Референт

Кому ты пытаешься врать, девочка?! Кто бы мог подумать, что там такая романтическая любовь! Ромео и Джульетта, блин! Этот заладил «богиня, богиня», а другая готова под поезд лечь, лишь бы любимого спасти.

Нет, голуба, так не пойдет! Каляевцев это, конечно, устроит. А что? Дело сделано! А вот его, Олега, нет! Не этого он хотел.

Осокину не так была нужна даже эта власть над компанией, как сладостное чувство мести. Как желание увидеть униженного, растоптанного, смешанного с грязью Нестерова! «Богиня»! Какая еще «богиня»? Обыкновенная баба из мяса и костей. И все у нее как у обыкновенной бабы. Только гонору побольше, чем у некоторых. А если?..

Мысль, промелькнувшая у Олега в голове, показалась ему весьма интересной. Однако он заставил себя вернуться к реальности.

— Итак, — Осокин пригубил коньяк из рюмки и решительно отставил ее в сторону, — мы подошли к самому главному: до меня, Анна Николаевна, дошла весьма интересная информация. Вы, оказывается, пытались подделать подпись Павла Андреевича на документах, связанных с долговременными поставками стройматериалов?

— Да, — она по-прежнему прямо смотрела в его глаза, — я сделала это. Но вы ведь отлично знаете, что меня вынуждают. У них моя дочь, пока с ней все хорошо, но, если я попробую не подчиниться, ее убьют.

— Речь не об этом. Я знаю вашу ситуацию и понимаю ваши материнские чувства. Но мне казалось, мы с вами выбрали определенную тактику и решили, что вам следует строго ее придерживаться?

— Я не могу, — Анна помотала головой. — Просто не могу. Во-первых, он так и не вспомнил меня, а во-вторых…

— Меня не интересуют ваши рассуждения! — неожиданно гаркнул Осокин, шарахнув кулаком по столу. Золотистый коньяк плеснулся через край рюмки на скатерть. — Вы подделали подпись!

— Да… Но какая разница, каким образом?

— Вы не понимаете?! Не догадываетесь, какая разница?! А то, что меня подставляете, вам в вашу хорошенькую головку не приходило? В случае, если вы вынуждаете Нестерова принимать определенные решения, он за все отвечает прежде всего сам. А так выходит, что мы с вами организовали какую-то «антинестеровскую» коалицию. Бунт на корабле, контрреволюционный заговор! Потому что рано или поздно выяснится, что я вас покрывал. Ради вас, ради вашей дочери!

Анна прижала пальцы к вискам и уставилась в стол. Она ничего не съела и не выпила ни капли. Губы ее едва заметно подрагивали.

— Я требую, чтобы вы меня слушали внимательно! — все так же раздраженно продолжал Олег. — То, что вы делаете, нужно только вам. Вам и вашей Наташеньке. Я, по идее, должен был доложить о вашей игре тут же. Но я этого не сделал. Из чисто человеческих соображений. Я вас пожалел. А вы как меня отблагодарили? Когда Нестеров узнает, в чем дело, он, возможно, вас поймет. Поймет и простит. Но он будет знать, что все сделал сам. Сам ставил подписи, сам принимал решения. Вы оставите ему возможность уважать себя. В противном случае он не простит ни мне, ни вам.

— Что же делать? — прошептала она еле слышно. — Скажите, что мне делать? Я только хочу спасти мою дочь. Забрать ее оттуда и уехать. Пожалуйста, помогите мне!

Осокин, держа рюмку в руке, неспешно встал, перешел на диван. Откинулся на спинку, запрокинув голову. Со стены на него смотрело матовое бра, распространяющее вокруг себя синеватое сияние.

— Подойдите сюда, Анна, — проговорил он спокойно и почти рассеянно. — Сядьте рядом.

Олег не смотрел в ее сторону: он прекрасно знал, что она встанет и подойдет.

Скрипнул стул, тихо прошелестело платье. Ощутимее стал тонкий аромат ее духов.

«А ведь окрутела от московской жизни „богиня“! — подумал он насмешливо. — Такая мадам стала — хоть в журнал на обложку. Платье, духи! Куда с добром! А была-то, была — смотреть не на что! И что только этот идиот в ней тогда смог найти… Н-да… Сейчас, конечно, другое дело. Аппетитная дамочка. Но дело даже не в этом!»

