Пастор (ЛП)

Я подумал о плачущей в исповедальне Поппи; о том моменте, когда мы стояли вместе в святилище, купаясь в Божьем присутствии. Она была не просто электронной таблицей с раздвинутыми ногами, и Стерлинг идиот, если он вырос с ней и умудрился пропустить все те глубоко духовные и эмоциональные грани Поппи Дэнфорс.

— Она намного больше, чем это.

— Как мило. Действительно мило, — Стерлинг снова надел очки. — И просто чтобы ты знал: ты гораздо меньше того, на что я рассчитывал. Я пришёл сюда, ожидая увидеть Александра Борджиа (прим.: Александр VI Борджиа вошёл в мировую историю как самый развратный и аморальный первосвященник среди безнравственных пап-меценатов XVI века), а вместо этого нашёл Артура Димсдейла (прим.: герой романа «Алая буква» американского писателя Натаниеля Готорна — молодой, но очень одарённый и уже приобрётший известность проповедник в пуританском Бостоне середины XVII в., человек, являющийся для окружающих примером праведной жизни, но носящий в сердце печать своего тайного прегрешения, мучимый раскаянием и не находящий в себе сил признаться в содеянном). Я был настолько готов к грязной борьбе и всё же подозреваю, мне не придётся сражаться вовсе.

— Это не борьба, — произнёс я. — Это личность.

— Это всего лишь женщина, Отец, — Стерлинг сверкнул широкой белозубой усмешкой. — Скоро станет моей женщиной.

Я не ответил, хотя каждая нервная клетка так и кричала: «Ты ошибаешься, ты ошибаешься, ты ошибаешься». Вместо этого я попросту наблюдал, как он бросил мне вызов, а затем, засунув руки в карманы, легко зашагал вниз по проходу, будто ничего в этом мире его не заботило.

ГЛАВА 19.

Различие между завистью и ревностью тонко, но ощутимо, если однажды вы познаете вкус и очертание обеих. Ревность хочет то, что имеет кто-то другой, например, похожие на соседские автомобиль или дом. (Или хочет быть мужчиной, владеющим сердцем своей девушки, а не каким-то мудаком, родившимся с серебряной ложкой во рту^*, у которого наверняка есть выдвижной ящик для всех его запонок.) (прим.: в оригинале WASP-y asshole, где WASP, White Anglo-Saxon Protestant, — это самое привилегированное, влиятельное и богатое меньшинство в США, это люди, родившиеся с серебряной ложкой во рту, получившие всё с самого рождения и вступившие в защищённый, чистый, белый мир. Они наследуют богатство, живут в исторических домах, особо одеваются, знают своих предков (изображения которых висят по стенам) на сотни лет назад, их высокий досуг — охота на лис, конная езда и тому подобные светские забавы в своём кругу, очень-очень закрытом.)

Зависть же ненавидит тот факт, что у кого-то есть то, чего нет у тебя; и такая ненависть проявляется в жажде искромсать шины своего соседа, потому что он не заслуживает грёбаный BMW и все, чёрт побери, об этом знают; но, если ты не можешь иметь это, ужасно несправедливо, что он получает желаемое.

Стерлинг попал в последнюю категорию. Дело не в том, что он непременно желал Поппи, не так, как, вероятно, хотел получить другие блага: новый летний дом, новую яхту или новый зажим для галстука. Но мысль о ком-то ещё, кто обладает ею, сжирала его изнутри, будто ненасытный паразит одержимости проникал в его нутро.

Сегодня у меня было достаточно времени для размышлений, потому что Поппи, видимо, пропала без вести. Сначала, после ухода Стерлинга, я пытался сохранять спокойствие, расхаживая в своём офисе и звоня ей, а затем посылая текстовые сообщения; конверт из манильской бумаги прожигал дыру в моём столе подобно алой букве (прим.: в вышеупомянутом романе «Алая буква» главная героиня всю жизнь обязана носить на одежде вышитую алыми нитками букву «А», что означает адюльтер). Что ей сказать, если она снимет трубку? Я бы просто сообщил ей, что Стерлинг нанёс мне визит, и ох, он, оказывается, следил за нами и ещё, кстати, шантажировал меня, чтобы я тебя отпустил, — абсолютно нормальная пятница, не хочешь посмотреть Netflix сегодня вечером?

