Мистер Фокс и четырехлапый купидон (ЛП)

— Что должно смущать?

— Вы, ребята, моногамны?

— Я — да.

— А Адам?

Я вздыхаю, пытаясь передать, как меня бесит ее раздражение.

— Я не знаю, Дейзи.

— ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ?!

— Я не видела его ни с кем другим! И, честно говоря, я не знаю, где ему взять время. Мы вместе каждый день, — я на девяносто девять процентов уверена, что он не встречается ни с кем другим, но я не спрашивала. Это кажется, тяжелым и неловким разговором для такой ранней стадии отношений.

— Звучит, словно вы почти не понимаете друг друга.

— Странно, я думаю, то, что сейчас мне не хватает общения. Сигнал становится хуже. Надо идти.

— Скажи своему парню — о, я имею в виду твоего друга без ярлыков и никаких привязок, — что я передаю «привет».

Я повесила трубку.

Сейчас, спустя сутки, меня бесит понимание того, что семя слов Дейзи укоренилось в моих мыслях. Мы моногамны? Я вообще хочу быть моногамной? Ха. Девушка, которая на протяжении последних нескольких лет была вечно одинокой, не уверена, готова ли она осесть. Роскошно. Месяц назад я бы отправилась на свидание с мистером Боггсом, если бы он вежливо попросил.

Я вырываюсь из своих мыслей, когда Адам открывает французские двери, ведущие на крыльцо с перилами по кругу, и говорит мне подождать его там. Мышонок бежит передо мной, в полной мере используя забор вокруг территории дома Адама. Ближайший сосед с таким же успехом может жить на другой планете. Здесь, кажется, весь мир для нас двоих.

Я сажусь на ступеньки крыльца и наблюдаю, как Мышонок отслеживает белку и срывается с места. Затем видит кролика и летит обратно. Он в собачьем раю.

Адам приносит охлажденную бутылку шампанского и два пластиковых стаканчика.

— Время отпраздновать? — спрашиваю я, беря стаканчики, чтобы он мог открыть пробку.

— Кажется уместным. Не каждый день ты продаешь дом.

Я улыбаюсь.

— Не каждый день ты покупаешь дом.

Он смеется и наливает мне так много шампанского, что оно разливается через край маленького стаканчика. Я визжу и отстраняюсь назад, но шампанское уже на моей блузке. Адам проделывает чистую работу, снимая ее через мою голову, чтобы она могла «высохнуть на крыльце».

Я смеюсь, когда он притягивает меня ближе.

— Не думаю, что это так работает.

— Она высохнет в мгновение ока, — обещает он, прижимаясь к моей шее.

— О, да? А как насчет моего лифчика?

Он уже пытается снять его с меня.

— Кажется, на нем тоже есть шампанское.

— Нам лучше зайти внутрь.

Эти слова слетают с моих губ, но они не более чем полусерьезный шепот.

— Никто нас не увидит, — обещает он, подталкивая меня к крыльцу. Адам переставляет левую ногу, затем правую, и моим приходится сделать то же самое. Достаточно скоро я оказываюсь загнанной в ловушку.

— Мышонок может увидеть, — шучу я.

Губы Адама оказываются на моей груди, целуют ключицу, а затем ниже.

— Он слишком занят белками.

Нет, Мышонок не слишком занят белками, он катается в луже грязи. Я знаю, потому что через несколько секунд он подбегает к крыльцу и отряхивается на нас с Адамом. Мы оба полностью покрыты грязью и отскакиваем друг от друга, а Адам бранит Мышонка с притворным гневом. Мышонок отвечает тем, что убегает прямо от крыльца к луже и вымазывается в грязи еще больше.

— А он точно не наполовину поросёнок? — спрашиваю я, становясь за Адамом и обнимая его за талию. Голой грудью я прижимаюсь к его футболке и поворачиваю голову, позволяя щеке прижаться между его лопатками. Мы никогда не делали этого — случайная интимность, объятия. Мы были на пути к тому, чтобы заняться сексом на крыльце, и, вероятно, продолжим через несколько минут, но сейчас я не против просто постоять здесь и почувствовать, как его сердце бьется под моей ладонью.

Он смеется.

— Прямо сейчас, я честно не могу сказать.

