Проверяя Сенатора (ЛП)

основного представителя. Еще больше чертовой показушности для ее кампании.

Стискиваю зубы, складывая фотографии и иду в свободную комнату, где у меня есть

закрытый шкафчик. Если Вице–президент хоть на мгновение верит в то, что я у нее в

качестве нового представителя Конгресса, она будет крайне удивлена.

Открывая шкаф, я убираю фотографии в конверт. Беру пакет с игрушками, которые я

купил для своей маленькой сабы. Прошлой ночью, после слежки за Колином и звонка

Арчеру, я сделал крюк и приобрел несколько приспособлений для моего и Ксавии

удовольствия. Держа пакет в руке, я выхожу и запираю дверь кабинета. Это вторая дверь в

моей квартире, которую я держу запертой на ключ, и я не уверен, что будет со мной, если

меня настигнет разоблачение. Вернувшись в гардеробную, надеваю пиджак и беру

телефон. Я набираю сообщение Джексу, что я не могу пообедать с ним.

Следом набираю сообщение Ксавии: «Будь готова к сегодняшнему дню. Можешь

подъехать к 7:00 утра, чтобы помочь мне? Гибкий график».

Моя ложная скучная жизнь душит меня, а из–за кузена Ксавии в равной или меньшей

степени теоретически никчемная, я снова пришел к выводу в очередной

девятимиллионной раз пригласить ее сюда. Арчер сказал, что в последний момент он

собрался на несколько дней заняться другим дерьмом, и он вернется к моим вопросам, как

только он нападет на след, ведущий к Стиллману.

Выходя из своей спальни, я должен привести мысли в порядок в связи с тем, что сегодня у

меня день слушаний в Сенате. В моем расписании указано, что я возглавляю два

подкомитета. Я готов к битве с оппозицией, будучи одним из влиятельных членов,

раздувающих войну, если я смогу сконцентрироваться хотя бы пять секунд.

Мой сотовый молчит. Еще немного, и если она не может, я придумаю способ, как я смогу

встретиться с ней и разобраться с вставленной в ее попку пробкой. Я не хочу причинить ей

боль завтра вечером, когда буду брать ее в попку, еще две пробки одна больше другой

смягчат ее дискомфорт. Направляясь на кухню, думаю о том, что она сказала о

приготовлении пищи. Господи, когда было в последний раз, когда я готовил что–нибудь

поесть, и это не включало в себя готовку в микроволновой печи? Ответ на этот вопрос не

приходит в голову, и, прежде чем я смогу мысленно начать вести беседу с самим с собой,

жужжит мой телефон.

Она прислала мне сообщение. «Я уже в офисе и отвечаю на письма. Я могу тебе чем–

нибудь помочь, чтобы подготовиться к слушаниям? Готова сменить тему».

С тех пор как я стал получать смс–ки на свой обычный телефон, я должен контролировать

свои ответы. Я не могу спрашивать ее, известно ли ей, что ее ублюдок кузен ошивался

вчера вечером возле ее квартиры. «У меня сегодня законодательные споры и

свидетельские показания. В этом плане я силен. Если можно, мне нужен переводчик на

следующей неделе, чтобы разобраться с документами, которые должны прийти мне.

Наладить контакты. Можешь кого–нибудь предложить?».

«Язык... регион?» Снова отвечает она.

«Де–факто языком является испанский».

Она отвечает моментально. «Я могу справиться с этим. Местоположение?»

«Гавана. Куба, но также курс на Доминиканскую Республику. До встречи». Это больше,

чем я обычно пишу в сообщениях, но это не перебор – я менее общителен, чем

большинство сенаторов по отношению к своему персоналу.

***

В такой час поездка до Холмов проходит быстро. Я вхожу в свой офис, здесь темно, за

исключением уголка в конце коридора, откуда льется свет из временного офиса Ксавии.

Неожиданно приступ резкой боли появляется у меня в груди. Майра ушла в декретный

отпуск до дня Благодарения, и, учитывая, что Ксавия теперь является полноценным

сотрудником, работающим в качестве моего пресс–секретаря наполовину, мне интересно,

на что она пойдет, чтобы закончить учебу.

– Доброе утро, – говорю я, входя в ее кабинет. – Можно тебя на минуту?

