, а она пролетела, как фанера над Оттавой. Ох она и психовала! Я ее предупреждал – я и крайним остался.

Короче, все эти дела меня достали – просто поперек горла. Помнишь, я твою однокомнатную для приятеля просил, жить ему негде? Ты еще денег с него не захотела взять, поскольку он мой друг?

– Помню. Я тогда подумала, что ты для себя снимаешь, чтобы с девицами встречаться. В привычной обстановке, – не удержалась Лариса от ехидства. – Чего ж я с тебя деньги брать стану. Да мне и не до этого было.

– Правильно решила. Я там и живу, между прочим. Бабы тоже иногда заходят, люблю я это дело, грешен. Когда все утряслось, жена начала мосты наводить, давай, говорит, обвенчаемся, в Эмираты слетаем на медовый месяц. Я говорю: лети сама, если б в Канаду – еще куда ни шло, а жару не переношу.

– И что – не вернулся?

– Никак нет! Тошно мне стало на нее смотреть. С такой хваткой косить под девочку – перебор. Дочери выросли. Пес Бэк – двенадцать лет было, поседел весь – и тот умер, а я ведь его слепым щенком брал. Вообще нечего делать стало дома. Девятнадцать лет прожили, между прочим.

– Какой ты старый.

– Ты меня варить, что ли, собираешься?

– Ой, варить, не говори при мне этого слова! Я с голоду умираю.

– Я уже давно умер, одна язва осталась.

– Поедем в ресторан, а? Давай мы с тобой это дело отметим, напьемся! Я знаю, что ты не любишь. В какой-нибудь простенький, Сереж? Готовить-то долго.

– Это тебе долго, растяпе. К тому же в ресторане напиться сможешь только ты, а я за рулем. На тебя пьяную глазеть – удовольствие небольшое. Тихо, тихо… Купим мяса по дороге, я за полчаса пожарю. От мяса, заметьте, не толстеют.

– Да я ни от чего не толстею, при такой жизни разве потолстеешь? Поедем скорее, пожалуйста!