Строптивая женщина

Вдохновленные такой многообещающей картиной будущего, женщины со смехом открыли третью бутылку шампанского.

Когда Марлена вернулась домой, на полу в гостиной, рядом с телевизором, лежал противень с остатками пиццы. Рядом валялась пустая пластиковая бутылка из-под лимонада. Морская свинка Тони шуршала под софой. Марлена была слишком разбитой, чтобы что-то делать. Она разделась, приняла душ и легла. Никлас спал рядом с открытым ртом.

— Эй, — прошептала Марлена все еще под впечатлением портрета «работающего домохозяина», — ты приготовишь утром завтрак?

Никлас что-то буркнул и повернулся к ней спиной.

— Яйцо всмятку не помешало бы.

Никлас опять что-то пробурчал.

— Да и мою обувь неплохо было бы…

Никлас захрапел.

Марлена вздохнула и подумала о Тони, которая сидела под софой и грызла ковер. Она думала о куче неглаженого белья, о пустой кладовке, о совершенно запущенном саде. Храп Никласа, заливистый и вибрирующий, достиг высших степеней виртуозности, наглядно демонстрируя ей всю тщетность былой романтики. Выпитое шампанское настроило ее на сентиментальный лад, и она, изнемогая от жалости к себе, горько вздохнула и вдруг разрыдалась. Итак, для женщин нет никакого выхода? Или она снова не за того вышла замуж?

— Яйца всмятку! — сердито сказала она и пнула Никласа ногой, однако тот даже не проснулся.

Незаметно для себя Марлена задремала и увидела во сне бушующие волны, черные как чернила. Надувная лодка плывет по этому чернильному морю с резиновыми берегами. Лодка наконец подплывает к берегу, но там обрыв, она обрушивается вниз и вновь оказывается в черной воде. Лодка крутится на месте, попадает в водоворот — и так целую вечность, снова и снова.

Марлена проснулась под утро вся в холодном поту.

И вот в таком настроении, с тяжелой головой сидела она в конференц-зале. Овальный массивный стол, за окном — серое, затянутое облаками небо, на его фоне — фасады домов, телевизионные антенны, дым над крышами. Георг Винтерборн представил всем солидного банкира: Вальтер Леонард. Он был маленький, худой, с седым, тщательно уложенным венчиком волос. Он любезно всем улыбался, а с Марленой был подчеркнуто вежлив.

Питер Рот стоял у проектора. Секретарша принесла кофе, и Марлена вспомнила тот день, когда она сидела в кабинете Георга Винтерборна и просила взять ее на работу секретаршей на приеме. Когда же это было? Почти семь лет назад?

Потом — обход всех подразделений, коктейль в кабинете Питера Рота. Даже Георг выпил, хотя не выносил алкоголь. Потом голос Андреа в телефонной трубке. Она, рыдая, говорила: «Тони в кушетке, она застряла в пружинах, не может выбраться, она задохнется, мамочка, приезжай прямо сейчас!» Но она не может, никак не может. Она позвонила на работу Никласу, но у того нет времени: он ждет звонка от доктора Ленера, или от президента химического концерна, или от бундесканцлера. Все равно.

— Андреа и сама сможет… — говорил он, а Марлена с раздражением думала: «Ах ты, засранец!»

Потом такси, поджидавшие их во внутреннем дворе, лица сотрудников в окнах, ужин в «Вальтерштубене»… Господи, если бы мама сейчас меня видела! И как хорошо, что она все-таки надела этот черный костюм, она в нем такая серьезная. Это Никлас выискал его, может, он все-таки не засранец. Но сердца у него нет, иначе он все же приехал бы домой и утешил Андреа. Марлена с трудом удерживала улыбку на лице, и, когда подали свиное филе, она снова подумала о морской свинке Тони, которая застряла в пружинах дивана. Она пошла к телефону и позвонила Андреа. Та как раз сооружала гробик для Тони.

В ночном клубе много народу, в баре — мужчины. И множество прекрасных женщин, одних или со спутниками. Одна из них очень красивая и очень одинокая — Иоганна.

