Девушка с букетом

Варя дернулась на стуле, но Лена только быстрее заговорила:

– Погоди, а то я потеряю мысль. Я же не хочу никак его очернить или принизить! Хоть это он и испортил тебе все с Зотовым! Влез и испортил! Наоборот, я настаиваю, что это обычный деловой человек, какие сплошь и рядом. И совершенно ни к чему его идеализировать… Нет, ты именно идеализируешь! А я же не говорю, что все, что ты рассказала, – неправда. Просто попробуй на эти факты чуть-чуть иначе посмотреть. Вся эта гонка на ускорение – и то успеть, и это, и пятое-десятое – это обычный нормальный инстинкт хозяев жизни: побольше под себя подгрести, постоянно расширять сферу влияния. Сегодня землица хорошо идет, а завтра, может, философия пригодится… какой дурак сейчас книжек не пишет… Не подумала, что и ты просто попала под эти жернова? Ну, положим, Зотову нужен выставочный экземпляр – а Бояринову что нужно? Почему не то же самое? И это ладно бы! Варенька, а если к тебе завтра будет потерян интерес, как к надоевшей жене или устаревшей философии, – или наоборот… Уж слишком быстро расширяется эта вселенная! Может, завтра и тебя ему будет мало, – вот что меня беспокоит!

Этот делец, хитрый, жесткий и далекий от сентиментальности, полночи сидел с ней рядом и только глядел на нее, почти не дыша, подумала Варя.

Сама Лена тоже может показаться и хитрой, и жесткой, и расчетливой – тому, кто видит, как она ведет дела, и кто не знает, какая она на самом деле.

Варя молчала. Если раньше ее мысли выскакивали наружу, то теперь ответы и реплики звучат про себя – что толку их произносить. Но в ее молчании было столько возмущения и упрямства, что Лена могла не сомневаться – подруге абсолютно все равно, что будет завтра. Никакому завтра в ее жизни сейчас места нет. И с какой стати ее тут поучают, как несмышленыша! Очень похоже на наставления Рахиль Исаковны – стоит только нагрянуть любви, как отовсюду поползут неисчислимые опасности, и жизни конец. Да к тому же непременно окажется, что это и не любовь вовсе – «найдешь, а вдруг она ложная, ложная!»…

Варя продолжала глядеть исподлобья, но Лена вдруг улыбнулась, поднялась и потянулась в шкафчик за каким-то особенным рахат-лукумом.

– Ах, Варенька, – мечтательно проговорила она, прижимая к себе коробку, и теплые огоньки в ее глазах, как свечи за замерзшими окнами, мягко улыбались Варе. – А я-то так хотела, чтобы ты перестала наконец перебиваться на свои музейские копейки и чтобы вернулась домой! Ты только не обижайся, но мне всегда казалось, что ты никогда не мечтала ходить по унылым залам и повторять одно и то же. А на самом деле с удовольствием сидела бы дома и делала свои картины из цветов! И вот предоставилась такая сказочная возможность: выходи за Зотова, сиди и делай. Он же не погонит тебя на хлеб зарабатывать. И в душу лезть не будет – соблюдай приличия и занимайся своими делами. Спокойная жизнь, творческая, светская, какая захочешь – мечта ведь, а? Еще и продвигаться поможет, выставки организовывать, с его-то возможностями… Ну неужели он совсем безнадежный зануда?!

Последние слова были просто криком души, и Варя рассмеялась.

– Да нет, он, может, и не зануда совсем, – попыталась она объяснить. – Так, знаешь: не ходите по ковру – вы протрете в нем дыру… А картины, боюсь, в его доме ни одной и не получилось бы. Нас с ним, наверное, просто нельзя в одну вазу ставить, как розы с гвоздиками. Будут терпеть друг друга и медленно убивать… А ты сама забирай его, если хочешь! – неожиданно предложила она. – Может, тебе подойдет?

Теперь рассмеялась Лена, даже рахат-лукумом подавилась и закашлялась, и Варя бросилась стучать ее по спине.

– А с Бояриновым тебе про свои картины вообще придется забыть, – заявила Лена, – одними его фантазиями будешь заниматься. Да, да, тут спокойной жизни не дождешься, это не такой человек! Ты вот представляешь, чем он займется, если удерет-таки с кладбища? Нет? И я не представляю… И еще не пойму – как тебе удалось ему язык развязать? Из него же слова не вытянешь не по делу… Тоже мне, Пьер Безухов с духовными метаниями! Заморочил бедную головушку.

