Возвращенный рай

Он сжал на коленях руки. Его голос звучал тихо, но в этой сдержанности было столько муки, что у Кэтрин исчезли последние остатки гнева, сменившегося ужасной догадкой.

– Вы хотите сказать?..

– Я не хочу говорить об этом, – хрипло произнес Пол. – Но очень хорошо понимаю такие чувства.

Какое-то время Кэтрин не могла произнести ни слова: он вдруг открылся перед ней совсем в ином свете.

– Простите меня, – вымолвила она. – Пожалуйста, скажите… что произошло?

– Я сказал, что не хочу говорить об этом. Ограничусь лишь немногим: когда началась эта проклятая война, у меня были жена и дочь. А теперь… ну, теперь их нет.

– Простите меня, – повторила она, зная, что никакими извинениями тут не поможешь, и положила ладонь на его руку, не найдя лучшего способа выразить свои эмоции: сожаление, что она неверно судила о нем, стыд за свой эгоизм и такое глубокое сочувствие, как будто это она сама потеряла дорогих и близких. Несколько секунд они сидели не шевелясь, объединенные единым чувством, в котором не было ничего плотского, хотя руки их соединились. Это было скорее слияние душ, утешавших и получавших утешение.

Пол первым вышел из оцепенения. Слегка пожав ее пальцы, он положил ее руку на рулевое колесо.

– Думаю, нам следует возвращаться в Савиньи, – произнес он.

Двумя днями позже Пол зашел на жилую половину супругов, когда Кэтрин уже готовилась спуститься к ужину.

– Шарля нет дома, верно? – тихо просил он, открыв дверь.

– Нет, он спустился, чтобы обсудить кое-какие дела с отцом.

– Я слышал, как он спускался, и решил поговорить с вами. Сегодня вечером мне надо будет уйти.

– Прямо сейчас?

– Нет, попозже. После ужина. Если ужин затянется, я попрошу меня извинить под предлогом, что надо готовиться к занятиям. Но если начнутся вопросы, я был бы вам признателен, если бы вы меня прикрыли.

– Конечно, я это сделаю.

Кэтрин не было необходимости спрашивать, куда он уходит или что затеял. Когда Пол вышел из комнаты, она выглянула в окно. Ночь уже опустилась, но небо было безоблачным, в бархатной мгле мерцали звезды, луна своим призрачным светом серебрила покрывшиеся изморозью кусты. Прекрасная ночь для операции бойцов Сопротивления. Отличная ночь для того, чтобы умереть.

Кэтрин не знала, почему внутренний голос так отчетливо произнес эти слова. Она вся затрепетала, ее схватило предчувствие ужаса. Но она знала, что на этот раз она боялась не только за себя или за свою семью, и даже не за Ги. Сердце ее сжималось от страха за человека, который именовал себя Полом Кертисом.

Примерно около половины двенадцатого Пол тихо затворил дверь в свою комнату, прошмыгнул по коридору и спустился по лестнице. В замке было темно и тихо, если не считать легкого поскрипывания деревянных половиц. Пол благодарил провидение за то, что семья в этот вечер рано улеглась спать. Объяснялось это не только удачей – все устали от продолжительных рабочих дней. Пол предусмотрительно открыл запоры на своем окне – щелчок тяжелого запора мог бы прозвучать слишком громко в эту холодную, бодрящую ночь и выдать его; проверил надежность стволов дикого винограда, покрывавшего наружную стену, который он в первую же ночь приезда сюда решил использовать в случае необходимости ля побега. Без крайней нужды он не стал бы спускаться таким образом. Растения могут выдержать его вес, а могут и не выдержать. Во всяком случае, сегодня ему не придется выяснять это. Когда в доме все затихло, Пол надел черный свитер с широким воротником и вельветовые брюки, измазал лицо сажей, засунул в карманы фонарь, пистолет и фляжку с коньяком. Неся в руках ботинки, он выскользнул из замка через боковую дверь.

Было тихо и свежо, луна освещала сад, позволяя легко ориентироваться на центральном дворе. Ему надо было пройти к границе поместья, где спрятан велосипед. Пол подумал, что эта ночь идеальна для вылетов. Он был уверен, что операция состоится еще до того, как поймал Би-Би-Си, и закодированное послание, которое понял только он, подтвердило это. «Ле бебе с'аппель Жак» – «ребенка назвали Жаком» – может показаться непонятной ерундой всякому. Но для Пола эта фраза была исполнена важного смысла. Сегодня «Лисандер» вылетит из Англии с хорошо подготовленным радистом и экспертом-подрывником па борту. Пол должен встретить их.

Ему стало жарко, он завертел педалями быстрее, чем надо, осматривая небо в поисках дуговых прожекторов, что могло означать приближение полицейского патруля, и прислушиваясь, не шумит ли поблизости мотор. Но все было тихо. Он еще раз мысленно все повторил: все продуманные им детали операций, которая начала осуществляться с момента посещения им хирурга два дня назад в городе Периге. Его люди получили инструктаж и подготовились – Альберт, фермер, владелец грузовика-фургона, в котором отвезут двух вновь прибывших в безопасные дома; Жан Луссак, станционный смотритель, он любил, чтобы его включали в операции; и два местных парня, за которых поручился Альберт и которые будут дозорными. Всем им надо лишь слушать Би-Би-Си, как делал он сам, чтобы знать, в какую именно ночь к ним прилетят. Пол надеялся встретиться с «Лисандером» не в одиночку, а со своими соратниками, чтобы сразу отвезти тех двоих на место. Но, во всяком случае, они приземлятся в удобном месте, а не на вспаханной борозде, как Пол, когда его в первый раз забрасывали во Францию.

Подъезжая к полю, которое избрали для посадки самолета, Пол увидел припаркованный фургон и испытал чувство облегчения. По крайней мере, Альберт услышал послание и, надо полагать, успел передать остальным. Пол сошел с велосипеда, прислонил его к живой изгороди и подошел к фургону.

– Значит, вы уже на месте.

– Да, но Жан не смог приехать. Он простудился.

– Ничего. Обойдемся без него. Отличная почка выдалась. Пилот легко разглядит наши опознавательные знаки. Думаю, они прилетят вовремя.

– Если не нарвутся на зенитки.

Альберт был суровым человеком, но надежным. Он ненавидел бошей с такой яростью, что эта страсть заставила его поменять свое мирное ремесло на активную борьбу в рядах Сопротивления. Сейчас он жевал бутерброд с колбасой, и его слова звучали невнятно.