Когда Марлена заметила Иоганну, сидящую на высоком табурете у стойки, в платье, от которого захватывало дух, у нее бешено заколотилось сердце. Что она здесь делает? Неужели попала сюда случайно? Их глаза встретились, однако лицо Иоганны осталось неподвижным, ее взгляд переместился на очки в роговой оправе и голливудскую улыбку Бехштайна. Она улыбнулась ему, и он застыл как вкопанный. А Иоганна снова вернулась к своему аперитиву. Аперитив перед главным блюдом. Но каким?

Марлена, как в трансе, следила за беседой. Она заметила, как Бехштайн занервничал и то и дело взволнованно поглядывал на стойку. Марлене казалось, что она кожей ощущает то воздействие, которое оказывала на него Иоганна.

Марлена танцевала с Георгом Винтерборном. Питер Рот беседовал с Вальтером Леонардом. Бехштайн решительно подошел к Иоганне и пригласил ее на танец.

— Ну и ну, этого я от него не ожидал, от нашего безупречного Бехштайна, — заметил Георг Винтерборн.

— Может быть, он не такой уж безупречный?

Георг рассмеялся:

— Не слишком ли вы строги к нему? В конце концов, он всего лишь танцует с этой дамой.

Если бы ты знал Иоганну…

— Пойдемте… После всего этого шампанского хочется выпить старого доброго шнапса. — Винтерборн пошел к бару, Марлена последовала за ним. Ей тоже хотелось шнапса, по пятнадцать марок за рюмку. Потому что на другом конце стойки смеялась Иоганна с Бехштайном. Она уже доверчиво положила руку на его плечо, ее ярко накрашенные губы призывно блестели, казалось, все лицо занимали эти сочные, яркие губы, которые лишали рассудка и не таких растяп, как Бехштайн.

— Вы давно знакомы с господином Леонардом? — спросила Марлена, чтобы отвлечься от впечатляющего зрелища.

— Он был другом моей жены.

— И каковы наши шансы?

— Неплохие. Хотя, конечно, это зависит не от одного господина Леонарда.

— А сколько ему лет? Шестьдесят пять? Семьдесят?

Георг пожал плечами.

Марлена выпила второй шнапс; потому что теперь Иоганна водрузила свою вторую руку на второе плечо Бехштайна.

— Он совсем не похож на банкира. Скорее на добропорядочного дедушку. Почему он не живет спокойно и не наслаждается жизнью?

— Он наслаждается ею.

— Занимаясь концентрацией и слиянием фирм? Перекладывая миллионы с одного стола на другой?

— Это власть, а она притягательна.

— Власть и деньги. Для мужчин это всегда самое главное, не правда ли?

Он внимательно посмотрел на нее:

— Не для всех мужчин. Как вы мне рассказывали, ваш муж совсем другой.

Наверное, ей потребуется третья порция шнапса.

— Или нет?

— Не знаю. Он очень изменился.

— Послушайте меня, моя дорогая. Самое страшное в жизни — обманывать себя. Вы совсем не хотите иметь мужа-неудачника. Как бы он выглядел рядом с вами?

Она была почти готова открыть ему свое сердце. Но тут увидела, что Иоганна и Герд Бехштайн покидают бар. Как это Иоганне удалось? Наш честолюбивый Бехштайн! Бросил банкира Леонарда и, как сексуально озабоченный подросток, побежал за незнакомой женщиной!

Георг Винтерборн сказал:

— Если он завтра утром, наглаженный и безукоризненно одетый, не будет на месте, ему придется нелегко. Давайте вернемся к остальным.

Марлена кивнула. В ее голове вертелась одна мысль: что задумала Иоганна?

На следующий день она надела шелковое платье, а из украшений — только изящную золотую цепочку. Она раньше обычного появилась за своим письменным столом, после того как на рассвете похоронила вместе с Андреа бедную Тони в саду под смородиновым кустом. Им пришлось поработать мотыгой, чтобы раскопать мерзлую землю, но в конце концов могилка была готова. Марлена бережно положила в ямку цветную картонную коробочку и засыпала ее землей.

— Не печалься, — сказала она Андреа.

— Я хотела подарить ей на Рождество целый пучок петрушки.

— Если существует рай для морских свинок, то она сейчас там, на грядке петрушки. И вспоминает нас.

Андреа улыбнулась, но глаза у нее были мокрыми.

— Я люблю тебя, мамочка…

Разве может в такой день что-то сорваться?