Любить, чтобы ненавидеть

— Значит, он на иглу сел? — проявила осведомленность Клава.

— А я о чем? Верка словно ошалела, к вокзалам ходить стала, о Васеньке совсем уж не заботилась. Я было сунулась с детским садиком договариваться, только кто ж его возьмет, когда бесплатных детских садов почти не стало, очереди на год… Пошла я в милицию, у нас в отделении женщина по работе с детьми, даром что старший лейтенант, а добрая и отзывчивая, и у самой двое детей, так что она помогла… Вот… А на днях Верку похоронили… Тоже передозировка, как сказал участковый. И теперь Васеньку в детский дом отдают. Кое-как упросила пару недель подождать, взяла к себе… На комнату-то соседи Веркины уже губу раскатали, заявление подали, ходят, торопят, хоть положено ждать шесть месяцев… А мне так Васеньку жалко. Опять же по закону он в комнате-то этой прописан, нельзя же ребенка так вот, взашей…

— Что же вы его к себе не возьмете?

— Куда? Своих двое внуков, да младшая дочь вот-вот третьего принесет. Они ведь рожают, не думают.

— Это да, — согласилась Клава.

— А жилищные условия ныне, хоть взвод нарожай, не улучшают.

— Это да, — опять согласилась Клава, не переставая мучительно думать, что же ей делать.

— Вот я и вспомнила: Верка, когда только обнаружила, что залетела, приходила советоваться, может, все же аборт сделать, и оставила мне телефон Гоши…

— А почему вы Дашу спросили?

— Так Верка тогда же и сказала мне, что женат Гоша, и жена у него красивая, Дашей зовут, и что любит он ее, потому что вся мастерская ее портретами заставлена. Плакала… Я записала телефон и сохранила, Бог надоумил.

Обе женщины умолкли.

— Еще немного подождешь? — спросила наконец Клава, не заметив, что перешла на «ты». — Уж больно все неожиданно, как сосулька на голову.

— Да я-то подожду, только заберут его в детдом через две недели… никаких прав у меня нет…

— Хорошо, — сказала Клава. — Я постараюсь что-нибудь придумать… Пока не знаю, с чего начать… — Она помолчала.

Но через некоторое время вскинула голову — ее явно осенила какая-то идея, затем решительно объявила: — А знаешь, Зоя Михайловна, что мы сейчас сделаем?

Женщина только пожала плечами.

— Одевай-ка малыша и собери ему вещички на пару-тройку дней.

— Вы хотите забрать его? — испугалась Зоя Михайловна.

— Именно! — и видя, как она растерялась, Клавдия добавила: — Да ты не бойся, не бойся, все уладим, я отвечаю за ребенка, не волнуйся. Еще не знаю, как все пройдет, но лучше действовать сразу и решительно. Поверь мне, чем больше думаешь и сомневаешься, тем труднее добиваться своего.

— Я верю, дай Бог вам здоровья. А как быть с документами?

— Главное — документы! Я возьму все, что есть. И вот еще… Может, какие-нибудь его фотографии найдешь?

— А как же! — встрепенулась женщина, пошла в комнату и через несколько минут вернулась с бумагами и фотографиями.

Клава взяла, рассмотрела, положила в сумочку.

Зоя Михайловна вновь вышла, говоря:

— Сейчас соберу его одежду.

Вскоре она вернулась на кухню, ведя за собой мальчика, передала Клаве объемистую хозяйственную сумку с вещами.

Клава нагнулась к мальчику:

— Меня зовут баба Клава. Пойдешь ко мне в гости?

Мальчик молчал.

— У меня дома много игрушек, ты познакомишься с хорошей девочкой, Сашенькой. Она уже ходит в школу, во второй класс. — Помедлив немного, она спросила: — Ну как, поедем, Васенька?

— Поедем, — тихо согласился мальчик.

— Погоди-ка, — неожиданно спохватилась Клава. — Ты что-то рисовал здесь, когда я пришла?

— Да, — так же тихо сказал он, взглянув на Зою Михайловну. — Мне баба Зоя разрешила…

— А ты не покажешь мне твои рисунки?

Мальчик вновь вопросительно посмотрел на соседку.

— Сейчас принесу, — с готовностью сообщила та и пошла за рисунками.

— Давай-ка возьмем их с собой и покажем Сашеньке. Ты не против?

