Брачный сезон, или Эксперименты с женой

В истерике я метнулся к выходу. Сорвав с вешалки пальто, распахнул дверь. Передо мной стоял бандит в противогазе и с какой-то трубкой, вроде миномета, наперевес. Я поднял руки вверх и крикнул:

- Не стреляйте!!! Сдаюсь!!!

Со стороны кухни раздались чьи-то шаги. Я обернулся. Навстречу мне из дымовой завесы шагнул еще один бандит. За ним тянулись клочья белой пены. Он сорвал противогаз с усатого лица и укоризненно покачал головой:

- Ну и накурил ты тут, сынок. Курить надо на балконе.

Какой я дурак! Ведь это же пожарные! Наверное, соседи увидели дым и позвонили по 01.

- Фасоль... подгорела, - смущенно пробормотал я.

Глава 30

Четыре розы

Отмучившись в школе (почти никто на меня не обращал внимания, даже Мухрыгин куда-то запропастился, только Игорь Хренов предложил поболтать после уроков "об одном деле", но я отказался), я занялся подготовкой к вечернему мероприятию. Для начала забрал из химчистки свой синий костюм в тонкую полоску. К нему бы хорошо подошла бабочка в горошек. Но Виталькин красный галстук тоже будет неплохо смотреться. Возможно, кое-кто даже примет меня за предпринимателя средней руки.

Белая рубашка, правда, не очень. В смысле - не очень белая. Однако, если я застегну верхнюю пуговицу, сероватая изнанка воротничка будет не так заметна. Главное, не задохнуться в разгар спектакля...

Хорошо бы еще постричься. Эх, времени уже нет. Тогда ограничимся банальным бритьем и чисткой обуви. Правда, башмаки на ладан дышат. Может, надеть зимние сапоги? Все равно под брюками не видно. Нет, это моветон. Поеду в такси. Так что ноги не промокнут.

Шиковать так шиковать. Чем должно пахнуть от респектабельного человека? Дорогим одеколоном, табаком и коньяком. Без коньяка (в случае с Машей) можно обойтись. Одеколон у меня есть. Катькин. А вот с табаком... Придется купить "Мальборо".

До отеля, где работала Мария, я все-таки решил доехать на метро. По дороге купил букет пурпурных роз.

Мадам Еписеева уже топталась на ковровой дорожке, когда я, окутанный флером дорогого одеколона, появился из-за угла. Охранник наверняка подумал, что там я припарковал машину. Что ж, пусть!

Оставляя на красном ковре мокрые следы, я подошел к Маше и протянул ей букет.

- Это тебе.

Она внимательно изучила его и изумленно вскинула подведенные брови:

- Мы что, на кладбище едем?

- Почему это? - не понял я. - В театр. Большой...

- Что ж ты тогда четыре розы даришь?

Неужели эта продавщица мне что-то не то подсунула?

- А сколько нужно?

Маша хмыкнула:

- Ну хотя бы три. Или пять. Или двадцать пять...

Ничего себе! Двадцать пять! Подумать только!

Мадам Еписеева стянула с руки перчатку, ловко выхватила из блестящего целлофана один цветок и сунула остальной букет мне. Странно.

- Подожди, я скоро, - крикнула она и в негнущихся австрийских сапогах побежала к дверям отеля.

Одинокая розочка в ее руках кивала мне головой, будто прощалась.

Я в недоумении стал прохаживаться вдоль стеклянных дверей. К тротуару подъехал длинный автомобиль. Из дверей отеля вышел морщинистый старикашка в длинном шерстяном пальто. За ним выбежал человек в ливрее и пихнул меня локтем:

- Ну чего болтаешься, как маятник в одном месте? Намазано вам здесь, что ли? Не будет тебе баксов, понял?

Я в недоумении отошел. Морщинистый прошествовал мимо меня и сел в лимузин. Человек в ливрее впихнул в багажник желтый чемодан и корзину цветов.

Минут через пять вышла Маша.

- Одну розочку я поставила в раздевалке, - сообщила она. - То-то завтра порадуюсь. Понюхаю и все сразу вспомню...

Я вручил ей оставшийся букет и спросил, что бы могли означать слова ливрейного типа.

- Это наш белл-бой. Мишка. Он тебя, наверно, за попрошайку принял.

- Кто меня за кого принял?

- Ну белл-бой, - нетерпеливо повторила она. - Носильщик, по-русски. Тот, кто чемоданы носит. Он подумал, что, как только этот иностранец сдвинется с места, ты достанешь из кармана губную гармошку или дудочку и заиграешь. А Мишке ведь тоже нужно подзаработать, вот он тебя и погнал.

- Да у вас тут целая иерархия, - удивился я. - Прямо конфуцианский Китай.

- Что?

- Ну, короче, Китай такой, - я не стал вдаваться в подробности.

Выбравшись из узких переулков, мы остановили черную "Волгу" с мигалкой. Узнав, что нам к Большому театру, водитель запросил астрономическую сумму. Почему бы это? Ведь тут совсем рядом. Тем не менее я не стал мелочиться, усадил мадам Еписееву, и мы поехали.

В дороге внезапно зазвонил телефон. Водитель снял трубку, но включился почему-то селектор.

- Алешка, падла! - прокричал динамик. - Где тебя черти носят?! Опять налево ездишь?!

- Да нет, Богдан Степаныч, я только пожрать, - виновато пробормотал Алешка.

- Знаю, как ты там жрешь! - продолжал надрываться динамик. - Уже час здесь торчу как проклятый! Меня ж сейчас засекут, что я не на комиссии! А ну дуй сюда немедля!

- Это мой депутат, - пояснил Алешка, убедившись, что связь прервалась. - Прогульщик чертов! Ну ладно, сейчас я вас быстренько.

Он нажал какую-то кнопочку и до упора вдавил педаль газа в пол. Над нами замигали синие блики. Окрестности огласились ревом сирены. Машины шарахнулись в стороны. Да, такой фурор я даже не планировал! Вот повезло!

Мадам Еписеева выглядела слегка пришибленной. От бешеной скорости ее вдавило в кожаное сиденье. Дубленочка при вспышках мигалки отливала благородной синевой чернобурки.

Наш кортеж из одной машины лихо подкатил к колоннам Большого театра. Через несколько секунд в хвост нашей "Волге" пристроился длинный лимузин. Из него вышел знакомый старикан и, с трудом волоча корзину цветов, потащился в театр. Я без сожаления расплатился с Алешкой за доставку. В эту сумму я включил и цену своего поощренного самолюбия.

Мы с Марией прошли через высокие двери. В гардеробе нам предложили взять подзорную трубу.

- Полевая, - зачем-то добавил страж сибирских мехов и турецких кож. Все как на ладони. Вы ведь, небось, на самую верхотуру забрались.

- Вы бы еще перископ предложили, - усмехнулся я. - Дайте нам обычный театральный бинокль.

Но мадам Еписеева запротестовала. Ей хотелось, чтобы все было "как на ладони". Пришлось взять это нагромождение разнокалиберных линз, пригодное разве что для окопов.