Тени утренней росы

Он отзывается не сразу:

— Не думай, что я не понимаю, о чем ты говоришь. Я понимаю. Но не считаю это ненормальным. Лучше спроси себя, что тебе больше нравится: жить как сейчас или жить как раньше.

— В том-то и беда, Нейл, что, вернувшись домой, я не смогу жить ни так, как сейчас, ни так, как раньше.

Вот я и озвучила мой самый главный страх.

— Это не беда, Элена. Не называй это бедой. Это будет просто другая жизнь. Все изменяется. Не бойся.

— А ты не боишься перемен? Он засмеялся:

— В моей жизни перемены происходят так быстро, что я не успеваю. Не успеваю испугаться.

Вечером я засыпаю в его постели, уткнувшись головой ему на плечо. Окно распахнуто настежь, и до нас доносятся шелест листвы в саду, звуки кошачьей охоты, слабый стрекот цикад и размеренное дыхание моря. Никаких самолетов, набирающих высоту, ведь все аэропорты расположены на северном побережье Крита. Голова у меня больше не болит.

Богоподобные силы будд и бодхисаттв следует понимать как потенциальные возможности, кроющиеся в каждом из нас — не обретенные, но раскрытые, или, в платоническом смысле, «вернувшиеся с воспоминаниями», когда помехи неведения оказываются либо постепенно разрушенными, либо внезапно превзойденными — ведь, как сказал Вордсворт, наше рождение это просто «сон и забывание»[55]->->.

16

Мы расположились напротив выхода из здания аэропорта. Я в машине с опущенными стеклами — просто женщина, поджидающая кого-то из родственников, Нейл на мотоцикле справа от меня — ну и что, надо же где-то встать, здесь полно машин, все кого-то встречают. Мы не переговариваемся, даже не смотрим друг на друга. Жара за тридцать. Колонна автобусов — туроператоры встречают и провожают своих клиентов. Горластые таксисты, шустрые носильщики, обалдевшие после перелета туристы…

Это просто ад кромешный. Я делаю глоток воды и снова перевожу взгляд на изливающийся из дверей на улицу поток пассажиров с рейса Лондон — Ираклион. Чемоданы на тележках, чемоданы в руках, сумки, баулы, пакеты… Стоящие шеренгой гиды тасуют прибывающих пассажиров, отделяя своих от чужих, рисуя в тетрадках галочки напротив фамилий.

Нейл выпрямился, бросил окурок. Сердце у меня сильно забилось. Хотя, спрашивается, отчего?

К нам направлялся слегка замученный, но улыбающийся светловолосый парень лет тридцати с сумкой через плечо. Подвижное лицо, сощуренные от солнца глаза. Он подошел ближе, и я увидела, что глаза у него разного цвета — правый карий, левый голубой.

Нейл слез с мотоцикла, сделал шаг навстречу, и они обнялись. Обнялись нежно, как любовники, а потом еще и поцеловались прилюдно. Внезапно почувствовав себя брошенной и одинокой, я подняла стекла, чтобы не слышать, о чем они говорят.

Блондин прижимал Нейла к груди, со счастливой улыбкой заглядывал ему в лицо. Я готова была расплакаться. И какой черт принес его на Крит? Сидел бы у себя в Лондоне со своей ненаглядной Этайн.

Нам остались считаные дни. Скоро я буду вынуждена уехать. Или не уезжать? Снять комнату где-нибудь на южном побережье… К Ритке время от времени заглядывать на чашечку чая. Только нужно ли это Нейлу, вот в чем вопрос. Быть может, скоро для него наступят времена, когда он будет нуждаться не в женских ласках, а в присутствии старого доброго друга.

И молвил друид Катбад:

— Если сегодня кто-то из юношей возьмет в руки меч мужа, его имя воссияет ярче всех других имен в Ирландии. Однако нить его жизни будет короткой[56]->->.

Так этот Ронан — его друг? Или жених сестры? Самые элементарные вещи ускользали от моего понимания, оставляя только растерянность и смутное чувство утраты.

Продолжая что-то говорить, блондин привязал свою сумку к багажнику, уселся позади Нейла, обхватил его обеими руками… Всего на мгновение взгляд его разных глаз задержался на незнакомке в темных очках, сидящей с бутылкой минеральной воды за рулем серебристой «киа-пиканто», но в этом взгляде не промелькнуло ни догадки, ни подозрения… Значит, ему неизвестно о моем существовании.

