Легкий флирт с тяжкими последствиями

– И растаешь по весне, – добавила я, потому что Виппи Берд держала трубку так, чтобы обе мы могли слышать Мэй-Анну.

– А ты, Эффа Коммандер, – отозвалась Мэй-Анна, – приезжай и побудь здесь, пока не распустятся цветы. Ты даже не представляешь, какие здесь в Калифорнии цветы!

Мы поблагодарили ее за приглашение, но ехать отказались.

– Но вы должны, вы просто обязаны, – настаивала Мэй-Анна. – Я прошу вас, ради меня! Разве вы этого не сделаете ради меня?

– Для чего мы тебе нужны, Мэй-Анна? – спросила я.

Она на минуту задумалась и ответила:

– Я хочу видеть моих настоящих друзей. Те люди, что меня здесь окружают, не очень-то обо мне беспокоятся, да и вообще им не стоит доверять. Тони на войне, а Бастер все время в разъездах, и мне не с кем просто даже поговорить. И иногда мне одиноко, невыносимо одиноко.

Мы с Виппи Берд уже знали, что значит чувствовать себя одинокой, так что мы еще раз обсудили этот разговор и решили, что не следует подводить Мэй-Анну, и послали ей телеграмму: «НЕСВЯТАЯ ТРОИЦА СКОРО СНОВА БУДЕТ ВМЕСТЕ».

Через две недели, в поезде, идущем в Калифорнию, я спросила Виппи Берд:

– Как тебе кажется, Мэй-Анна, когда говорила, что мы нужны ей, опять притворялась?

– Знаешь, Эффа Коммандер, иногда ты бываешь просто страшной дурой, – ответила Виппи Берд.

13

Поездка до Калифорнии не стоила нам с Виппи Берд ни цента – за исключением обеда в ресторане первого класса, обеда, вставшего нам в сумму, на которую можно было целую неделю прилично питаться у Геймера, уж поверьте мне, специалисту ресторанного дела. Правда, там были накрахмаленная скатерть, и белоснежные салфетки, и столовые приборы из настоящего серебра, так что подобная красота, возможно, и стоила отдельных денег. Я заказала куриную котлету, которую принесли вместе с хорошей порцией картофельного пюре, и мороженое в вазочке – точно так же, как у Геймера.

Покончив с обедом, мы сидели у окна и, словно две миллионерши, пили кофе с лимонным пирогом и наблюдали за проносящимися мимо нас пейзажами и скоплениями машин на переездах. Люди в машинах махали нам руками, и мы в ответ махали им, но больше всего нам нравилось слушать сигнал сирены, нарастающий по мере приближения к переезду, а затем постепенно исчезающий.

Но больше всего в поезде нам понравился клубный вагон, где можно было посидеть, вытянувшись в мягком кресле, полистать журналы и полюбоваться видами за окном. Мы с Виппи Берд уже знали, что в поезде и на вокзале журналы стоят гораздо дороже, чем в городе, и поэтому заранее запаслись достаточным их количеством. Еще мы знали, что ни в коем случае не надо покупать сигарет у носильщика на вокзале, потому что он будет ожидать чаевых, и поэтому взяли с собой целую упаковку «Лаки Страйк». Сидя в клубном вагоне, мы элегантными движениями, почище самой Мэй-Анны, прикуривали друг другу сигареты, подзывали проводника, заказывали ему коктейль «Манхэттен» и читали «Сатердей ивнинг пост» и «Тайм».

На второй вечер нашего путешествия мы снова после ужина пришли в клубный вагон, где один мужчина в одноцветном костюме-тройке заказал нам по стаканчику виски, чтобы, как он выразился, нам лучше спалось, и спросил, куда мы едем.

– К морю, – ответила Виппи Берд так, словно мы ездим в Калифорнию каждый год.

Она любила иной раз пустить пыль в глаза, и порой это у нее получалось.

– Живете там? – спросил человек.

Сигарета у него была в мундштуке, и потом мы с Виппи Берд тоже купили себе такую штучку, ведь и сам президент Рузвельт тоже пользовался мундштуком.

– Нет, мы едем в гости к подруге.

– В Лос-Анджелес? – спросил он.

– В Голливуд, – ответила она, пуская табачный дым ему через плечо.

На самом деле мы ехали не в Голливуд, Мэй-Анна жила в Беверли-Хиллз, но это звучало не так сногсшибательно.

– Наша подруга – киноактриса.

По его взгляду было видно, что он ей не верит.

– Джоан Кроуфорд или Геди Ламарр? – спросил он, думая, что ловко поддел нас.

– Джоан Кроуфорд – не из Бьютта, а Геди Ламарр даже не американка, – ответила я.

