Замуж вокруг света. Путешествие вокруг света в поисках мужа

Dam Straat, Alstublieft [29].

Большая ошибка. Теперь водитель думает, что я говорю по-нидерландски и пускается в пятнадцатиминутный диалог по ходу вождения. Я лишь улыбаюсь и согласно киваю головой, когда он переводит дыхание. Когда он высаживает меня у места, мы уже, можно сказать, лучшие друзья.

Наверное, он думает, что я прекрасно умею слушать.

Я вхожу в отель и направляюсь к служащему за стойкой, который поглощен утренней газетой.

— Простите, я бы хотела снять комнату.

Он что-то бурчит и открывает регистрационную книгу, даже не подняв головы. Вот вам улыбчивое обслуживание, пожалуйста.

— Да, мне, пожалуйста, ту самую комнату с отслаивающейся краской, дырами в ковре, плесенью в ванной и чтобы ворчливый старый пень каждый пять минут стучался в дверь и приносил кофе с бензиновым вкусом!

Рене поднимает голову:

— О, Mon dieu! — Раскидывает руки и тянется через стол, крепко меня обнимая. — Карли! Ты к нам вернулась. А мы думали, что ты умерла!

— Умер мой мозг, Рене. — Я со смехом обнимаю его. — Рада тебя видеть.

Он проводит меня в мою старую комнату — все та же фирменная помойка. Кажется, с тех пор, как я отсюда уехала, в ней так и не делали ремонт; клянусь, на кровати то же самое одеяло.

Я смеюсь и качаю головой:

— Господи, Рене, и как тебе удается еще деньги брать за этот отстойник? Даже в лагере беженцев условия получше.

— Да, но мы берем плату за дружелюбное обслуживание и чудесный персонал, — подмигивает мне он. Рене неисправим. Будь он лет на сорок помоложе, проглотила бы его, как цветок-паразит — муху. Открываю окно, прежде чем моя респираторная система не разрушилась, а потом разбираю вещи, обязательно положив в ящик пакет, прежде чем класть туда одежду. Не хочу, чтобы мои свитеры были съедены прежде, чем у меня появится возможность их надеть.

Я спускаюсь вниз к Рене, а у него уже наготове чашечка «бензина». Я все время улыбаюсь и не могу перестать. Объясняю, зачем я здесь, не упоминая о том, что все это — часть великого плана, в результате которого я надеюсь проплясать к алтарю в белом атласном платье. Не хочу, чтобы Рене пополнил длинный список людей, которые думают, что я или слегка чокнутая, или совсем чокнутая, или вовсе невменяемая.

Спрашиваю, не знает ли он, где мне найти Джо, и он задумывается на минутку, потирая подбородок:

— Дорогая, это было так давно. Я старый человек, и память уже не та.

Я удивлена. Тот Рене, которого я знала, помнил цвет лифчика проститутки из 1962 года.

— Наверняка ты что-то знаешь, Рене. Ты — Будда знаний, — шучу я, потирая его сильно растолстевшее пузо. — Скажи что-нибудь, что облегчит мне задачу. Не хочу целыми днями бродить по улицам и выслеживать его, лишь чтобы обнаружить, что он эмигрировал через два месяца после моего отъезда.

— Это тебя очень расстроит, дорогая? — спрашивает он.

Я хмурю брови. Почему Рене так хитрит? У меня возникает подозрение, что он что-то недоговаривает.

— Это будет ужасно, Рене! Тогда мне придется ехать в Америку, искать его родителей и выслеживать его оттуда! Я не сдамся, пока его не отыщу.

Ничего себе, моя решимость даже меня удивляет. Рене вздыхает и несколько секунд обдумывает мои слова.

— Клуб «Премьер» закрылся много лет назад — примерно через два года после твоего отъезда.

О черт! Только я приехала, а уже наткнулась на тупик. Но Рене продолжает:

— Но я слышал, что у твоего Джо до сих пор клуб на другом конце города.

Мое сердце взмывает ввысь. Или, может, это самолетная еда имеет такой странный эффект?

— Знаешь, дорогая, с тех пор, как ты уехала, здесь многое изменилось.

Он говорит как-то испуганно, и я опять начинаю подозревать, что он что-то скрывает. Пытаюсь надавить на него, но он непробиваем, как политик-консерватор.

Мне удается убедить его прогуляться со мной вдоль каналов, пообещав, что мы зайдем в кафе и он сможет попробовать настоящий кофе, а не местное пойло.

— Почему ты так и не женился, Рене?

Он долго молчит.

— Я однажды был влюблен в прекрасную девушку из моего родного города. Она была, как ты говоришь, просто супер. Все для меня значила. Но сбежала от меня к другому мужчине, к американцу.