Положив голову на скрещенные руки, я представляла себе их путь — на запад до Рефимно, оттуда на юг до поворота на Агиос-Василиос, через прекраснейшую зеленую долину с селениями Палиолутра и Агиос-Иоаннис, через ущелье Коцифи…

В сумке у меня зазвонил телефон.

— Ты там еще не охренела от жары? — спросила Ритка с завистью. Голос у нее был какой-то невеселый. Наверное, достали дети. — Ладно, бедная моя принцесса, поскучай еще пару недель, раньше мы не появимся.

Я изобразила разочарование.

— Вообще-то я собиралась заказывать билеты на ближайшие выходные, но у Алекса начался конъюнктивит… так что сама понимаешь.

Алекс ее младшенький.

— Руки не моют, черти, — добавила Ритка раздраженно, — на улице хватаются за все подряд.

Я услышала, как она зевает.

— Гос-споди, когда ж я сдохну…

— Не говори так. — Я даже передернулась, услышав ее опрометчивые слова. — Никогда не говори, поняла?

— Ой, да ладно. Какая ты впечатлительная, ей-богу. Я ведь пошутила.

— А как Лиза? Не заразилась? Последовал подробный отчет о состоянии здоровья моей пятилетней племянницы.

— Ладно, поцелуй их за меня. — Я намекнула на то, что пора, закругляться. — Приезжайте поскорее. Жду с нетерпением.

…а может быть, Нейл повезет его не через Агиос-Василиос, а через Георгиуполис, а уж оттуда на юг, мимо горного селения Имброс — в Хора-Сфакион. Они оставят вещи в комнате, где Ронану придется проводить часть того времени, которое он не будет проводить с Нейлом, и отправятся к Костасу и Ифигении. Они будут ужинать в саду под навесом, с крыши которого спускаются вьющиеся стебли дикого винограда. Одетая в длинное черное сатиновое платье и накрахмаленный передник Ифигения поставит на стол чугунок с пловом, блюдо с улитками, нарезанный кубиками козий сыр, пироги с травами, мясом и творогом, крольчатину и маслины. И вино, много критского красного вина. Худощавый бледный англичанин обалдеет от резкого чистого запаха морской воды, от насыщенности красок, свойственной Средиземноморью, от испепеляющего зноя июльских дней и бархатистой нежности ночей.

Я все еще здесь. Я здесь. Через месяц, через два, через шесть месяцев я уже наверняка буду в Москве, этого не миновать, но пока… Высокое небо, мягкие волны, сине-стальные склоны крутых каменистых гор, источенные временем стены Кастель-Франко, улыбки и поцелуи зеленоглазого демиурга — все это принадлежит мне. Волшебство еще не рассеялось. Все, что он наколдовал для меня, по-прежнему здесь, передо мной. Я поеду домой, в Аделе, сяду с книгой на террасе и буду ждать звонка.

Он позвонил через два с половиной часа.

— Ну вот, мы уже на месте. — Голос довольно бодрый. — А ты? Как добралась? Устала?

— Нормально добралась. Где твой демонический любовник?

Я слышу хриплый смех, переходящий в кашель.

— Два вопроса, леди. Почему любовник? И почему демонический?

— У него разные глаза. И он красив, как женщина.

— Значит, он тебе понравился? Да?

— Какая разница. Главное, чтобы он нравился тебе.

Долгий стон.

— Перестань, Элена. Это смешно.

— Так он с тобой или нет?

— Сейчас нет. Я познакомил его с хозяевами и оставил разбирать вещички.

— А потом?

— Потом мы искупаемся и пойдем ужинать. Ифигения с утра не отходит от плиты. Придется созывать всех родственников и всех соседей, чтобы все это съесть. Ронан признался, что ему уже страшно.

Я улыбнулась. От сердца отлегло.

— Кстати, я сказал ему о тебе.

— Нейл! — воскликнула я с упреком. — Зачем?

— Не зачем, а почему. Потому что я собираюсь встречаться с тобой и дальше. Как, по-твоему, я должен объяснять свои исчезновения на сутки, на двое, на трое?

— И как он к этому отнесся?

— Обыкновенно.

— Что значит «обыкновенно»?

— Это значит, — объявил он тоном профессионального диск-жокея, — что праздник продолжается!

Весь следующий день, как я и предполагала, он был вынужден посвятить своему гостю, мне же только звонил по телефону. Отчитаться: здоров, не пьян. Когда же мы, наконец, заключили друг друга в объятия на террасе моего дома, это было похоже на встречу после многолетней разлуки. Запах его кожи и вкус поцелуя, как всегда, на короткое время лишили меня сил, но, отдышавшись, я немедленно приперла его к стенке.