— He-а, я еще нарисую, — мальчуган не спускал огромных печальных глаз с Клавы.

Она улыбнулась ему.

Зоя Михайловна принесла детский альбом для рисования, вручила Клаве.

— Вот… Хлебом его не корми, дай порисовать. Если есть хоть какой-никакой клочок бумаги и карандаш — так и будет сидеть, рисовать, пока не позовешь. Может, это потому, что игрушками не избалован, а может, наследственность от отца перешла, кто его знает, поди — разберись…

— А чего нам разбираться, мы ведь, Зоя, с тобой в этом ничего не смыслим, — Клава взяла альбом, положила аккуратно в сумку с вещами.

Мальчик проводил альбом взглядом и сразу погрустнел.

— Не бойся, Васенька, баба Клава хорошая, она тебя в обиду не даст, — успокоила ребенка Зоя Михайловна, обняла его, поцеловала и попросила Клаву, чтобы та позвонила ей, как только будут хоть какие новости.

— Позвоню, не сомневайся.

Клава с Васенькой вышли на улицу. Она решила отвезти его на машине. Остановила первую попавшуюся, посадила ребенка, села сама. Назвала адрес, взглянула на малыша и поняла, что он впервые едет в машине: в глазах его был восторг, два голубых озерца сияли так, как только бывает у мальчишек при виде любой движущейся техники.

— Нравится в машине-то ехать, Васенька?

Мальчик только кивнул…

Дома никого не было: Гоша пошел в школу за Сашенькой, Даша еще не вернулась с работы.

Клава раздела ребенка, умыла его и повела показывать игрушки, из которых Сашенька давно выросла, но так и не рассталась с ними.

— Скоро наша Сашенька вернется из школы, сядем обедать. Ты что больше всего любишь, Васенька?

— Жареную картошку, — немного освоившись, ответил мальчик.

— А еще что?

— А еще все другое…

Клава не очень поняла смысл этих слов, но позже, когда они уже обедали, по тому, как он жадно и с аппетитом ел, поняла, что жизнь научила ребенка не привередничать. Волна воспоминаний о собственном детстве всколыхнулась в ней, и она твердо решила: если не примут в этом доме ребенка, она уйдет от них совсем, заберет Васю и уедет жить в свою избу. Денег и здоровья хватит, чтобы поставить мальца на ноги.

Вернулись Гоша с Сашенькой.

При виде незнакомого мужчины Вася выронил из рук мохнатого бурого медвежонка и забился в угол, хлопая глазами.

— Ой, кто к нам пришел? — радостно воскликнула Сашенька.

— Знакомьтесь, это Васенька, — Клава ласково погладила его по голове, — а это Саша. А дядю зовут Гошей. Ты не стесняйся, милый, подойди к нему, подай ручку, как настоящий мужчина.

— Привет, — сказал Гоша, присел на корточки и взял в свою руку протянутую ладонь мальчика. — Откуда ты, такой красивый?

— От бабы Зои, — ответил ребенок.

— Интересно…

Две пары голубых глаз испытующе уставились друг на друга, как будто хотели отыскать в глубинах зрачков ответ на вопрос, адресованный взаимно каждому: «Кто ты?»

Гоша встал, намеревался пойти в ванную, но, вновь глянув на гостя, остановился. Лицо его выражало крайнюю степень растерянности.

— Клава, чей это ребенок?

— Наш, — коротко ответила она.

— Может, объяснишь?

— Обязательно объясню, а как же иначе. А теперь давайте-ка мыть руки и садиться за стол.

Когда стали рассаживаться, Сашенька попросила Клаву, чтобы Вася сел рядом с ней.

— Спроси у него, где он хочет сидеть, — посоветовала Клава.

— Васенька, хочешь сесть рядом со мной? — спросила Саша.

Мальчик кивнул головой и взял ее за руку.

Сашенька мгновенно откликнулась на этот жест доверия и обняла ребенка. Малыш прижался к ней и тоже обхватил ее своими ручонками.

Клава отвернулась и смахнула слезы. Кому, как не ей, было понять всю тяжесть сиротского детства, ведь именно в этом возрасте бежала она с толпой обезумевших от страха женщин и детей, спасаясь от фашистских бомб. Да, конечно, она не помнила своего имени, но свист летящих на землю чудищ она не просто помнила, а даже слышала до сих пор. «Этот звук у меня в ушах, — говорила она. — Умирать буду, а он так и будет визжать».