Прежняя любовь

— Что такое манда? — спросила я.

Когда она мне ответила, я чуть не сгорела со стыда. Она также посоветовала мне не бриться, а сделать эпиляцию воском, потому что иначе волосы быстро отрастают, и при этом в паху сильно чешется.

Как я устала! Я даже с трудом пишу эти строки. Все это меня просто измотало. Теперь я понимаю, почему Дон спала до обеда, если не дольше. Я уверена, что дело было не только в наркотиках. Эта работа отнимает гораздо больше сил, чем любая другая. Но об этом позже. Пока я слишком хочу спать.

Ева

15 октября 1988 года

Я уже больше месяца работаю танцовщицей. Не правда ли, чудесно? Я работаю шесть вечеров в неделю и зарабатываю больше, чем когда я работала делопроизводителем. Так что теперь я могу позволить себе такую роскошь, как принимать ванну с включенным светом или покупать больше одной буханки хлеба в неделю. Когда я работала в офисе, я была очень бедной, но меня это устраивало, потому что я рассчитывала сделать карьеру. Я могла стать офис-менеджером или даже, последовав совету Мэгги, окончить школу и получить профессию. Мне вовсе не обязательно было становиться бухгалтером — это могло быть все что угодно.

Сейчас у меня больше денег. На жизнь мне хватает, вот только я не знаю, куда это все меня заведет. Я продолжаю искать другую работу, хотя теперь это кажется почти бессмысленным. Не могу же я указать в резюме свое нынешнее занятие, как ты считаешь?

Хотя, если честно, все не так уж плохо. Второй вечер дался мне тяжелее, чем первый. В первый вечер я волновалась и поглядывала на других девчонок. Я следила за тем, как они подходят к мужчинам, улыбаются и болтают с ними. Девушки так умело обращались со своими телами, что мужчины смотрели на них как завороженные и жаждали, чтобы они для них потанцевали. Я следила за тем, как девчонки чуть ли не садятся к ним на колени, продолжая строго соблюдать основное правило: НИКАКИХ ПРИКОСНОВЕНИЙ! — а к концу песни становятся все развязнее и почти прижимаются к клиентам, чтобы тем захотелось заплатить за продолжение танца. На шесте, установленном на сцене, в течение вечера были обязаны поработать все без исключения, но этого все избегали, потому что внизу, в зале, удавалось заработать гораздо больше.

Я знала, что никогда не смогу исполнить некоторые из элементов на шесте, дававшиеся девчонкам легко. Танцевать вокруг него было очень трудно физически. Я решила, крутясь вокруг шеста, постараться выглядеть как полная дура, рассчитывая на то, что уже после пары песен меня оттуда уберут.

Почему второй вечер был труднее первого? В первый вечер какая-то часть меня надеялась, что меня выгонят и запретят там больше появляться. Я не хотела стоять перед мужиком, сидящим с широко разведенными коленями, вцепившись в свои бедра, чтобы не схватить меня обеими руками. Свой первый танец я исполнила для молодого и симпатичного парня, одетого в серый костюм в полоску. Он пришел один, сел за отдельный столик и начал заказывать спиртное порцию за порцией, не сводя с меня глаз. К нему подходили другие девушки, но он их всех отклонял, и в конце концов мне пришлось подойти.

— Ты хочешь, чтобы я для тебя потанцевала? — спросила я.

Мой голос звучал, как чужой, возможно, потому, что я тренировалась целый день, вживаясь в роль Хани. Она ходила иначе, чем я, она говорила иначе, она танцевала иначе. Она была другой, потому что могла раздеваться перед совершенно чужими людьми, тогда как у меня с этим были большие проблемы.

Он кивнул. К этому моменту у меня в голове появилась новая зацепка — деньги, которые я заработаю своим танцем. Я сосредоточилась на причитающейся мне двадцатке. Я возвела вокруг собственного сознания непреодолимую стену, не позволяющую мне даже думать о том, что я делаю, и на этой стене огромными цифрами написала: «20 фунтов».