– А что, разве есть актрисы из Бьютта? – поинтересовался он, и я почувствовала, что начинаю его тихо ненавидеть.

– Марион Стрит, например, – сказала Виппи Берд, но он только ухмыльнулся в ответ.

Виппи Берд повернулась ко мне и хотела что-то сказать, но я слегка покачала головой, ведь мы никогда не хвалились своей дружбой с Мэй-Анной, и ни к чему было поддаваться на всякие мелкие провокации.

– Так вы – подруги Марион Стрит, – продолжил наш собеседник.

– Наше дело знать, а ваше дело догадываться, – сказала я, и мы с Виппи Берд поднялись и ушли в свое купе.

Мэй-Анна, кинозвезда первой величины, прислала нам не просто железнодорожные билеты, а билеты на поездку в двухместном купе повышенной комфортности, с отдельным душем и туалетом, так что нам не приходилось ждать очереди вместе с обычными пассажирами в коридоре вагона.

Открыв дверь своего купе, мы мгновенно забыли раздражение, вызванное надоедливым мужиком в клубном вагоне, потому что на столе нас ждала большая бутылка шампанского в ведерке со льдом.

– Мэй-Анна подумала и об этом, – сказала Виппи Берд, вынимая шампанское из ведерка, пока я распечатывала конверт.

– Это не от Мэй-Анны! – воскликнула я, и Виппи Берд тут же положила бутылку обратно.

– Если это прислал тот придурок из клубного вагона, – объявила она, – то я не буду его пить.

– Это от Бастера, – сказала я, – вот, здесь написано: «Осушим до дна наши бокалы за «несвятую Троицу»! С любовью, Бастер».

Мы с Виппи Берд сначала выпили за Бастера, потом за Мэй-Анну, и когда в бутылке оставалось уже совсем чуть-чуть, мы выпили и за мужчину из клубного вагона. В результате мы выпили достаточно, чтобы крепко заснуть, и когда проснулись следующим утром, поезд шел уже по солнечной земле Калифорнии.

Высылая билеты, Мэй-Анна написала нам, что мы должны сойти с поезда на вокзале в Лос-Анджелесе и не двигаться с места, пока ее шофер сам не найдет нас. На вокзале в Лос-Анджелесе было столько народа, сколько я никогда в своей жизни не видела, даже перед редакцией газеты в день чемпионского матча Бастера людей собралось гораздо меньше. Мне трудно было даже представить, как кто-то может нас разглядеть в такой толпе, но все произошло словно по волшебству – человек в сером кителе, серой шапке с козырьком и кожаных сапогах появился из толпы прямо перед нами и спросил: «Простите, это не вы миссис О'Рейли и миссис Варско?» Мы сразу поняли, что это и есть шофер Мэй-Анны, потому что точно таких мы видели в кино.

Мы с Виппи Берд смотрели на него в полном замешательстве. Мы знали, что Мэй-Анна хорошо, даже очень хорошо зарабатывает, но, увидев своими глазами этого шофера, мы поняли, что она не просто богата, а по-настоящему купается в деньгах. «Миссис О'Рейли?» – обратился ко мне шофер.

– Меня зовут Эффа Коммандер, а она – Виппи Берд, – ответила я.

– А меня зовут Томас, и я позабочусь о вашем багаже. Пожалуйста, следуйте за мной – наш автомобиль ждет вас сразу у выхода из вокзала.

В этот самый момент, двигаясь боком, с широко открытым ртом и переводя взгляд с нас на шофера и обратно, мимо прошел наш знакомый из клубного вагона, и Виппи Берд обдала его высокомерным взглядом, который составил бы честь любой профессиональной актрисе. Шофер щелкнул пальцами, откуда-то сразу выскочил носильщик, подхватил наши вещи, и мы все пошли к выходу с вокзала, где увидели огромный лимузин.

Это был «Кадиллак», совершенно белый и снаружи, и внутри. Как потом оказалось, у Мэй-Анны все было белым: и дом, и вещи.

– Не желаете ли чего-нибудь выпить перед тем, как мы тронемся? – спросил шофер.

– Это в девять-то утра? – ответила вопросом на вопрос Виппи Берд.

На самом деле мы с ней были бы не прочь заложить за воротник, но мы ведь только полчаса назад позавтракали.

– Очень хорошо, раз так, – сказал он, и нам с Виппи Берд пришлось сдержать себя, чтобы не рассмеяться и ненароком не задеть его лучших чувств. – Мы направляемся прямо к дому мисс Стрит в Беверли Хиллз, – объявил он. – Сейчас у нее перерыв в съемках, поэтому она дома. Она не любит сама встречать гостей на вокзале.