Но Поппи не ответила ни на мои звонки, ни на смс, обычно же она делала это быстро, и в течение целого часа я наматывал круги по своему офису. Я просто должен пойти к ней домой. Произошедшее было действительно важно, и прямо сейчас нам нужно было это обсудить, но слова Милли по-прежнему занимали не последнее место в моей голове — нечего и говорить об этом чёртовом конверте в нескольких дюймах от меня, бывшем как чёрная дыра, полыхающая погребальным костром бьющегося грешного сердца — я боялся идти к ней домой, переживая, как бы нас не поймали… снова.

Потом мне захотелось накричать на себя за то, что я такая киска. Нам было необходимо во всём разобраться, и это было важнее всего. Мне лишь нужно пробежаться, вот и всё. Каждый видел меня бегающим в любое время дня и ночи, и, пройди я мимо старого дома Андерсона, никто бы не счёл это странным.

Я быстро переоделся в спортивную одежду, прикрепил свой телефон к руке и добрался до дома Поппи меньше, чем за две минуты. Её Fiat стоял на подъездной дорожке, но, когда я, проскользнув в сад (благодарный ещё раз за разросшиеся кустарники, предоставляющие такую чудесную маскировку), постучал в её дверь, никто не ответил. Где она, чёрт побери, была? Это очень важное дерьмо, а Поппи недоступна? Возможно, решила вздремнуть? Может, в душе?

Я постучал и стал ждать. Написал сообщение, постучал и снова ждал. Вышагивал, и ждал, и много раз стучал, а затем послал всё на хрен и отпёр дверь ключом, лежащим под горшком с бамбуком.

Как только вошёл внутрь, я мог с уверенностью сказать — Поппи не спала и не была в душе. Меня встретила гробовая тишина, которая приходит только с пустотой, с отсутствием, и, конечно, я увидел, что её телефон и кошелёк исчезли с обычного места на столе, хотя ключи всё ещё были там. Значит, она куда-то ушла без них. Может, отправилась в центр города? В кафе или, возможно, в библиотеку?

Я повернулся, чтобы уйти, но затем мысль обрела форму и ударила меня в грудь, будто была ледяным клинком.

Что, если она со Стерлингом?

Я практически сполз по стене. Это имело смысл. Я что, действительно думал, что он проделал весь этот путь, лишь бы предупредить меня? Что он объявит войну, а потом будет ждать ещё несколько дней, чтобы открыть огонь? Нет, после ухода из церкви Стерлинг, вероятно, направился прямиком к Поппи и в то время, когда я — идиот — топтал изношенный ковёр в своём кабинете, уже был здесь, убеждая Поппи пойти куда-нибудь с ним. На обед. В бар. Или в какой-нибудь гламурный отель в Канзас-Сити, где он бы трахнул её у панорамного окна.

Этот ледяной клинок поражал меня снова и снова: в горло, в спину, в сердце. Я даже не собирался бороться со змеями-близнецами, ревностью и подозрительностью, пока те обвивали мои ноги, потому что без тени сомнения знал, что был прав. Не существовало другой причины, по которой она бы игнорировала мои звонки и смс.

Она была со Стерлингом. Она была со Стерлингом, а не со мной, и я был совершенно не в силах изменить это.

***

После осознания того, что во второй половине дня Поппи не было дома, я забежал в кафе, и библиотеку, и винный сад, просто чтобы проверить, не пошла ли она поработать куда-нибудь ещё. Но нет, её не было ни в одном из этих мест; вернувшись домой, я отстегнул свой iPhone, но она по-прежнему не написала и не позвонила.

В отличие от епископа Бове.

Я не перезвонил ему.

Во время обычного сбора молодёжной группе я был разбит, сердит и встревожен. Но, к счастью, был вечер Xbox, поэтому мои разочарование и напряжение слились с теми же чувствами шумных подростков, сражавшихся со мной в игре. А в конце нашей встречи я прочитал краткую и подходящую случаю молитву.

— Боже, псалмопевец (прим.: здесь царь Давид) говорит нам, что слово твоё — луч света у наших ног: даже если мы не всегда знаем, куда ведёшь нас, ты обещаешь указать нам следующий шаг. Пожалуйста, сохрани для нас этот луч горящим, дабы наш следующий шаг, наш следующий час и наш следующий день были ясными. Аминь.