Делаю шаг, чтобы отступить, но Адам тянется вниз, удерживая мои руки на себе, поэтому у меня не получается отстраниться. Я рада, что он не видит, как сильно я улыбаюсь за его спиной.

* * *

На следующее утро я просыпаюсь одна в новой спальне Адама. Его недавно приобретенный воздушный матрас лежит на полу, а наши одеяла разбросаны повсюду. Мы сразу занялись боевым крещением пространства. Стена, дверь, пол из твердых пород дерева — все сыграло свою роль для нашей ночи. Черт, я бы, наверное, повисла на потолочном вентиляторе, если бы достала. Думаю, всегда будет следующий раз…

Но сначала мне нужна еда. Шампанское и пицца, которыми мы ужинали вчера, давно закончились. Я сажусь в постели, оборачивая белую простыню вокруг груди. Затем слышу голоса внизу, и не уверена... но, кажется, я также улавливаю запах свежеиспечённого хлеба. Выпечка, может, калачи. О, да.

Я, как можно скорее, сползаю с матраца и набрасываю единственную одежду, которая у меня есть: вчерашняя грязная блузка и юбка-карандаш. Чувствую соблазн одолжить что-то из одежды Адама, но его здесь нет, чтобы предложить ее мне, а я не буду предполагать, что все будет в порядке. Может, он подумает, что я сумасшедшая, раз пытаюсь украсть его футболку и оставить зубную щетку у его раковины. Хотя зубная щетка в этот момент оказалась бы очень кстати. Как бы то ни было, выдавливаю зубную пасту на палец в его ванной и «чищу» зубы, избавляясь от утреннего дыхания. Уверяю себя, что это лучше, чем ничего.

Когда выхожу из комнаты Адама, то убеждаюсь, что с нижнего этажа определенно доносятся голоса, и это не телевизор — я знаю, потому что вчера вечером у нас не было времени, чтобы настроить его. Расшифровка: мы были заняты сексуальной активностью.

Я прохожу полпути вниз по лестнице, прежде чем определяю, кто говорит.

Мама Адама.

Сукин…

— Я была так же потрясена, как и ты. Я имею в виду, она просто появилась на моем крыльце! Что я должна была сделать?

— Посадить ее на первый же самолет обратно в Чикаго, — разочарованно отвечает Адам.

Мне хочется взбежать вверх по лестнице, но теперь я достаточно близко, чтобы точно понять, что на этой кухне есть свежая выпечка. Моя любовь к теплым углеводам перевешивает способность интерпретировать социальные сигналы. Может, они смогут продолжить свой личный разговор, когда я прошмыгну, наберу полную тарелку и поскачу обратно наверх.

— Мэделин! Я понятия не имела, что ты здесь.

Я замираю на нижней ступеньке, пока Диана окидывает взглядом мою грязную одежду, взъерошенные волосы и засос, о котором я только что вспомнила. Я хлопаю рукой, чтобы прикрыть его, но она подмигивает.

— О, да... — я бурчу разумное оправдание. — Я просто проверяла Адама, чтобы убедиться, что он… эм... знает, где все включатели света.

Адам качает головой и смеется.

Его мама ведет бровью, глядя на меня и веселясь.

— Какой причудливый наряд для воскресного утра.

Пожимаю плечами.

— О, вы знаете, только потому, что это выходной, не значит, что нельзя одеваться ради успеха!

Пора бросать свою роль. Я никого не обману, даже Мышонка. Он сидит рядом с Дианой, глядя на меня — клянусь вам — с ухмылкой.

— По-моему, к твоему плечу носок прилип, — отмечает она.

На самом деле, два носка, и они Адама. Я медленно убираю их и кладу на столешницу. Мгновенно подумываю выдать шутку про «Добби свободен!», но кажется, время не подходящее (прим. ред.: В фильме «Гарри Поттер и Тайная комната» есть сцена, когда Гарри освобождает домашнего эльфа Добби от Люциуса Малфоя, подарив ему (Добби) носок якобы от хозяина. В понятии домашних эльфов, если хозяин подарил что-нибудь из одежды — эльф свободен. И он говорит фразу «Хозяин подарил Добби носок — теперь Добби свободен!»). Вместо этого неловко улыбаюсь и пожимаю плечами.