Романтика любви

— В этом нет ничего плохого, — с улыбкой ответила ей Кэролайн. — И я хочу сказать, что мы поощряем увлечения наших клиентов и вознаграждаем их за это. Например, к каждой книге мы бесплатно предлагаем саше.

— Бесплатно? — Глаза женщины засияли.

— Абсолютно. Вы можете выбрать запах мимозы, лаванды или розы, — сказала Кэролайн.

Женщина достала кошелек.

Когда обе клиентки с фирменными пакетами «Корпорации "Романтика любви"» вышли из магазина, Тамара повернулась к Кэролайн. — Это те же саше, которые были у нас в «Элеганс»?

— Да. Только вместо белого шелка я попросила изготовителя покрывать их красным или розовым сатином, — ответила ей Кэролайн.

— Да, хорошую вещь видно сразу, — заметила герцогиня. Вместе с мужем она проводила зимний сезон в Палм-Бич. Каждый год в феврале она появлялась в городе и танцующей походкой отправлялась по магазинам на Ворт-авеню, как все состоятельные дамы. Особое удовольствие ей доставляло то, что она смогла обскакать ненавистную Селесту, которая до сих пор была рабыней своего бизнеса и была вынуждена содержать элегантного, но безденежного графа, занятого только своей игрой в гольф и бридж. — Хотя я посоветовала бы тебе заказать саше еще и с набивным рисунком. Лучше всего с каким-нибудь цветочным орнаментом, — сказала Тамара, осматриваясь вокруг. Но больше не нашла, к чему придраться.

Кэролайн кивнула. Ей нравилась набивная ткань и различные орнаменты. Это нравилось и многим женщинам, которых она знала. Предложение Тамары было дельным. Практически все советы Тамары были дельными.

— А Ферди не рассердится, что ты здесь? Снова?— спросила Кэролайн, пытаясь сдержать смех. — Мне казалось, что он запретил тебе работать.

— Он думает, что я в парикмахерской, — сказала Тамара, а потом выпрямилась в полный рост и добавила: — И учти, Кэролайн: то, чего он не знает, не может расстроить его. Надеюсь, ты не думаешь, что я рассказываю мужу обо всем,что делаю?

Кэролайн с улыбкой наблюдала, как герцогиня суетится в ее магазине, имитируя ее и стараясь перенять приемы ее торговли, как когда-то делала сама Кэролайн в «Элеганс». Она подумала о том, что Тамара, возможно, и заслужила свой новый титул, которым так гордилась, но в душе она оставалась все той же графиней с Ворт-авеню. Кэролайн вспомнила, как разгневалась Тамара, когда узнала, что ее бывшая работница открыла «Корпорацию "Романтика любви"», даже не поставив ее в известность и не спросив у нее ценного совета.

— Как ты могла решиться на такое, не обсудив все сначала со мной? — спросила ее тогда Тамара, оскорбленная до глубины души.

— Но ты же сама говорила мне, что Ферди против того, чтобы ты имела хоть какое-нибудь отношение к бизнесу, — ответила ей Кэролайн.

— У Ферди средневековые представления о бизнесе, — заявила герцогиня. — Он считает, что делом могут заниматься только мужчины, а женщины не должны пачкать свои прелестные ручки и заботиться о том, чтобы заработать себе на жизнь.

— Могу поспорить, что перенос Ферди в двадцатый век не за горами, — сказала ей Кэролайн, почувствовав в голосе Тамары раздраженные нотки.

— А как же! Пусть он будет отбрыкиваться и кричать, но я сделаю это как можно быстрее! — заявила Тамара. Ей нравился ее новый титул и все, что к нему прилагалось, но теперь она понимала, что быть герцогиней — это не значит жить полной жизнью. — Я считаю, что тебе когда-нибудь захочется расширить свою «Корпорацию», Кэролайн, — сказала Тамара. — Ты здесь все прекрасно устроила, кроме того, у тебя почтитакая же деловая хватка, как и у меня. Поверь моему слову, Кэролайн, бульвар Окичоби скоро станет тесен для тебя и для твоей «Корпорации».

В голосе Тамары звучала тоска по активной деловой жизни, по радостям и даже разочарованиям, которые приносит работа. Ей не хватало эмоций, не хватало духа соперничества, побед и перспектив. Она, конечно, преувеличивала ее возможности, но Кэролайн и сама, хотя еще никому не говорила этого, уже подумывала о том, что неплохо бы было открыть второй магазин. Идея продажи товаров с романтическим уклоном появилась только как возможный выход из трудной ситуации и как источник заработка. Но дела пошли так хорошо, как Кэролайн не могла и мечтать. А теперь, когда статья в «Ярких страницах» как бы официально подтвердила ценность ее идеи, Кэролайн чувствовала, что у «Корпорации "Романтика любви"» есть потенциалы, которым тесно в этом пусть популярном, но маленьком магазинчике.