Ее глаза смотрят в мои, не моргая поверх очков, в то время, как я расстегиваю и снимаю

пиджак. Я буду удерживать ее, допрашивая об университете. Она выглядит уставшей, и я

сразу задаюсь вопросом, а вдруг ее соседка все еще болеет. Я вешаю пиджак на спинку

стула напротив ее стола, наблюдая за ней.

– Дома все в порядке?

– Да. А у тебя? – Она слегка приподнимает бровь и встает, в свою очередь, скидывая свой

пиджак. Плавно бросает его на стул и также плавно двигается ко мне, сейчас только я один

пялюсь. Она покачивает бедрами из стороны в сторону, на ней платье с запахом, которое

она начинает развязывать. Черное и облегающее ее изгибы. Я представляю, как

распахиваю ее платье и использую его для того, чтобы привязать им ее к стулу, раздвинув

ноги и дразня пальцем ее клитор.

– У тебя есть что–то... целомудренно скрытое, что не дает мне по сути дела кончить в

штаны?

– Это будет чем–то похожим на то, что было вчера?

Мое сердцебиение ускоряется при звуке ее мягкого голоса, и я скольжу своим взглядом

вниз по ее телу.

– Как сказать. Хочешь, чтобы так оно и было?

– Я хочу вас и я не хочу, чтобы вы дразнили меня, Сенатор.

– Мы одни, по крайней мере в течении часа... может и больше. – Я на грани того, чтобы

предложить ей возможность встречаться рано утром в моей квартире для быстрого

перепиха, но затем я хмурюсь. Резко выдыхаю, – Дерьмо.

– В чем дело? – Она останавливается, развязывая свое платье, пока я захлопываю дверь,

запирая ее.

У меня нет плана, но у меня есть опыт. С ней частично одетой, шансы сделать что–то,

довольно высоки. Гарантированно высоки. Но сначала я должен спросить ее о Колине.

Сделав три шага, я оказываюсь перед ней и обвиваю свои пальцы вокруг ее плеч,

обхватывая ее шею большими пальцами. Ее тело ощущается невероятно таким образом, и

все, что мне надо сделать, это прижать ее ко мне. Расстегнуть ширинку. Скользнуть в нее,

в нирвану – я стискиваю зубы, потирая большими пальцами ее ключицу, говоря себе,

чтобы надо сперва поговорить. А уж потом наслаждаться ей.

– Твой кузен, – я шиплю сквозь зубы.

Бля, я собираюсь признаться ей, что находился у ее дома, в тот момент, когда мы

представляли «нас» как единое целое. Время, когда предполагалось, что мы научимся

доверять друг другу. То, что осталось от моего здравого смысла отчаянно раздражает.

Могу ли я так рисковать, разрушая хрупкий мост, возникший между нами, это священное

место, куда она впустила меня в свой мир?

– Ты имеешь в виду Колина? – Она закусывает губку и смотрит на меня.

– Да... – помедлив, я передумываю.

Мой пульс ускоряется. Я хочу ее. Без всяких тайн. Мы в тридцати восьми часах от

момента, когда я заявлю на нее права одним из самых интимных способов Дома. Каждая

клеточка внутри меня кричит, что у меня нет прямых доказательств того, что он задумал, и

если она вызовет его на ковер – он поймет, что за ним следят, а это в свою очередь

уничтожит все мои шансы выяснить, что это мразь задумала. Здравый смысл – или, скорее

всего, мой бестолковый член требует, чтобы я промолчал. Не признаваться ей в том, что у

меня есть увлечение преследовать ее, сидя в машине около ее квартиры.

Я уже выругался вслух, поэтому я не могу притвориться, что праздное любопытство по

отношении к Колину витает в моем мозгу. Я запускаю пальцы в платок, который она

носит, чтобы скрыть следы укусов, которые я оставил на ее шее.

– Он предпринимал какие–нибудь попытки связаться с тобой... ну знаешь, после прошлого

раза? В Гарварде?

– Зачем? Неужели Вице–президент сделала что–то еще? Господи, Бен!

– Погоди. – Я отпустил ее шарф, обхватывая пальцами ее за плечи и слегка встряхиваю ее.