Темная дикая ночь (ЛП)

***

Я ощущаю себя такой заторможенной, будто напилась. Медленно поднимаюсь по лестнице домой, изнуренная, но в самом лучшем смысле слова.

В квартире тихо – Лондон, скорее всего ушла с доской на пляж – и, сделав себе кофе, я иду в свою комнату начать работать над стремительно пополняющимся списком срочных задач. Я не проверяла почту весь вчерашний день и до сих пор не хочу ее открывать. Мне нравится этот безопасный пузырь.

А еще я практически не спала. Я смотрю на свой компьютер, на так невинно лежащий стилус рядом с графическим планшетом, и вспоминаю, как много всего мне нужно сегодня успеть сделать, но так же знаю, что немного вздремнуть поможет делу.

Рухнув на кровать, я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на «Майском Жуке», на героине и ее истории. Но вместо этого мой ум отправляет меня к собственному телу и его ноющим частям. В ушах все еще слышен голос Оливера, а губы помнят каждый из его поцелуев.

Я проснулась, когда на улице уже стемнело, а живот заурчал от голода.

Беру телефон и удивленно моргаю несколько раз от количества напоминаний на экране.

Я пропустила четыре звонка от неизвестных мне номеров, плюс еще два Саманты, моего рекламного агента. Тут же ей перезваниваю.

– Сэм, – быстро говорю я. – В чем дело? Я спала.

Я слышу улыбку в ее голосе, когда она старается оставаться спокойной, чтобы не волновать меня. До сих пор я ни разу не видела и не слышала ее в стрессе.

– А-а, ладно. Я перенесла звонки, не беспокойся.

– Какие звонки? – спрашиваю я, садясь и прижимая ладонь ко лбу. – Черт, Сэм, что за звонки?

– Сегодня звонили из The Sun, – отвечает она и тут же добавляет: – Post и Wall Street Journal. Прости, знаю, в субботу – это слишком, потому что проще будет поработать с ними в понедельник. Я перенесла их на следующую неделю.

Внутри меня что-то ломается, и паника, взорвавшись, разливается повсюду.

Извинившись, я отключаюсь и в ужасе смотрю в стену. Пропустила сегодня три интервью. На две недели запорола дедлайн. Я больше не знаю, кто я такая, а ведь единственное, что я про себя всегда знала, – это как писать и рисовать. Заниматься любимым делом.

Телефон жужжит в руке и, посмотрев на экран, я вижу имя Оливера. Первым моим порывом было ответить, лечь в постель и купаться в его медовом голосе.

Вместо этого, затаив дыхание, я с ненавистью к себе кладу его экраном вниз на стол, после чего сбрасываю на пол. Мне нужно работать! Нужно погрузиться и все закончить. Отодвинуть все отвлекающее – и не просто отодвинуть: устранить. Всего-то нужно нарисовать одну линию, потом еще одну, потом еще и еще, и я закончу.

Все, что мне надо сейчас сделать, – это встроить слова и изображения в сюжет, и я буду в порядке.

Все будет в порядке.

Оливер

После ухода Лолы время будто застыло, все вокруг кажется тусклым и не достойным внимания.

Солнечные лучи пересекают мою кухню с утра, бьют прямо в лобовое стекло, когда я веду машину, в витрины моего магазина, окутывая все вокруг меня и засвечивая цвета. Я ничего не хочу делать, кроме как быть с Лолой в своей постели.

Выходные тянутся не спеша; в Анахейме проходит WonderCon [ежегодный гик-фестиваль (комиксы, видео-игры, фильмы), обычно проходит в Сан-Франциско – прим. перев.], поэтому город замер. Я благодарен этому: обычно мои чувства не сказывались на работе магазина, но этот этап наших с ней отношений – когда от голода и одержимости кожу охватывает ноющий зуд в желании прикасаться, трахать, кончать – восхитительно отвлекает. Я не могу отказать себе в этих мечтах наяву – прячусь у себя в кабинете, чтобы избежать встреч с Джо и, уставившись в стену, вспоминаю, как мы проснулись, как целовал теплую кожу груди Лолы, как пошел за ней в душ.

Я старался быть нежным и не торопиться. Но меня невероятно трясло, и я чуть не спятил, когда понял, что именно она хотела позволить мне сделать. Она кончила мне на пальцы, заверила, что ей было хорошо, но я не думаю, что она понимает, как сильно для меня все меняет произошедшее.

Наши отношения ощущаются устоявшимися, будто прошли годы, а не несколько дней. Вот оно: она и есть моя жизнь, мое сердце уже это решило.