– Да никаких метаний, Лен, – запротестовала Варя, – мы только и делали, что хохотали как ненормальные…

– Слушай, а Зотов больше тебе не позвонил? – перевела разговор Лена. – Не подумал, что утро мудренее и что вчера у тебя был просто нервный срыв? Папа, бомба. Все-таки такое не каждый день…

– Звонил, – пожала плечами Варя. – Я не ответила.

– А ты Бояринову звонила?

– Тоже нет пока. Еще не вечер, но сейчас от тебя выйду – и позвоню. Я если бы сразу ему позвонила, то до тебя бы просто не дошла, и мы бы с тобой так и не встретились!

– А что с работой? Будешь отпуск догуливать или нет?

– Вот видишь, еще и на работу надо звонить! Я и забыла совсем! Ничего, завтра понедельник, у нас все равно выходной, так что еще один день есть в запасе…

– Ва-аренька, – просяще и беспомощно протянула Лена, уже провожая подругу, – ты, конечно, все уже решила, с этим, видно, ничего уже не поделаешь… Только подумай еще как следует, ладно? У тебя же есть время. Ведь твой звонок не для того нужен, чтобы сообщить, что ты его любишь без памяти, это и так видно. Это же будет означать, что ты готова принять его целиком, со всеми его тараканами в голове, и с бывшими женами, и с детьми, к которым он всегда будет рваться. Все-таки варианты с женатыми мужчинами, которые то ли разведутся, то ли нет, мне всегда казались безнадежными… Кстати, а ты этим вечером как – придешь посидеть с нашими? Решили наконец собраться. Робин всех обзванивал и меня обзвонил. Просил тебе передать.

– В «Пескарях», конечно? Может, забегу на минуточку. – Варя готова была всем делать одолжение и никого не хотела расстраивать. – Не огорчайся, Лен! Мы еще букеты с тобой пособираем! Нет, не надо меня подвозить, я лучше прогуляюсь.

Лену, такую щемяще красивую и так упорно оберегающую свое одиночество, свою независимость, не ждущую ни от кого ничего хорошего, было как никогда жаль. Самозащита это все-таки или самодостаточность, как у… одуванчика, размышляла Варя, пересекая лужайку, полную ярко-желтых пушистых головок на приземистых – из-за долгих холодов – ножках. А ведь правда, семена у них образуются без опыления, и эти лучащиеся корзиночки, и нектар, и пыльца, от которой нос становится желтым, – все это растению на самом деле не нужно. Самодостаточный одуванчик.

И все равно самый радостный, самый любимый!

Колоски и метелки

Короткие гудки. Занято или отключено.

Не убирая мобильника – через несколько минут опять можно попробовать, – Варя шла по узкой тропе. Берестовский питомник вместе с офисом недалеко, но за городом, и до дома можно добраться и душным автобусом, и электричкой, и вот так пешком – среди деревьев и одуванчиков. Трава уже вытянулась и зацвела колосками и метелками, и идущая впереди девушка то и дело метелки подхватывает и, оборвав быстрым движением снизу вверх, смотрит: «петушок» или «курочка». Видимо, результат выходит не такой, как загадано, и она проверяет снова и снова. Длинные каштановые волосы блестели так же шелковисто, как волны травы под ветром. Варя давно ее узнала, но не хотела мешать и наконец потеряла терпение.

– Катя, что ты там загадываешь такое невозможное? – спросила она, поравнявшись с ней. – Со свидания или на свидание?

– Какое там свидание! – махнула рукой Катя. – Вот сбегала в Пятницкий колхоз – ну, бывший колхоз, теперь ЗАО какое-то. Они, представляешь, кроликов задумали выращивать. Все бройлерных цыплят, а они – кроликов. Что за дела? До директора не дозвонишься, вот рискнула совершить гусарский налет. Видишь, какой у нас тут разброс – от космического НИИ до мясных зайцев… А тут еще экзамен завтра, я же поступаю. – И подцепила новую метелку.

Неожиданно вышел «петушок».

– Вот видишь – сдашь, и нечего было нервничать, – обрадовалась Варя, успевшая набрать букетик и из метелок, и из колосков. Хотела спросить о кроликах, но рассудила, что будущая учеба сейчас для Кати важнее, и спросила об экзаменах – сколько их всего и сколько осталось, и зверствуют ли преподаватели, и занималась ли она на подготовительных курсах.