Так вот почему он упорно отказывается торговать «Будвайзером» и кренделями.

— И после этого мое сердце было разбито. Понимаешь, она была единственной. Я верю, что у каждого в мире есть только одна половинка — она была таким человеком для меня.

О боже, как романтично. Как у Барбары Картленд, только без соплей. Я беру его за руку:

— А что, если ты никогда не встретишь человека, который был бы твоей половинкой? И как узнать, встретил ли ты его уже?

— Ах, моя малышка, вот тут должно вмешаться Божественное провидение. Бог устроит вашу встречу, и когда это произойдет, ты сама поймешь.

Я обдумываю его слова. И как же тогда вышло, что я «понимала» это столько раз? Может, я шизофреник и Бог создал мужчину специально для каждой из моих многочисленных личностей? Или Рене прав и у меня было больше ложных тревог, чем у беременного ипохондрика? Или я просто так и не встретила свою половинку. Мне приходит в голову пугающая мысль. Что, если моя миссия совершенно бессмысленна, вдохновлена моим отчаянием и оптимизмом и обречена на еще более страшный провал, чем рейтинги Пятого канала?

Целых пять минут я пребываю в унынии, но потом отбрасываю плохие мысли и отчитываю сама себя. Гори все огнем. Я молодая (почти), здоровая (легкие и печенка не в счет), счастливая (по большей части) и гуляю по берегу канала в чудесный июльский денек с очаровательным (старым) мужчиной. И что мне унывать?

Ну вот, я слишком сильно задумалась, и от мыслей голова начала болеть. Переходим через канал Зингел и направляемся в маленькую французскую кофейню прямо напротив красивой церкви Кепел с медным куполом. Владелец приветствует Рене рукопожатием и поцелуем в обе щеки.

— Рене, старый друг! Давно не виделись, — ревет он. — C'est formidable! [30]А это, — он поворачивается ко мне, — наверное, твоя дочка, а?

Хитрый подлюга. Если он старый друг Рене, то должен знать, что у него нет детей.

— Нет, месье. Рене мне не отец. Он — как это по-французски, Рене? Мой сладкий папик.

Рене сияет от гордости. Кажется, я только что осчастливила старика. Теперь в глазах его друга он приобрел высокий статус любимца молоденьких девушек. Уже к вечеру попадет в голландский выпуск газеты для престарелых!

Выпив кофе, мы заходим в магазин, купить мне средство для дезинфекции ванной. Ни за что в жизни не залезу в немытую ванну в этом отеле — чревато летальным исходом.

Лежу в окружении пузырьков, пока не становлюсь похожа на маринованную черносливину. Пытаюсь определить, какое чувство во мне сильнее: волнение, паника или ужас. Волнение побеждает, но с небольшим отрывом.

Как я с ним поздороваюсь? «Привет, Джо, получил мою записку?» или «Помнишь меня? Карли Гудини?»

Сдуваю пузырьки с сосков. Оптимизм приходит на помощь, и я обращаюсь к ним: готовьтесь, ребята, скоро начнется игра!

Надеваю белые брючки-капри и светло-голубую рубашку. Смотрю в зеркало. Нет, слишком простовато. А красная мини-юбка с черной футболкой? Тогда мне в жизни не добраться до клуба, не получив предложения по-быстрому перепихнуться за плату. Наконец выбираю черные брюки и черную облегающую водолазку. Полезный наряд для того, чтобы прятаться в дверных проемах, да и если придется бежать, всегда можно сослаться на траур.

Перед уходом Рене обнимает меня так крепко, как будто мы видимся в последний раз. Ведет себя так, будто провожает меня на свидание с судьбой. Если раньше я не очень нервничала, то сейчас начинаю паниковать.

— Помни, дорогая, главное — забыть о предрассудках.

У меня опять отчетливое чувство, что он что-то недоговаривает. Может, этот клуб — садомазохистская бойня? Зная Джо, меня это не удивляет. А может, он теперь носит парик и накладные волосы на груди? Меня это тоже бы не особо удивило. Сворачиваю на Рембрандтплейн чуть позже девяти. Толпа гудит, музыка льется из каждого бара и клуба. Здесь больше эксцентричных личностей, чем в палате лордов: трансвеститы, люди в безумной одежде, вообще без одежды — вся улица словно карнавал в Рио-де-Жанейро. Отыскиваю клуб Джо, который, по надежным сведениям Рене, называется «Рай Джо и Клауса». Спорим, католическая церковь не оценила бы юмора? Наверное, у дверей устроили демонстрацию монашки. У входа в отремонтированный склад в паре ярдов замечаю группу ребят, которые похожи на более симпатичных братьев труппы стриптизеров «Чиппендейлз». Они проходят, и я вижу охранника у двери. Господи, неужели в этом месте ничего не меняется?