Идея расширения и привлекала и пугала ее. Ей не хотелось замахиваться на слишком многое, не хотелось хвататься за кусок, который она не сможет проглотить. Осторожная и рассудительная, что являлось следствием трудного детства, проведенного в постоянных лишениях, в борьбе за существование, Кэролайн решила действовать медленно и наверняка. Ей нужно было время, чтобы выносить эту идею, время, чтобы удостовериться, что это единственно правильное решение. Расширение было огромным шагом вперед, и она не хотела рисковать, пока не будет полностью уверена, что сможет удовлетворить потребности обоих магазинов, справиться с возросшей финансовой ответственностью и вынести дополнительную нагрузку, ведь она и так была очень ограничена во времени.

В 12 часов 15 минут появились Селма и Джек. В «Корпорации "Романтика любви"» было полно клиенток, заскочивших туда во время своего обеденного перерыва, и Кэролайн обрадовалась, что хоть на секунду ей можно отвлечься от дел. Она обняла сына и поздоровалась с Селмой.

— Мы можем сейчас поехать в «Павильон»? За сандвичами? — спросил Джек. Он явно был голоден. Кэролайн как-то сказала, что ее сынок — настоящий ходячий аппетит.

— Вы никуда не едете, молодой человек. — Услышав голос Джека, герцогиня вышла из-за прилавка. — По крайней мере пока не обнимете свою крестную.

Джек позволил Тамаре потискать и поцеловать его. Он даже согласился вместе с ней присматривать за магазином, пока мама купит что-нибудь на обед.

— Может быть, лучше я схожу за сандвичами? — спросила Селма у Кэролайн, которая уже направилась к двери.

— Нет, спасибо, — сказала Кэролайн. — По правде говоря, я с удовольствием сделаю небольшой перерыв и хоть немного подышу свежим воздухом. Съезжу к Пьеру и быстренько вернусь назад. Тамара в это время покомандует в магазине — уж здесь-то я совершенно спокойна!

Жизнь Пьера Фонтэна очень изменилась с того дня, когда Кэролайн и Джеймс встретились в «Элеганс» и впервые зашли в «Павильон» выпить по чашечке капуччино. Его жена, Шанталь, умерла после тяжелой болезни, оставив его одного управляться с рестораном и кафе. С годами это становилось для него все труднее, и он все больше советовался со своим сыном Жан-Клодом, у которого был собственный процветающий ресторан в Нью-Йорке и который иногда на выходные приезжал в Палм-Бич.

Пьер и Кэролайн очень сдружились, особенно теперь, когда у нее тоже появилось собственное дело. По утрам, в спокойные минуты перед открытием магазина и кафе, они часто вместе пили кофе и обсуждали свои дела и проблемы. Пьер очень жалел Кэролайн и оказал ей сильную моральную поддержку после гибели Джеймса. Но с тех пор прошло уже пять лет, и теперь он совершенно искренне недоумевал, почему Кэролайн до сих пор одна, почему ни с кем не встречается, почему избегает даже разговоров о том, что ей нужен мужчина. Кэролайн вместе с ним скорбела о смерти Шанталь и, поскольку Пьер вырастил сына, часто спрашивала у него совета о том, как надо воспитывать мальчиков.

— Мой Жан-Клод в детстве был настоящим сорванцом. Импульсивным, темпераментным и очень изобретательным, — рассказывал Пьер, погружаясь в приятные воспоминания. — И ведь с возрастом он совершенно не переменился! Как только он появляется, то немедленно дает мне понять, что у него не хватает никакого терпения общаться с сонными жителями Палм-Бич, и что он не в силах выносить местную скуку. Провинциал— самый мягкий эпитет, который он использует. — Но Пьер не мог не восхищаться своим сыном, его модным и претенциозным рестораном в Нью-Йорке, популярной кулинарной книгой «Готовить с любовью», которую на досуге написал Жан-Клод, и его бурной личной жизнью. — Несмотря ни на что, Жан-Клод хороший мальчик, и у него доброе сердце. Он добился такого большого успеха, но не медлит ни секунды, если мне нужна его помощь. Мой сын — взрослый человек, он очень занят в своем Нью-Йорке, но еще не «вырос из своих ботинок» и заботится о своем папе.