Я набираю ей, чтобы убедиться, что ей лучше, что она дома и работает, но попадаю на голосовую почту. Знаю, из-за работы она подавлена, а встречи в Л-А прошли просто ужасно. Не удивительно, что она захотела уйти в себя и сосредоточиться.

Но затем начинает расти беспокойство, потому что Лола весь день не берет трубку и не пишет. Вечер субботы прошел в тишине за просмотров малобюджетных фильмов без звука и в попытке перечитать стопку отзывов на комиксы.

Попытка же ощущать себя как ни в чем не бывало – что нам не обязательно видеться каждый вечер, что это нормально, если она не отвечает взаимностью на мою любовь к ней – полностью провалилась.

Проснувшись в воскресенье, я так и не обнаружил от нее сообщения и, почувствовав легкую тошноту, не стал завтракать.

Загружаю себя бесполезной работой целых четыре часа – пакую излишек товара, мою стойку, навожу кругом порядок – после чего решаю сделать перерыв, иду в кабинет и звоню Финну.

– Хочу тебя кое о чем попросить, – говорю я. – Побудь моим барометром на степень адекватности реакции.

– Ого, – отвечает он. – Дай-ка мне тогда… ага, вот. Я засек начало разговора.

В обычной ситуации я бы посмеялся, но сейчас для такого слишком напряжен.

– В последний раз я виделся с Лолой утром в субботу, а перед этим не видел ее неделю. Она осталась у меня в пятницу. Но сейчас уже вечер воскресенья, и я с ней так еще и не разговаривал. Я звонил и писал, ответа ноль, – я кручу по столу ручку. – Это странно ведь, да?

– Это еще как странно, – я слышу, как он прикрывает рукой телефон и что-то кому-то бормочет. – Ага, в общем, Харлоу сказала, Лола дома и работает все эти выходные, – Харлоу ему что-то еще говорит, но мне не понятно, и Финн повторяет для меня: – Что самое главное, на звонки Харлоу она тоже не отвечает.

Я благодарю его и отключаюсь, чувствуя нечто среднее между смущением и болью. Я понимаю ее желание исчезнуть в своей норе, чтобы поработать – черт, да даже всю ее прошлую неделю в Л-А – но это, мягко говоря, пиздец, что она даже не озадачилась ответить на мои смс, и если дедлайнов и впредь будет достаточно, нам нужно найти компромисс, или, по крайней мере, ей стоит предупреждать меня заранее. А субботним утром она рвалась домой поработать, но при этом, была вялой и расслабленной от удовлетворения, с головокружительной улыбкой на лице.

Вместо того чтобы поехать на лифте, я взлетаю по ступенькам в лофт, стараясь бегом хотя бы частично уменьшить стресс. Иду по длинному узкому коридору к ее двери и останавливаюсь перевести дух.

Ничего не случилось. Все в порядке.

Но все дело в том, что это фигня. Я знаю Лолу. Знаю каждое из выражений ее лица. У меня чертов расширенный диапазон считывания реакций этой женщины, ее страхов, ее молчаливой паники. Даже если у меня все в порядке, с ней что-то происходит.

Через несколько мгновений на мой стук открывает Лондон с лакричной палочкой Red Vine во рту и геймпадом в руке.

– Titanfall [сетевая научно-фантастическая игра – прим. перев.], – объясняет она, кивает мне в знак приветствия и возвращается на диван. – Сыграешь? Лола залегла на дно.

Покачав головой, я выдаю слабую улыбку.

– Просто зашел с ней поздороваться. Она у себя?

Лондон рассеянно кивает.

– Не выходила весь день, только раз взяла кофе и хлопья.

Я иду по коридору, надеясь, что звук моих шагов по деревянному полу предупредит ее о моем приходе. Тихо стучу в дверь, поворачиваю ручку и вхожу в комнату.

Я был у нее в комнате несколько раз, и сейчас все там выглядит, как я и запомнил: упорядоченный хаос. На полу чисто, кровать аккуратно заправлена, но на всех остальных поверхностях беспорядок. В углу стоит огромный стол, на нем компьютер и графический планшет. Все остальное пространство занято карандашами, баночками с красками и стопками эскизов. Сверху повсюду разбросаны клочки бумаги, салфеток и даже обертки от жвачки, на которых набросаны какие-то заметки. Стены, как обоями, увешены панно и рисунками – некоторые из них выполнены углем, а некоторые в цвете, и смотрятся настолько живо, будто изображение на них настоящее. Пучки света пересекают потолок, я представляю, как тут, должно быть, тихо и спокойно ночами. И насколько очевидно для нее комната ощущается уютной пещерой. Комод у окна и оба ночных столика по обе стороны кровати уставлены фотографиями.