— Я помогу вам, Анна, — уронил Осокин, когда она осторожно присела рядом, сложив руки на коленях. — Помогу. Но при одном условии.

— При каком?

— Вы будете спать со мной. Столько, сколько я скажу. Там, где я скажу. И тогда, когда мне этого захочется.

Анна не ахнула, не закричала возмущенно и яростно.

Но он со скрытым торжеством ощутил, как сбилось ее дыхание. Все-таки тон был выбран более чем удачно. Так, и только так! Ткнуть ее лицом в грязь. Ее, но главное — Нестерова! Сорвать последние тряпки с его «богини», распластать ее по кровати, как лягушку! Или заставить ее задирать ноги на заднем сиденье машины? Грубо и сильно раздвинуть ее колени, поставить ее на четвереньки. Приказать ей танцевать голой на столе или придумать еще что-нибудь пооригинальнее?

Анна продолжала сидеть рядом, не двигаясь.

— Вы меня хорошо слышали? — спросил он намеренно холодно. — Или повторить еще раз?

— За что вы так со мной? — спросила она. — Что я вам сделала?

— Повторяю вопрос: вы меня поняли? Не слышу? Да? Нет? И не надо корчить из себя пятнадцатилетнюю девочку? Ну!

— Нет, — четко произнесла Анна. — Я не буду с вами спать никогда.

— Что ж! — Осокин рывком выпрямился, сел, поставил рюмку с вязко колыхающимся на дне коньяком на стол. — Дело ваше. Думаю, вы понимаете, что делаете, и вам не нужно напоминать, что ваша дочь у этих людей. Если пропадете вы, ей просто некому будет помочь.

Он быстро взглянул на себя в зеркало, висящее на стене, поправил прическу, взялся за ручку двери:

— Можете допивать и доедать все, что стоит на столе. За все уплачено. Всего доброго, Анна Николаевна.

Она снова не ответила. Но Олег не чувствовал ни досады, ни злости. Рано или поздно она приползет к нему на брюхе и будет умолять переспать с ней. И тогда можно будет припомнить и это надменное «нет», и взгляд, полный великосветского презрения. Можно будет заставить ее слизывать пыль с уличных туфель. И это будет еще приятнее.

— Ну как? — Тома заглянула в кабинку, придерживая одной рукой дверь. — Я гляжу, муж-то ваш вышел, а эта зараза осталась. Слышно вам было? Нет?

Брюнетка глядела прямо перед собой и вертела в руках пустую рюмку. Водки в графинчике осталось на самом донышке. Но тем не менее выглядела она абсолютно трезвой.

— Да, спасибо. Все было прекрасно слышно. — Брюнетка взбила свои роскошные волосы растопыренными пальцами, достала из сумочки пудреницу и тюбик губной помады.

— Так что? Принести вам еще что-нибудь? Кофе? Или выпить?

— Нет. Спасибо. Ничего больше не нужно.

— А знаете, что я вам скажу! — Тома огляделась по сторонам и торопливо скользнула в кабинку. — За своего мужа надо бороться. Сейчас мужиков мало: каждая отбить норовит. А одна приятельница у меня — так та любовнице своего мужа банку зеленки на голову вылила. Она потом месяц из дома выйти не могла.

— А… любовница моего мужа? Она все еще в кабинете?

— Зачем вам? — Тома мгновенно встревожилась.

Перспектива развертывания боевых действий на территории ресторана ей совсем не улыбалась. Месть местью, но не здесь же!

— Не волнуйтесь. Я просто хочу с ней поговорить. Без битья посуды, если вас это волнует.

— Н-ну, — официантка неуверенно развела руками. Брюнетка в третий раз за этот день полезла в кошелек и протянула Томе еще одну бумажку:

— Это — чтобы вы окончательно успокоились.

… Дверь отворилась почти беззвучно, но Анна все равно вздрогнула. Быстро подняла голову, наморщила лоб.

На пороге стояла Галина.

Анна даже не удивилась. Просто машинально отметила: «Галина тоже здесь…» Та опустилась на стул:

— Я знаю. Я все слышала.

Некоторое время молча смотрела на Анну. Добавила спокойно и уверено:

— И знаю, как тебе помочь.

Глава 25

Анна позвонила уже через час. Осокин и не сомневался, что позвонит. У нее просто не было другого выхода. Коротко сообщила:

— Олег Викторович, я согласна.

— Я очень этому рад, — усмехнулся Осокин.

— Куда мне приехать?