Заиграла музыка, и я начала танцевать, делая движения, подсмотренные у других танцовщиц, и добавляя в свой танец элементы, отработанные дома. Когда песня отзвучала, он дал мне пять фунтов и перестал меня замечать. Я молча надела лифчик и платье и отошла в сторону. Так продолжалось весь вечер, а в конце мне сказали, что я могу прийти снова. Я сжимала в кулаке пачку банкнот, которые остались после платы за право работать в клубе. Владелец клуба, Адриан, похлопал меня по заднице, похвалил за то, что я так хорошо справляюсь с новой работой, и сказал, что мы еще увидимся.

Второй вечер прошел гораздо хуже, так как я поняла, что попалась. Мне предстояло зависнуть в этом клубе на неопределенное время. Чтобы уйти, мне было необходимо вначале найти другую работу, а с учетом продолжающегося экономического спада это было очень непросто. На это требовалось время. Поэтому, пока я готовилась выйти в зал, по примеру других девчонок нанося макияж, я ощущала, как сильно меня тошнит. Такую сильную тошноту я испытала впервые с того момента, как в моей голове родился этот безумный план. Теперь это была моя жизнь. Я сама именно таким образом ею распорядилась. Я надела на себя личину вымышленного персонажа, чтобы скрывающаяся под ней настоящая девушка смогла существовать в этом мире.

Я понимала, что это именно то, чем мне предстоит заниматься в обозримом будущем, чтобы выжить.

Чтобы смыть запах дыма, алкоголя и потных ожиданий, въевшихся в мою кожу и волосы, одной ванны не хватило, но в конце концов я смогла прийти в себя и снова стать Евой.

Я просто вынуждена была оставить всю грязь на долю Хани.

Когда я в эту вторую ночь вернулась домой и легла спать, меня преследовали мысли о Дон. Я спрашивала себя, что у нее было вначале — наркотики или стриптиз? Что она говорила себе, чтобы продолжать делать то, что она была вынуждена делать? И сколько еще ей суждено прожить?

Сейчас это уже стало моей второй натурой. Мне потребовалось всего пару недель, чтобы, выходя в зал, без всяких усилий перевоплощаться в Хани. Теперь я становлюсь Хани, едва переступив порог клуба. Я сбрасываю с себя эту личину, закрывая за собой дверь и оказываясь на улице. Это мне очень помогает, потому что благодаря этому мне не приходится «брать работу на дом». Я могу все оставить в клубе, потому что девица, которая там работает, является всего лишь плодом моего воображения.

Ева

18 октября 1988 года

Я каждый день прохожу мимо этого магазина. Это всего лишь один из множества магазинов одежды, но в его витрине висит это платье…

При обычных обстоятельствах оно не привлекло бы моего внимания, и я знаю, что никогда не смогу его себе позволить. Но оно так прекрасно, что я каждый раз останавливаюсь, чтобы им полюбоваться. Нет, сказать о нем «прекрасное» — это ничего не сказать. От такой красоты захватывает дух. Обычно люди, вернувшиеся с отдыха, такими словами описывают экзотические страны, в которых они побывали. У меня и правда захватывает дух при виде этого платья, и я не могу не смотреть на него. Иногда я иду к нему, даже если мне совершенно не по пути. Оно должно быть моим! Я хочу, чтобы оно стало моим! У меня никогда не было ничего подобного, ничего настолько красивого — нет, настолько шикарного. Оно сшито из розовой ткани непередаваемого, просто великолепного оттенка.

Оно плотно облегает верхнюю часть фигуры — грудь и талию. Лиф, который состоит из двух широких полос, поднимающихся к плечам в форме буквы «V», украшен изящными блестками и поясом. Но он не выглядит чересчур откровенным, потому что полосы соединены небольшой вставкой. Юбка мягкими волнами ложится на каркас из жесткой сетки, который я ни за что не надела бы, если бы это платье вдруг стало моим. Я позволила бы ему струиться вокруг своих ног, ниспадая ниже колен.

Я его хочу.

Я хочу его так сильно, что иногда при взгляде на него мне становится трудно дышать. Я подолгу пристально всматриваюсь в него, изучая все швы и детали: длину подола, расположение блесток, игру света на мягких складках ткани. Я постоянно выискиваю в нем недостатки, что-нибудь, что оттолкнуло бы меня, позволило бы разлюбить это платье или хотя бы немного охладеть к нему.